Огненные фарватеры

Из штаба я направился на фабрику «Канат». На улицах города было не слишком темно: шли машины, правда, с затемненными фарами, громыхали трамваи, в окнах которых светились синие лампочки. На Петровском острове все выглядело по-иному: тут была полная темень. Не скажу, что темно и пусто, — все время приходилось обгонять колонны красноармейцев, следовавшие в ту же сторону. Бойцы были в валенках, в полушубках. Иногда и меня обгоняли — автомашины, тащившие на прицепе пушки. Что это были за орудия, я не знал, — вот если бы морские!.. У ворот «Каната» я задержался, пропуская какой-то армейский строй.

Наконец — пирс. Здесь значительно светлее: синие лучи света от нескольких больших ламп падали на причальную стенку, у которой лагом, то есть борт к борту, было ошвартовано три или четыре БТЩ. Выше по течению Малой Невы, все у того же длинного деревянного пирса, стояли тральщики из 17-го ДТЩ — «Осетр», «Олонка», «Тюлень» и др. На пирсе, под одной из ламп, стояла группа офицеров — капитан 1-го ранга Богданович, командир дивизиона БТЩ капитан 3-го ранга Опарин и дивштурман 17-го дивизиона Савенков. Как положено по службе, я доложился Богдановичу.

— Ты был у Вайсмана и тебе все ясно? — спросил он.

— Так точно, товарищ капитан первого ранга.

— Товарищ Опарин, этот лейтенант пойдет сегодня штурманом конвоя. Устройте его на флагманском корабле.

Вместе с комдивом мы подошли к сходне, по которой поднимались красноармейцы. Дежурный по кораблю увидел начальство и задержал поток армейских товарищей. Мы поднялись по трапу в надстройку и здесь встретили командира корабля.

— Знакомьтесь, товарищи. Штурман конвоя лейтенант Люблинский. Командир Т-217 капитан-лейтенант Константин Матвеевич Буздин.

Вдруг откуда-то появился еще один лейтенант.

— Отлично, — сказал Опарин. — А вот и штурман Буздина.

— Пошли в кают-компанию, — пригласил всех командир. По пути он ткнул рукой в дверь одной из кают и сказал: — Здесь будешь жить. Ну, а сейчас чайку попьем. — Тут Буздин внимательно оглядел меня, покачал головой: — В ботиночках и фуражечке целую ночь на мостике? Околеешь! Да и шинель ныне не по климату!

В коридоре мы разделись и зашли в кают-компанию. Чай уже ждал на столе. Минут через двадцать я направился в каюту. Возле ее двери стоял старшина 2-й статьи. Руки его были заняты какими-то вещами. Командир корабля, посмотрев на часы, сказал, что ровно через час съемка со швартовых, и посоветовал за это время не только переодеться, но и войти в курс дел. Мы были втроем — штурман корабля, я и баталер, принесший мне теплую одежду: изрядно поношенные сапоги с новыми байковыми портянками, носки, ушанку и совершенно новый костюм из мягкой кожи на собачьем меху.

На мостике все было готово к походу. С крупномасштабной навигационной карты, спрятанной под навесом штурманского стола и освещенной электролампой, на меня смотрели до мелочей изученные очертания Невской губы, устье Невы, Морской канал, Большой корабельный фарватер, Урицк, Стрельна, Петергоф, пункт нашего назначения — Ораниенбаум. И конечно, остров Котлин, кронштадтские форты и рейды. Подумалось о том, что сотни раз здесь хожено и перехожено за годы войны и все настолько известно, что кажется, тут можно вести корабль с закрытыми глазами и не наткнуться ни на что, как дома, в хорошо обжитой квартире. А вот Петровский фарватер и Северный — самая сложная часть нашего пути. Сложная оттого, что вплотную очень малые глубины: справа по ходу — Крестовская мель, слева — мель Вольного острова. Конечно, на берегу створы, они обозначают все «колена» фарватера. Но флагштурман говорил и о судовом ходе, наиболее глубокой части фарватера, напомнив, что он не всегда совпадает с направлением этих самых створов. Именно напомнив, ибо я тоже знал о такой особенности — спасибо все тому же флагштурману Вайсману, которого я от самого ледостава и до сей минуты в душе поругивал.

Дело в том, что военная кампания 1943 года досталась нам нелегко. Мы смогли бы отдохнуть лишь тогда, когда катера подняли на стенку и у нас возникла передышка до самого ухода в ОЗО. Но… передышки не получилось: в штабе ОВРа организовали регулярную учебу штурманов по специальности. Конечно, с одной стороны, флаг-штурман имел непререкаемый авторитет как специалист. Но с другой — мне думалось, что он такой же офицер, как все прочие, только закончивший академию и поэтому глядящий на нас свысока. Но служба есть служба, и на войне — учились, старались, как ни вздыхали… Теперь, оглядываясь назад, я по-иному оцениваю те занятия: дело в том, что кроме штурманов, закончивших «нормальные» военно-морские училища, были и такие, которым война выделила на обучение 10 месяцев специальных офицерских курсов «при училище». Для них эта учеба была равнозначна находке клада. Вот почему Вайсман старался вовсю. На одно из последних занятий он привел какого-то капитана 3-го ранга из гидрографии флота, и тот целых четыре часа толковал нам про Петровский, Северный и Елагинские фарватеры, про Большой корабельный фарватер, про особенности плавания в Невской губе. Затем последовало еще и семинарское занятие. И волей-неволей длину участков, их направление и глубину в самых ответственных местах мы знали буквально наизусть. Конечно, я и некоторые мои товарищи, обладатели высшего военно-морского образования, полагали тогда, что вся эта учеба нужна флагманскому штурману лично, для поднятия своего реноме.

И вот я на мостике Т-217 и все это вспоминаю — вспоминаю едва ли не каждый метр пути. И думаю, что знаю путь не только я, но и командир БТЩ, и его штурман, также прошедший «академию Вайсмана». В общем, так оно и было, как удалось убедиться тотчас, как только я заглянул под навес штурманского стола: на карте — небольшая табличка с цифрами, поясняющими, как точнее следовать по судовому ходу. Здесь я особенно понял, что учеба нам всем без исключения была на пользу.

Прозвучал сигнал боевой тревоги. Я понял: погрузка закончена, сейчас пойдем. На мостик поднялся командир корабля и, повернувшись ко мне, спросил:

— Ну как, штурман, в такой одежде лучше?

— О чем разговор!

Тут раздалась команда «смирно», наверх, на мостик, поднялся капитан 1-го ранга Богданович.

— Разрешите обратиться? — спросил я и, когда он кивнул, продолжил: — Разрешите доложить предложения на переход.

Богданович внимательно выслушал меня, посмотрел на карту, задал несколько вопросов, а потом тихо сказал:

— Хорошо. Так и пойдем. Командир, — он обернулся к капитан-лейтенанту Буздину, — снимайтесь и давайте сигнал кораблям конвоя.

Т-217 медленно шел вниз по Малой Неве, со скрежетом ломая и раздвигая лед. Остальные корабли тоже снялись со швартовов.

— Командир, передать на корабли: «Следовать точно в кильватер», — приказал Богданович. — И еще — «проверить работу кильватерных огней»…