Григорий Полянкер - Старый Сантос и его потомки

— Что вы! Наша дочурка непьющая… — сказала мать. — Да ее и дома нет, ушла к подруге на другой конец села…

— Жа-аль, а я думал, что ваша Леся тоже с памп сядет. Ладная дочка. Здоровая… — продолжал он, опрокидывая второй стакан и закусывая солеными огурцами, принесенными Кузьмой. — Так вот, мне сказали, что дочь у вас без пары, и я один как сыч. Один в пустом доме, один в четырех стенах. А хозяйка в доме нужна как воздух. Леся жила бы у меня царицей. Крыша есть, всякого добра хоть отбавляй — одежда, белье, паек комендантский, марок полно, — чего еще надо? Отдали бы за меня дочь — и ей было бы хорошо, и вам… А обо мне и говорить нечего. Свадьбу беру на себя. Я гуляю — я и плачу!..

— Степан, ты пьян. Ступай домой и проспись, — сказала Ксения, — не надо говорить глупостей… Такое кругом горе, такое несчастье у всех, а он о свадьбе думает… Тут умереть впору, чтобы не видеть всего этого… Иди, иди домой… Война, слезы…

— Так что, если война? Она далеко, а нам тут жить надобно! — Он побагровел и вскочил из-за стола. — Ваша Леся будет при мне жить гораздо лучше, чем у вас, ей-бо! Работать ей не придется. Сам прокормлю. У меня все есть. И золотишко водится — золотые зубы вам всем повставляю… Не пожалею. В Яшполе у меня дом и денщик. Есть свой выезд. Лошадь белая. Чего вам еще? Уедем с Лесей жить в город. Могу покамест жить у вас… А когда в город переедем, и вас можем взять с собой. Хватит вам в навозе копаться!

Степан пил, закусывал да все хвастался, сколько у него добра и как при нем будет хорошо Лесе.

— Закусывай, Степан, — мрачно глядя на полицая, сказал Кузьма. С каким удовольствием он схватил бы его за глотку и задушил! — Ешь, а то тебя уже совсем развезло… Леся об этом еще не думает… Зачем даром языком молоть?..

— Ты отец или отчим? — закричал Чурай. — А она, — полицай взглянул на Ксению, — мать Леси или под забором ее нашла? Скажите одно слово ей, дочке вашей брюхатой, и она согласится. Я уверен! Думаете, я стар для нее? Где она теперь молодого сыщет, когда все уже, наверно, погибли там на фронте?!. Такие, как я, нынче в цене!.. И что она, святая? Кому ваша Леся нужна с брюхом?.. А я скажу, что байстрюк мой… Понятно?..

Ксения вздрогнула. В глазах у нее потемнело. Зачем этот негодник здесь? Как его выгнать? Она дрожала от ненависти и в то же время боялась, что вот-вот в подвале начнет действовать приемник и этот подонок может услышать, еще устроит обыск…

Кузьма молчал. Он с трудом сдерживался, чтоб не броситься на полицая. Вылил ему в стакан последний самогон — думал, может, скорее уберегся. Но тот и не думал уходить.

— Ну, Степан, спасибо, что зашел. Рад был посидеть с тобой за чаркой… — еле сдерживая ярость, сказал Матяш. — Но уже поздно. Спать пора. Чуть свет — на работу… Ступай, и больше чтобы я ни слова не слышал о моей Лесе. Выбей дурь из своей головы. Иди с богом!..

Степан Чурай весь задрожал. Красные и без того глаза его налились кровью. Он поднялся и резким движением сорвал со стола скатерть с посудой, отошел к двери и зарычал:

— Это что же, из дому гоните гостя, который пришел к вам с хорошими намерениями? Ишь ты!.. Я вам не правлюсь? В таком случае будете иметь дело с немцами! Видел я сегодня, как ваша брюхатая недотрога читала на ферме бабам советскую листовку… За такие штучки вешают! Я ее с поличным поймал, и она поплатится. И вы, и Моргун, и все село! Никого не пощажу! Вы еще вспомните Степана!

