Григорий Полянкер - Старый Сантос и его потомки

Собравшиеся молчали. А со всех сторон стекались женщины и дети, старики, инвалиды на костылях.

— Боже, боже, что ж это происходит! Как же так?..

— За что губят людей? Гляньте, немцы гонят женщин с грудными детьми…

— Батюшка, где же ваш всевышний? Он же все видит, все знает! Почему же он молчит? Почему не шлет погибель на душегубов?..

— Замолчите, нельзя гневить бога!..

— Друзья, пошли! Нечего стоять! Что ж, мы так и будем наблюдать?.. — вытирая слезы, крикнула Ксения.

— Ну куда мы пойдем? Чем поможем? Не видишь, что ли, как они их бьют прикладами?..

— А на кургане стоят пулеметы… Фашисты нас сметут с лица земли… Мы ведь тоже матери… Наших детей может постичь такая же судьба…

— Идемте, люди! — крикнул Кузьма Матяш. — Надо спасать наших друзей! Сотни лет наши предки рядом с ними, бок о бок, жили и трудились на этой земле…

— Правду говоришь, Кузьма! — поддержал его Полищук. — Сегодня они поведут евреев на расстрел, а завтра нас. Идемте, пока не поздно!

Колокол замолк. В окружении нескольких односельчан спешил сюда Данило Савчук, они несли хоругви на длинных шестах, евангелие, иконы и кресты. Со взъерошенной седой шевелюрой, в нательной рубахе, босой, Савчук был страшен в своем гневе. Он роздал людям хоругви, кресты, иконы и крикнул:

— Пошли, односельчане! У кого бог в душе, у кого совесть — за мной! Надо попытаться спасти наших соседей! Если мы допустим это убийство, никогда не сможем спать спокойно, до конца дней наших нам будут мерещиться эти плачущие люди, эта дорога… И бог нас покарает, если мы так будем стоять и молча наблюдать… Немцы ведь верят в бога?..

— В черта они верят, а не в бога!

— А батюшка пойдет с нами?

— Что ж, пойду вместе с вами… — после минутного раздумья ответил отец Иеремей. Он застегнул у ворота рясу, поправил на груди большой крест, взял евангелие и вместе со всеми пошел наперерез колонне, которую гнали фашисты.

Возле своего двора стоял староста. Кузьма Матяш позвал его, и тот согласился идти. Впереди женщин, детей и стариков шагал грозный, с почерневшим от горя лицом Данило Савчук. Ветер трепал его волосы. Большие светлые глаза горели ненавистью. Его никогда еще не видели таким решительным. Заметив у калиток женщин с маленькими детьми на руках, немощных стариков, он говорил:

— Чего стоите? Пошли? Не видите, таких, как все мы, ведут на смерть!.. Завтра и ваших детей придут убивать…

И люди присоединялись к односельчанам, спешили, стараясь не отставать.

Лукашивцы уже догнали колонну. Навстречу им шагнул комендант Шпильке. Он хотел было вытащить из кобуры парабеллум, но почему-то опустил руку. Остановился, вынул из кармана платок, снял очки и стал протирать стекла.

Конвоиры и колонна тоже остановились. Стало тихо. Все смотрели друг на друга в напряженном молчании. Шпильке надел очки и крикнул:

— Куда вы?! Цюрюк! Вы хотите вместе с ними?

Все молчали. Только дети плакали. Ветер раздувал хоругви над крестами, поднятыми выше голов.

Комендант всматривался в суровые лица крестьян, которые стояли плотной стеной.

— Чего вы сюда пришли и кто вас звал? Соскучились по вашим евреям? Не можете жить без них? Разойтись! Пока я не приказал стрелять!..

Наперед выступил Матяш:

— Мы хотим знать: куда вы их гоните? Это такие же люди, как мы. Наши деды и прадеды жили рядом и трудились на той земле. Эти люди никому зла не причинили… Они хорошие соседи! Куда вы их гоните?..

