Огненные фарватеры

И тут надо заметить, что противнику было легче, чем нам. Его торпедные и артиллерийские катера имели водоизмещение в два-три раза больше нашего. Мы знали, что немцы не преминут воспользоваться своим преимуществом. И кроме того, им известно, что русские, как правило, не упускают таких ночей, как эта, для проводки своих конвоев.

Врага мы обнаружили около полуночи на подходе к острову Сескар, от норда, кабельтовых в десяти, практически на дистанции торпедного залпа. Это представляло крайнюю опасность для кораблей, которые мы прикрывали. Только немедленная ошеломляющая атака могла отвести беду. Но решиться на нее мы не могли: наши МО и СК прикрывали конвой с левого и правого бортов, враг же был только справа. А вдруг это лишь отвлекающий маневр противника и слева окажется подводная лодка врага или пара-тройка его катеров? Для того чтобы принять решение, ситуация давала секунды на размышление. Карту этих мест я знал наизусть. Почти еженедельно приходилось плавать в этих квадратах моря. Тактику врага я тоже знал довольно сносно. Отсюда напрашивался вывод: лодки нет — мала глубина.

— Скубченко, радиста!

— Есть радист!

— Торпедные катера на норде, — дал я команду открытым текстом. — Атаковать! — и определил каждому катеру его цель.

На самых полных наши МО и СК устремились на врага, открыли огонь из орудий и пулеметов. Ночь озарилась яркими цепочками трассеров, вспышками выстрелов и разрывов. Бой шел, как любил говорить наш флагманский артиллерист Печатников, «на дальностях настильной траектории», а проще — прямой наводкой. Противник тоже не скупился на огонь. С мостика СК-122 я наблюдал за боем, уточнял задачу то одному катеру, то другому. В какие-то мгновения обращал внимание на «Старый большевик». Здесь все шло, как надо. Командир Скубченко умело маневрировал, уклоняясь от вражеских трасс, ставил свой корабль в такое положение во отношению к противнику, при котором стреляли и автомат, и ДШК, а помощник Берилов руководил стрельбой. Чувствовалось, офицеры понимают друг друга. И вот уже горит один из вражеских катеров, другие тоже получили свое и стараются отойти подалее, бесприцельно сбрасывают торпеды — лишь бы освободиться от опасного груза. Наконец, противник поставил дымзавесу и ушел, спрятавшись за ней.

Бой закончился, МО и СК заняли свои места в охранении конвоя: нет никаких гарантий, что враг снова не попытается атаковать нас. Однако все обходится, — больше этой ночью фашисты не появились, и на рассвете конвой благополучно прибыл на рейд Лавенсари. Навстречу нам с местного аэродрома взлетели истребители — ожидался налет авиации противника. Мы тоже получили приказ подготовиться к его отражению.

В общем, шел обычный день войны, о котором в сводке Совинформбюро будет сказано: «На фронтах ничего существенного не произошло».

День за днем, от похода к походу, от боя к бою совершенствовалось ратное мастерство моряков СК-122. Мягче стал характер самого Скубченко: он как бы оттаивал, лучше узнавал своих подчиненных. Теперь он не столь категорично относился, допустим, к улыбке, то и дело мелькавшей на устах младшего лейтенанта Берилова. Знал, что в лице старшин 1-й статьи Павлова и Романова имеет надежную опору в любом деле.

Все на дивизионе уважали секретаря парторганизации Федота Федотовича Недопаса. Он ходил с нами в боевые походы, жил на катерах и всегда оказывался рядом в нужную минуту. Федот Федотович был коммунистом Ленинского призыва — в партии с января 1924 года, имел огромный жизненный опыт. Мы знали, что по возрасту он не подлежал призыву в Вооруженные Силы даже в военное время, но добился, чтобы его послали на флот. И его взяли, направили в одно из самых плавающих и действующих соединений флота, в Истребительный отряд, а здесь — во 2-й ДСК, которым командовал Яков Терентьевич Резниченко и где заместителем комдива по политчасти был Серафим Данилович Зайцев.

Капитан-лейтенант Недопас не однажды выходил в море и на СК-122, бывал на катере и в базе. Он знал всех моряков экипажа «Старого большевика», знал помощника Берилова и командира Скубченко, не по одному разу беседовал с тем и другим. И можно сказать смело — всем этим внес немало в боевое становление экипажа.

Не знаю, как это происходило на СК-122, но вообще Федот Федотович обладал одной чисто комиссарской способностью — умением убеждать и передавать другим свою убежденность в правоте нашего дела. Умением доказать человеку ошибочность его взглядов и поступков, если они ошибочны.

Однажды в дивизион назначили молодого офицера, имевшего партийное взыскание, про которое коммунист считал, что наложено оно несправедливо. Много раз пытались мы убедить его в том, что он не прав, — все было напрасно. Личная обида стояла выше всех доводов. Однажды к нему в каюту пришел капитан-лейтенант Недопас.

— Да, брат, — сказал Федот Федотович. — Воюешь ты неплохо. Орден Красного Знамени, медаль «За оборону Ленинграда» сами за себя говорят. Рассказал бы, за что удостоился?

Офицер рассказал о боях 1941 и 1942 годов, о походах, в которых участвовал в 1943-м. Слушал Недопас внимательно, не перебивал. Лишь изредка задавал наводящие вопросы.

— Ну, а за что досрочно звание получил, повышение в должности? — спрашивал Федот Федотович.

И как-то получилось, что офицер рассказал о всей своей жизни, кроме одного момента: за что получил партийное взыскание. Но потом, чтобы до конца выговориться, рассказал и об этом.

— Понятно, — заметил Недопас. — И знаешь, я бы тоже обиделся на несправедливость. Но пойми, что во многом ты виноват сам. А раз так, то чего же обижаться на взыскание? Оно, понимаю, не мед. Но ты коммунист и должен быть выше всяких обид.

Многое после этого разговора понял офицер. А вскоре с него было снято партвзыскание. Такие вот политработники служили у нас в дивизионе!

Прошел год. Наступила весна сорок четвертого. В один из майских дней СК-122 пришел с очередным конвоем на Лавенсари…

Каждый моряк знает, как прекрасно после трудного похода отдохнуть, отоспаться, спокойно поесть. Ненадолго встать к причалу и, приняв на корабль все, что положено, освободившись от дел, почувствовать под ногами твердь земли, а не зыбкое дерево палубы. Послушать, как шумит на деревьях листва, как поют птицы. Прекрасно встретить на берегу друга, с которым не виделся много времени. И днем экипаж СК-122 смог полной мерой получить ту радость, которую может предоставить моряку, ступившему на берег, майский погожий день.

А ночью вражеские катера налетели от северного берега залива на наши дозоры. И не просто уже ставшим привычным приемом, когда на два наших катера нападает шесть-семь единиц противника, с тем чтобы после короткого боя уйти в свои базы, избежав встречи с нашими силами поддержки. В ту ночь фашисты вышли из шхер группой едва ли не в десяток артиллерийских и торпедных катеров, разделились на три части. Одна из групп направилась к находившемуся на норд-весте от Лавенсари дозорному МО, две другие незаметно вышли на возможные направления подхода катеров поддержки и, заглушив моторы, легли в дрейф.