Геннадий Сорокин - Пропавших без вести – не награждать!

После обеда весь сто шестой отряд разбили на группы по воинским специальностям, и офицеры, прибывшие с Морозовым, начали проверять уровень теоретической подготовки.

– Сержант Кочетов, какова эффективная дальность стрельбы из пулемета «Дегтярева»? А из немецкого пулемета МГ-34? Сколько патронов снаряжается в ленту к немецкому пулемету? Каков их общий вес?

– Рядовой Петров! С завязанными глазами разберите и соберите автомат ППШ. Время пошло!

– Фельдшер Кормухин. У бойца двойной открытый перелом. Ваши действия?

Проверку закончили затемно. Назавтра решили продолжить. Перед отъездом генерал Морозов запретил всему личному составу отряда покидать расположение части.

Лоскутов в этот день работал в штабе. Вечером он встретился с Лукиным.

– Николай Егорович, ты не поверишь, я ведь тут Монгола встретил…

На второй день в сто шестом отряде проверяли офицерский состав. С утра командирам разведывательных подразделений раздали карты с условной местностью и поставили задачу: обойдя заслоны противника, провести разведку тщательно охраняемого объекта. По ходу командно-штабной игры ее участникам давали вводные: об изменении задания, о потерях в личном составе, передислокации сил противника. К обеду по результатам занятий на должность командира разведгруппы были отобраны шесть офицеров, успешно прошедших все испытания.

Лично переговорив с каждым кандидатом, Морозов уехал в Мурманск. По его недовольному виду в свите поняли, что генерала результаты отбора не устраивают.

Поздно вечером Морозов пригласил к себе Рогожина и Колесникова.

– Давайте подведем итоги нашей работы и решим, кому из кандидатов отдадим предпочтение и почему. Я выскажусь последним. Кто из вас будет первым, товарищи?

– Давайте я, – предложил Рогожин.

Колесников охотно согласился.

– По моему мнению, нам не подходит ни один кандидат, – Колесников незаметно посмотрел на генерала. Тот был невозмутим. – Офицеры сто шестого отряда, с которыми мы сегодня познакомились, отличные специалисты своего дела, смелые, решительные, проверенные в деле. Они, даже не зная о характере предстоящего задания, рвутся в бой. И все вроде бы хорошо, все соответствует предписанным инструкциям и правилам, но есть одно «но»! И это «но» мне не нравится.

Политработник, заложив руки за спину, прошелся туда-сюда вдоль стены с картой Скандинавского полуострова. Морозов молча наблюдал за его перемещениями. Колесников сделал вид, что ищет нужную запись в блокноте.

– Все отобранные нами офицеры – это каботажники, а нам нужен капитан дальнего плавания. Что умеют наши кандидаты? Они умеют действовать вблизи линии фронта, с опорой на тыловое прикрытие и обеспечение. Их деятельность – это короткий бросок и быстрое возвращение. А нам предстоит рейд!

Рогожин уверенно нашел на побережье Норвегии район Намсуса и ткнул в него пальцем.

– Вот здесь, в этих фьордах, помощи нашей разведгруппе никто не окажет. Здесь нам нужен не фронтовой разведчик, а опытный командир-рейдовик, привыкший действовать автономно, с расчетом только на свои собственные силы и средства. Рисковать с выбором командира мы не имеем права. Круг кандидатов у нас ограничен. Давайте выберем достойнейшего из тех, кто есть в наличии. Я предлагаю… капитана Лоскутова!

– Лоскутов – хорошая кандидатура, но есть приказ, категорически запрещающий офицерам Генерального штаба пересекать линию фронта, – возразил Колесников.

– Товарищ полковник, давайте подойдем к данному вопросу диалектически, с марксистских, так сказать, позиций. Я надеюсь, против марксистско-ленинской диалектики вы ничего не имеете?

– Николай Сергеевич, ближе к теме, – направил его в нужное русло Морозов.

– Приказ, запрещающий офицерам Генштаба пересекать линию фронта, направлен на предотвращение возможной утечки информации. В основе его заложено предположение, что офицер, носитель совершенно секретной информации, может попасть в плен к врагу и под пытками выдать всю имеющуюся у него информацию. У меня вопрос: а много ли секретов знает Лоскутов? Я не спрашиваю, допуск какой степени секретности он имеет, я интересуюсь: вот если сейчас, в данный момент, он выложит немецкой разведке все, что знает, большой ли ущерб будет нанесен планам Генштаба и действиям наших войск?

– Вопрос, я так понял, мне? – генерал нисколько не смутился нарушению субординации. Деловой разговор есть деловой разговор, формализм в нем совершенно ни к чему. – Лоскутов в Генеральном штабе до января этого года координировал действия наших войск и партизанских отрядов в зоне действия Волховского фронта. В январе, после расформирования Центрального штаба партизанского движения, его переключили на работу по обобщению опыта диверсионной работы в тылу врага силами иррегулярных формирований. Грубо говоря, если завтра Лоскутов попадет в плен, то он сможет рассказать немцам о том, как партизаны совершали диверсии, а не о том, как будут действовать наши войска в будущем.

– Лоскутов был в окружении, – упорствовал Колесников.

– Опять-таки отвечу я. Капитан Лоскутов формально никогда не был в окружении. Отбросим его участие в битве за Могилев. Это было лето 1941 года, и кто там у кого был в окружении, бабушка надвое сказала.

Полковники согласно кивнули. Вспоминать начало войны никто не хотел.

– Второй раз, во время Синявинской операции, подразделение Лоскутова действительно отступило в глубь вражеской территории, но без окружения вырвалось на оперативный простор и влилось в партизанский отряд «Красный мститель».

– Товарищ Колесников, а что вы имеете против кандидатуры Лоскутова? – спросил Рогожин.

– «Товарищ Колесников», – усмехнулся генерал, – планировал после командировки переманить Лоскутова к себе в управление. Доклады за него писать. Так ведь, полковник?

– Был грех, – вздохнул Колесников.

– Подведем итог, – сказал Морозов. – В качестве кандидата на должность командира сводного отряда для проведения операции «Посох» нами единогласно выбран капитан Лоскутов. Полковник Колесников, подготовьте протокол совещания и шифрограмму в Москву. Шифрограмму я подпишу сегодня же, протокол подождет до завтра. Совещание окончено, товарищи. Все свободны!

Офицерская столовая, где Монгол и Лоскутов договорились вместе пообедать, располагалась в самом начале улицы Радищева, в двухэтажном бревенчатом здании бывшей семилетней школы. Все дома вокруг столовой и на прилегающих улицах были разрушены и сожжены еще летом 1942 года, когда немецкая авиация бомбила Мурманск по нескольку раз в день.

Идя вдоль выгоревших дотла остовов домов, Николай Егорович невольно подумал: «Вот тебе и тыловой город! На всю улицу одно здание чудом уцелело».