Тут со всех сторон послышались голоса:

— Они такие же труженики, как мы!

— Это добрые виноградари. Зачем вы их преследуете?! Детей — и то гоните под ружье. Ведь и у вас есть дети, матери! Если бы ваших так гнали…

— Неужели вы такие бессердечные? — перекрывая шум, воскликнул своим громким зычным голосом Данило Савчук. Люди, сбившиеся в огромную толпу, хором закричали.

Шпильке закрыл руками уши. Он взглянул на колонну евреев, которая остановилась поодаль, на краю дороги, напряженно вслушиваясь в гневные слова. К коменданту подбежали два конвоира с автоматами, готовые по первому взмаху его руки открыть огонь. Шпильке уже решил было так поступить, но его вдруг охватил непонятный страх перед разбушевавшейся толпой крестьян, а возможно, он поколебался, плененный единением всех этих людей, готовых на все, даже на драку во имя спасения своих соседей. Люди с гневом смотрели на него и на его свирепых конвоиров. Впервые в жизни Шпильке растерялся, не зная, как поступить. «Расстрелять всех подряд?» — думал он. В какой-то степени это опасно для него в такой глуши, в этом медвежьем уголке. С чем черт не шутит, может здесь разразиться буря. Во всяком случае Шпильке хотя и не совсем категорически, но все же подумал в это мгновенье, что вряд ли целесообразно проводить одновременно две карательные операции — расстрелять жителей Ружицы и Лукашивки сразу, в один день. Не слишком ли много возьмет он на себя, лейтенант Шпильке?

И он уже другим голосом, скрывая досаду и злость, обратился к возбужденным крестьянам:

— Чего вы сюда пришли? Кто вас звал сюда? Это мы ведь делаем для вашей пользы… Земля, имущество и дома евреев достанутся вам. Возьмете все их добро себе!

— Мы честные люди! Мы не ворюги, не грабители. Чужого нам не надо! — послышались громкие голоса со всех сторон. Из толпы вышел отец Иеремей. Он перекрестился и сказал коменданту:

— Мои прихожане благородные люди. Никто чужого не возьмет. Бог покарает того, кто осмелится взять чужое. Мои люди в поте лица добывали свой хлеб… Точно такие же крестьяне и эти люди! — Он показал на колонну ружичан. — Заповедь гласит: «Не убий… Не кради!»

— Ферфлюхтер швайн! — рассвирепел комендант и шагнул к священнику. — За сколько тебя они купили? А может, большевики тебе надели эту рясу?

— Герр комендант, меня никто не подкупал, и не большевики надели мне рясу… Бог свидетель, что меня сюда привела моя чистая совесть… За что вы убиваете ни в чем не повинных людей? За что?

На тонких бескровных губах офицера промелькнула сатанинская улыбка.

— Глупы вы! — сказал он. — Мы хотели вас освободить от евреев, чтобы вам просторнее было!

Савчук выступил вперед:

— Не нужен нам такой простор! Они никогда не мешали ни нам, ни нашим дедам и прадедам!

Комендант нервно засмеялся, на скулах заметно заходили желваки.

— Вы меня удивляете! Вышли с крестами и хоругвями. Православные, чего ради вы заступаетесь за антихристов?

Савчук взглянул на толпу своих односельчан, увидел Моргуна и сказал:

— Вот наш староста, пускай он скажет…

Моргун обнажил голову, поклонился коменданту и произнес:

— Что ж я могу еще добавить, герр комендант? Мы все выросли на этой земле. Этих людей я знаю. Хорошие люди. Трудятся всю жизнь честно. Они — потомственные виноградари. Если их заберете, не будет здесь виноградных плантаций… Ни вам от этого пользы, ни нам. Одним словом, герр комендант, не трогайте, просим вас, этих людей. Мы берем их под наше наблюдение… Мы вам даем хлеб, мясо, как приказываете, а если заберете у нас этих людей, кому ж работать?.. За них всех мы ручаемся… Всей громадой, герр комендант.