— Что ты, побойся бога! — Ксения схватила его за рукав. — За что же людей невинных губить?

Он оттолкнул ее, шатаясь, переступил порог и снова заорал:

— Я сегодня застукал вашу Лесю с поличным, потащил ее к старосте, и мы отпустили девку с богом… Думал, вы люди, пойдете мне навстречу, породнимся… Так запомните! Виселица для всех вас уготована!.. Горячими слезами, кровью вы зальетесь!.. — Он пинком ноги распахнул дверь, оглянулся. — Три дня срока даю вам по доброте своей. Хорошенько подумайте. Либо отдадите за меня Лесю и ни одна душа о ее листовках не узнает, либо качаться вам в петлях. Три дня… Долее ждать не намерен!

И темная ночь поглотила его.

Кузьма и Ксения, как пришибленные, стояли у двери, не зная, что предпринять, как предотвратить беду.

Придя немного в себя, они позвали из подвала Лесю, рассказали о Чурае. Сперва Леся, услышав о сватовстве, расхохоталась, но потом призадумалась. Полицай в самом деле слышал, как она читала листовку, и, если бы не Моргун, кто знает, что с ней уже было бы. Если б она не собиралась стать матерью, ушла бы в отдаленное село, к тетушке. Но куда она может нынче двинуться? Надо прежде всего немедленно куда-нибудь перенести радиоприемник, ибо Степан со своей сворой может прийти делать обыск. Мать советовала немедля сжечь этот ящик или бросить его в Днестр.

Ночью с отцом перенесли радиоприемник в Ружицу, к Руте в погреб.

Степан верил, что ему удастся завладеть молодой учительницей. А уж если она заартачится, то ее родители ему в этом помогут. Теперь она у него в руках, эта Леся! Свадьбу он справит такую, какая давно здесь никому и не снилась!..

Прошло три дня, и Степан снова пришел к Матяшу. На сей раз он прихватил не одну бутылку, как в первый раз, а целую кошелку выпивки и закуски. Принес подарки невесте и будущей теще — хорошей ткани на платья, а тестю — картуз, как настоящему пасечнику.

Вытащив из кошелки бутылки и закуску, он воскликнул:

— Почему и на этот раз нет Леси за столом? — Разлил водку и, не дожидаясь никого, выпил полный стакан. Горячительное сразу развязало ему язык. — Нехорошо, что она прячется от меня. Позовите ее, и пусть сядет рядом. Я уже все обдумал… Она должна быть мне благодарной… Я ее просто выручил из беды. — Помолчал, затем, краснея, сказал: — И от позора уберегу…

Он осушил еще стакан, утерся рукавом.

— Ну, чего вы вылупили на меня глаза? Кличьте сюда Лесю! Разговор будет серьезный.

Кузьма попытался утихомирить взбудораженного гостя и сказал, что Леся уехала к тетке погостить.

— Что? К тетке? Брешешь ты, Кузьма! Лжешь! Кто это нынче по гостям разъезжает? Ты ее скрыл от меня, знаю. Или где-нибудь сидит в укромном уголке и большевистские листовки переписывает? — Он хлопнул кулаком по столу так, что бутылки подскочили. — Хитрюга ты, Кузьма! Но я Лесю разыщу, и она все равно будет моей! А нет — поведу в полицию на допрос… Понял?

Чурай рассмеялся, пододвинулся к хозяину:

— Ты думаешь, что я дурак, если хочу спасти твою дочь от позора? Скажи ей такое: когда она в мой дом придет и станет там блуд разводить — пристрелю. Не допущу! Я ведь думал, что у тебя порядочная дочь… Ха-ха-ха! Тащи ее сюда, пусть не строит из себя недотрогу… Куда хуже будет, коли она меня выведет из терпения! Понял?

— Погань ты этакая, перестань наконец поносить мою дочь! — рассвирепел Матяш. — Голову скручу тебе, если услышу еще хоть слово! Вон из моего дома, шакалья душа!..