Геннадий Сорокин - Пропавших без вести – не награждать!

Встретившись у входа в столовую, друзья обнялись.

– До которого часа тебе разрешено обедать? – спросил Монгол.

– Наши все уехали с проверкой, так что часа полтора-два у меня есть.

– Вот и отлично! Сегодня в столовой народу немного. Посидим, пропустим по маленькой за встречу, вспомним былое.

Они сели за столик в самом конце зала. Быстро появилась официантка в белом фартуке, приняла талоны на питание и заказ на двухсотграммовый графинчик водки. Водку офицерам отпускали за деньги.

– Ну, давай! – перед тем как взяться за борщ, предложил Монгол.

Они, не чокаясь, выпили. Так же, без тостов и звона стаканов, распивали спиртное за некоторыми соседними столиками. Выпить перед обедом офицерам не возбранялось, а вот устраивать из приема пищи застолье считалось моветоном.

Первым о себе рассказал Лоскутов.

– Работаю в Генштабе. Живу с женщиной, с которой переписывался. Детей пока заводить не думаем. Здесь в командировке.

При словах о командировке Монгол кивнул:

– Готовите рейд в Норвегию?

– Откуда ты знаешь? – напрягся Николай Егорович. Их миссия была строго секретной, а тут первый встречный в курсе предстоящей операции.

– Коля, Мурманск – город небольшой, все друг друга знают, у каждого кто-то служит или в армии, или на флоте. Как только вы стали проверять сто шестой отряд, по городу пошел слух о рейде в тыл врага. Короткий рейд через линию фронта – дело обычное, для его организации московской комиссии не требуется. А вот если планируется дальняя десантная операция, тогда…

– Что говорят о месте высадки? – Лоскутов представил, какой разразится скандал, если в штабе узнают об утечке информации.

– А куда тут можно с моря высаживаться? – Монгол принялся за второе. – Если рядом, то в районе Киркинеса. Если далеко, то где-нибудь у Алты или Тромсе. Хотя в Тромсе морем идти рискованно. Потопят. У немцев разведка хорошо налажена, да и бомбардировщиков хватает.

«Слава богу, что Намсус так далеко, что про него даже слухов нет, – подумал Лоскутов. – Про Алту и Киркинес пусть болтают. Умеренная дезинформация нам только на руку».

Закончив обедать, они вышли на улицу. Лоскутов достал пачку столичных папирос. Закурили. Монгол рассказал о себе.

– Мы, рейдовики, были нужны на первом этапе войны, и потом, для связи с партизанскими отрядами. Вот тогда мы были в фаворе, а сейчас в загоне.

Лоскутов согласился. С началом крупных наступательных операций одиночные рейды практически прекратились. Место полевых романтиков заняли летчики и радиоразведчики.

– Мой последний рейд был на Волховском фронте. Я дважды пытался пройти к одному объекту, но ничего не получалось. Начальство в ярости, требует сведений, а я ничего не могу сделать: ни стороной заслоны обойти, ни сквозь кордоны просочиться. В последний раз полмесяца один в лесу просидел, толку – ноль, так ни с чем и вернулся. Как на грех, в штаб фронта нагрянула московская инспекция. Меня обвинили в преступном бездействии и хотели направить в штрафную роту, да начальник разведки выручил. Отделался я разжалованием в старшие лейтенанты и ссылкой в Заполярье. К разведке меня больше не допускают, так что служу я нынче в учебном батальоне. Работа, честно тебе скажу, – не бей лежачего.

– Послушай, Монгол, а что за объект-то такой был, что даже ты не смог к нему подобраться?

– Объект плевый! – воскликнул рейдовик. – Да стечение обстоятельств было против меня. Потом, уже после разжалования, я узнал, что у немцев тоже была проверка. Получилось – нарочно не придумаешь: с нашей стороны проверяют организацию разведки, а немцы в это же самое время инспектируют системы безопасности и организацию противодиверсионной работы. Я, как дурак, оказался зажат между жерновами.

– Так объект-то какой был?

– Орловскую нефтебазу помнишь, которую ты все сжечь хотел? Вот к ней-то, родимой, я подобраться не смог. Ее немцы во время проверки охраняли так, словно туда весь золотой запас Третьего рейха свезли. Все, Коля, хватит о грустном! Какие планы у тебя на завтра?

– Если мир не перевернется, то к вечеру я буду свободен.

– Отлично. Часикам к семи жду вас с Лукой в гости.

Узел связи Северного флота работал круглосуточно. В семь утра была принята зашифрованная телетайпограмма.

«Секретно. Выписка из приказа Главного управления кадров НКО СССР № 0186 от 20.04.44 г.

п. 46 назначить капитана Лоскутова Николая Егоровича (личный номер 901710) заместителем командира 106-го ОРО СФ, освободив от ранее занимаемой должности в РУ ГШ РККА. Подписал: генерал-полковник Голиков».

Шифровальщик, раскодировав текст телеграммы, автоматически глянул на часы.

«Ого! День еще только начался, а они уже приказы по личному составу издают. Ночью, видать, работают. Под товарища Сталина подстраиваются».

Следующую телетайпограмму без расшифровки передали в штаб генерала Морозова. Расшифровывал ее адъютант генерала.

«Совершенно секретно. Морозову. Кандидатуру Лоскутова утверждаю. Об окончании всех подготовительных мероприятий доложить не позднее 00 часов 26.04.44 г. Василевский».

В девять утра Морозов расписался за получение обеих телетайпограмм.

– Вот тебе, дяденька, и Юрьев день! – воскликнул Николай Егорович, ознакомившись с приказом о переводе. – Из Москвы да в Мурманск, да с понижением!

– Не все коту масленица, – поговоркой на поговорку ответил Колесников. – Пошли к генералу, он тебе кое-что рассказать хочет.

– Капитан Лоскутов, – подобающим случаю строгим официальным тоном начал Морозов, – вы назначаетесь командиром разведывательного отряда для проведения операции «Посох». С сегодняшнего дня приступайте к комплектованию отряда. О полной готовности подразделения письменно доложите мне, – генерал сверился с записью в календаре, – не позднее 12.00 часов 25 апреля. Вам все понятно? Вопросы есть?

– Есть, товарищ генерал, – бодро заявил Лоскутов. – Есть один вопрос.

Лицо Морозова окаменело. Задавать вопросы после получения приказа считалось нарушением всех мыслимых правил субординации.

«Неужели мы ошиблись в нем и он сейчас начнет канючить по утерянной должности? – подумал Колесников. – Понятно, что у парня вся карьера псу под хвост летит, но в руках-то себя держать надо».

– Товарищ генерал, почему из моего доклада вы вычеркнули лису? Не медведя, не волка, а лису? С заданием мне все понятно, я готов к его выполнению. А вот с лисой прошу уточнить.

Морозов подобрел. Колесников с облегчением выдохнул.

– Далась тебе эта лиса, – с укором сказал он.

– Отчего ж, я поясню! – генерал достал из пачки папироску, постучал мундштуком о стол, дунул в него, закурил. – В школе хорошо учился? Историю становления советской власти на Дальнем Востоке изучал? Кто такой барон Унгерн, знаешь?