Иван Кононенко - Не вернуться назад...

Так Лариса осталась одна на всем белом свете — в городе, оккупированном фашистами, без родных и друзей, без работы и средств к существованию.

Изо всех сил она старалась не думать и не вспоминать о тюрьме, но это было нелегко. Тюрьма снилась ей длинными бессонными ночами, а днем стояла перед глазами, что бы она ни делала, куда бы ни шла…

…Она не помнила, кто тогда был в той страшной машине, и что было по приезде в тюрьму. Осталась в памяти камера, куда она сразу попала. Ее втолкнули, не впустили, не ввели, а коленкой втолкнули в битком набитую камеру, где не было места ни присесть, ни прислониться к чему-нибудь. Они стояли вплотную друг к другу, как селедки в бочке, остаток дня и почти всю ночь. Стояли, теряя сознание и приходя в себя, одни молча, стиснув зубы, другие причитая и плача, третьи что-то крича или моля о пощаде. Во второй половине ночи, ближе к рассвету, звякнули тяжелые замки и загремели железные двери, узников выводили, выталкивали и вытаскивали из камеры, которая оказалась большой, наполненной зловонием и нечистотами. Вывели и ее в коридор, где она тут же потеряла сознание. Очнулась в другой камере, меньших размеров и с меньшим количеством обитателей. Она лежала на чьей-то фуфайке в углу, рядом с ней сидела пожилая женщина. Потом она снова теряла сознание или надолго забывалась в каком-то дурном сне, потеряв счет времени. Прошло несколько дней, а ее никто не вызывал на допрос, и ей казалось, что она попала сюда по ошибке или о ней забыли. О ней действительно поначалу, видимо, забыли, но потом все же вспомнили. Вызвали раз, второй, а потом много раз вызывали.

Наверное, кто-то ее выдал, потому что спрашивали только об Аркадии. Она молча качала головой или отвечала односложно — я ничего не знала, не знала, не знала.

В тот день, идя по длинному в выбоинах каменному коридору в сопровождении пожилого мрачного тюремщика, она готовила себя к очередному издевательству, именуемому допросом. Но на этот раз она была немало удивлена, увидев на том месте, где обычно сидел следователь, своего старого знакомого гауптштурмфюрера Штрекера. Следователь скромно стоял в стороне. Штрекер, как всегда, затягивался ароматной папиросой и сквозь очки смотрел на нее немигающими бесцветными глазами.

— Мне сказали, фрейлейн Яринина, что вы молчите или недостаточно полно отвечаете на вопросы. Я этому не поверил, и мне захотелось с вами встретиться. Мы ведь с вами старые знакомые, не правда ли? — процедил он сквозь зубы с показным добродушием и указал на знакомую колченогую табуретку. — Надеюсь, со мной вы будете более откровенны?

— Н-не знаю.

— Да, конечно, это зависит от предмета нашей с вами беседы. Ну, например, состояли вы в комсомоле?

— Состояла. Об этом я указывала в свое время в анкете.

— С какого времени?

— С марта тридцать восьмого.

— Очень хорошо. Вы, — он посмотрел на лежащий перед ним исписанный лист бумаги, — Очерета и Неруса знаете?

Ларису словно током обожгло: это было новостью, раньше об этом не спрашивали. Она немного растерялась. Неруса видела мельком. Потом выписывала на его имя аусвайс.

— Ну, я слушаю вас.

— С Очеретом я когда-то училась в одной школе, последнее время встречала его в городе раз или два, а второго не знаю.

— Вы забыли, наверное? А он вас знает. Более того, они оба говорят, что вы помогали им. — Постепенно Штрекера покидало самообладание. Он коверкал русские слова, тонкая пергаментная кожа на лбу и щеках покрывалась морщинами, и лицо делалось старым. Лариса молчала, она уже начала понимать: что-то случилось с Очеретом. «Поэтому, видимо, взяли Галю и Лесю. Но что же?» О предательстве она почему-то не думала, скорее могла допустить, что девочки по наивности могли проболтаться. Лично она с Очеретом не была непосредственно связана. «Но попробуй сейчас доказать. Документы? Но это они могли оформить их не только через нее. Да имеет ли это такое уж значение сейчас? Она даже улыбнулась про себя. Что им, нужны доказательства?»

— Ну, что же вы молчите? Кого из красных шпионов вы знаете? — Это уже следователь не выдержал.

— Никаких шпионов я не знаю!

— Хорошо. — Штрекер нажал кнопку на столе, и тут же в дверях появился тюремщик. — Давайте сюда того.

Тюремщик скрылся и затем вошел с Нерусом, который довольно смело прошел вперед, взял у стены стул, сел сбоку от Ларисы и, нагло улыбнувшись, сказал: «Здрасте».

— Вы знаете, Нерус, эту фрейлейн? — спросил Штрекер.

— По правде сказать, немного. Видел ее на вечеринке у Белоус, один раз. Мне сказали, что она работает в бургомистрате и помогла нам с документами. Более близкие отношения с ней поддерживал Очерет, с ней и с ее подругами.

— А кто вам передал документ после побега из лагеря?

— Как я уже докладывал, один военнопленный из местных был знаком с Галиной Белоус. Он попросил ее помочь. Белоус достала бланки с печатями, и мы их заполнили. Где она достала, я не знаю. Наверное, через нее в горуправе. — Он кивнул в сторону Ларисы. — Они подруги, это я знаю точно.

— Хорошо, хорошо, Нерус. Отвечайте только на поставленные вопросы. Что еще можете сказать?

— Я знаю от Очерета, что эти девчонки помогли перевезти рацию в город.

— Кто конкретно?

— Очерет договорился с Белоус, у нее отец возчиком работает, и тот доставил рацию из лесу в город, на Ленинскую, в подвал разрушенной школы.

— Яринина имела к этому отношение?

— Кто, она? Не знаю. Знаю, что Белоус, ее отец, ну и, наверное, она.

Он был гадок Ларисе в этот момент. Она помнила его, хотя видела один только раз тогда, на вечере у Гали. Ей никогда такие не нравились. Этакий самовлюбленный красавчик: выше среднего роста, с темными вьющимися волосами, зализанными назад, до синевы выбритый, самоуверенный, наглый, бойкий на слово. Но ужасно глуп и даже не догадывается об этом. Пришел тогда в костюме, правда, поношенном, с галстуком. Где он успел раздобыть гражданское платье, никто не знал. Был, без сомнения, уверен, что неотразим. С нею тоже танцевал раз или два, даже пытался ухаживать, но она незаметно ушла домой раньше других.

— Что вы скажете на это, фрейлейн?

— Этот человек лжет.

— Я не лгу, — взвился Нерус. — Господин капитан, я говорю правду. Если разрешите, я скажу больше. Очерет получал сведения через Белоус, а сведения собирали эти девчонки.

— О чем сведения?

— О дислокации воинских частей, о перевозках, кое-что о работе комендатуры, полиции, о положении в городе…

— Хорошо. Вы уже говорили об этом. Все?

— Кроме того, Очерет говорил, что они связаны с партизанами.

— Кто связан, конкретно?

— Этого, господин капитан, я не знаю. Но по всему было видно, что старшей у них была она. Очерет всегда говорил: «Девочки посоветуются с Ларисой, девочки скажут Ларисе, девочки спросят Ларису…»