Огненные фарватеры

Конечно, мне, одному из многих командиров кораблей, об этом плане ничего известно не было. Просто однажды я получил приказ принять грузы инженерного отдела тыла флота и доставить их на Островную базу. Сперва «Онега» направилась в Каботажную гавань — самую дальнюю и самую тихую в Кронштадте. Здесь у причальной стенки стоял старый броненосец «Петр Великий». Точнее — то, что от него осталось — корпус да надстройка. Но корпус, за мощной броней которого хранилось неисчислимое, по нашим представлениям, количество морских мин самых разных типов и размеров. Бывший броненосец стал блокшифом, то есть просто складом мин. С него-то мы и приняли более 200 пустых корпусов мин образца 1908 года, самых малых размеров. Потом получили приказ идти к Петровской пристани. Не успели ошвартоваться — к борту подтащили плавкран. Откуда-то появился представитель инженерного отдела и сообщил, что на «Онегу» будет погружено шесть больших рейдовых бочек весом по три тонны каждая и столько же железобетонных мертвых якорей такого же веса. Я тут же ответил представителю, что на острове нет крана и нам бочки и якоря не выгрузить. Начался спор. И тут на корабль пришел командующий КМОР контр-адмирал Левченко (кстати, отец нашего штурмана).

— Что за шум? — поинтересовался Гордей Иванович.

Ему тут же была выдана жалоба на командира «Онеги», который не хочет выполнять приказ, мотивируя это такой безделицей, как отсутствие выгрузочных средств на Лавенсари. Адмирал выслушал нас обоих и быстро подвел итог разговору:

— Груз возьмешь, командир! — Отправил берегового товарища налаживать погрузку и объяснил, когда мы пришли в каюту: — Выгружать никуда не надо: бочки с якорями выставишь в линию. — Он показал по карте, лежащей на моем столе. — Примерно вот так. Точнее, тебе поставит задачу контр-адмирал Жуков. Ясно?

— Так точно. Но при всем могу доложить, что это работа не сетевого заградителя, а киллектора. Правда, на «Онеге» есть две лебедки, но на полторы тонны всего!

— Отлично! Две — и на полторы тонны каждая. А еще налицо голова у тебя и у твоего помощника. Боцман у тебя молодец, да и механик. Пошли далее. На фарватере должны быть ворота и на них — брандвахта. Как ты думаешь, ворота закрыты?

— Так точно.

Я, кажется, все понял и начал прикидывать, как после установки бочек стану возиться с натяжкой троса между ними и расстановкой корпусов мин по этому тросу, о чем в походе потолкую с помощником и мичманом Завирухой…

— Значит, решили, командир. Кроме тебя, эту работу делать некому, ибо киллектор на остров просто не дотопает. Однако не все. С «Красного знамени» подняты пушки, пять стотридцаток. Погрузишь на корабль их стволы и доставишь в Кронштадт. А мы их тут установим на берегу для дела…

К 18 часам 5 июля 1943 года мы закончили приемку имущества и оборудования и почти тотчас отдали швартовые. Уходил я в море с тяжелой душой — ветер дул от норда…

Дымзавеса вставала поперек фарватера, враг обнаружил нас. Едва конвой прошел Толбухин маяк, старшина 1-й статьи Андрей Попов доложил:

— Тридцать две вспышки на северном берегу!

Фонтаны от взрывов снарядов поднялись перед памп. Следующий залп — недолет. А потом, несмотря на маневрирование, снаряды стали ложиться у борта и осколки застучали по корпусу и надстройкам. Сразу же вспыхнул огонь: горели дымшашки в своих креплениях, киноленты — мы везли на остров ящики с фильмами. Валил дым из кают-компании, из офицерских кают. Аварийная партия во главе с мичманом Завирухой и старшим краснофлотцем Жубриным сперва повыбрасывала за борт горящие дымшашки и киноленты, груз крайне опасный. Затем аварийщики принялись тушить пожар в надстройке. Им помогала вся верхняя команда — комендоры, пулеметчики, минеры…

А обстрел продолжался, снаряды падали вокруг корабля. По скромным подсчетам, их было выпущено по «Онеге» 384 штуки. Но урона мы не понесли. Видимо, комендоры с Красной Горки и Серой Лошади сбили прицел у врага. Мы считали, что легко отделались: с пожарами справились, боевых повреждений не имели и раненых не было. Правда, наш боцман мичман Завируха получил легкие ожоги кистей обеих рук и по этому поводу был осмотрен главным хирургом флота генерал-майором медицинской службы Михаилом Семеновичем Лисицыным — он шел на нашем корабле на Островную базу вместе с несколькими хирургами для каких-то проверок.

На Лавенсари корабль сразу же встал к деревянному пирсу, на котором лежали стволы от стотридцаток. После того как покончили с разгрузкой корпусов мин, я обратил внимание на то, что куда-то запропал боцман.

— Он за бревнами подался, — доложил помощник Василий Степанович Лобанов. — На катки для пушек и мертвых якорей.

— Добро.

Стволы лежали у кромки пирса, многотонные, с мощными казенниками и затворами. Я засомневался: возьмем ли? Но помощник объяснил, что они с боцманом все продумали — про катки и систему оттяжек: палуба нашего сетевика была ниже кромки причала. Продумали расстановку людей. В общем, все, что должно обеспечить погрузку и полную безопасность при ней. Повезло: налета авиации не было, артобстрела тоже. Спокойно, хотя и не без труда, размочалив железом толстенные деревянные брусья, погрузили стволы на палубу. Затем приняли еще кое-какие грузы и отошли на рейд.

В сумерки я вышел на палубу. Швартовные бочки возвышались круглыми громадами, удавами змеились толстенные цепи. Железобетонные мертвые якоря излучали сырость, которую они, как мне казалось, накопили за долгие годы пребывания на дне. Пушки с «Красного знамени», прижатые к палубе тросами креплений, сиротливо глядели мощными жерлами прямо мне в глаза. Ночь прошла спокойно.

Рано утром 7 июля 1943 года корабль вышел на линию оборудования бонового заграждения. Полагаю, нет необходимости рассказывать, как под руководством капитан-лейтенанта Лобанова и мичмана Ивана Григорьевича Завирухи нам удалось выставить в назначенных местах рейдовые бочки. Замечу лишь, что этот летний день благоприятствовал нам в работе — пасмурное небо, ни ветра, ни волн. Так что можно было не опасаться налета вражеских самолетов. Но чем ближе дело подходило к завершению, тем, к нашему огорчению, все более погожим становился день: сперва облака стали подниматься, потом в них образовались «окна», — в них внимательно вглядывалась вся верхняя вахта. Работу все же мы закончили спокойно, пообедали и даже сумели немного отдохнуть. Я тоже вздремнул в каюте. Поднял меня сигнал тревоги. Выскочил на мостик и увидел, как из-за облаков вываливается «мессершмитт» — и прямо на «Онегу». Он сбросил две бомбы и снова нырнул в облака. Небо очищалось удивительно быстро. Через какие-то 20 минут видимость стала на все десять миль, и тут же на острове объявили воздушную тревогу. Корабль наш — на ходу, личный состав — по местам, готовы!