Алексей Дубровин - Звонница [Повести и рассказы]

— Вас, мистер геолог, матушка как назвала? — вспомнила Нина о начальном этапе знакомства.

— Миколашка.

— Николаем? — удивленно переспросила Нина.

— Удобно, зовите Николаем. Матушка с отцом Миколашкой звали, — рассмеялся мужчина. — Садитесь, Нина. Не удивляйтесь, квитанция в коридоре на тумбочке на ваше имя лежит из горгаза. Сфотографировал глазами: «Луговая Н. Л.», — показалось, что «Н» — «Нина». Хватит нам чая. Садитесь. И печенье все не съесть. Хотя… «Юбилейное», мое любимое. Да, Миколашкой меня родители звали. Странно. Никто так больше не называл. В народе тридцать пять лет Николаем Иванычем кличут, а иногда так хочется, чтобы пошутил кто-то, крикнул: «Миколашка!» Ей-богу, расцеловал бы. Оказывается, одно слово может осчастливить. Жена так никогда не звала, а потом и вовсе ушла, пока по тайге шастал. Простить не могу. Вас тоже бросил?

— Нет. Подонок один мужу в сердце нож вонзил, чтобы сэкономить на поездке в такси.

Глаза гостя перестали смеяться. Или опять показалось?

Нина прислушивалась к себе: верить чужаку? Может, зря так сразу, в квартиру пустила? Кто он? Что сделала бы бабушка? Господи, да она бы и близко на порог чужого не приняла… Предположим, Николай действительно геолог. Что дальше?

Рассматривала гостя уже без стеснения. Тот, в свою очередь, нет-нет тоже посматривал на нее. А что оставалось делать? Сидели друг напротив друга два взрослых человека. Похоже, два одиноких человека с израненными судьбами. Общались нескладно, не зная ни чужого прошлого, ни настоящего, ни будущего. Кто знает, куда знакомство вывезет, но уже удача: не в одиночестве пришлось вечерний чай тянуть напротив телевизора. Событие, можно сказать, в личной жизни каждого приключилось, почти праздник. Интересно, понравилась ли она Николаю? Наверно, понравилась. Вон, улыбается все время. Угадала с парикмахерской. Накануне сделала укладку, подкрасила волосы, и седые пряди превратились в светло-русые. Серые глаза у нее грустные? А чему радоваться? Работа, дом, дом, работа, и годами тянутся одни и те же одинокие вечера. Ей всего-то тридцать четыре, а кажется — восемьдесят. Вечеринки «для тех, кому за…» Нина принципиально обходила стороной. В сердцах иногда шла на кухню, доставала из стола бутылку водки, оставшуюся со времен мужа, но, покрутив в руках, убирала обратно. Пусть стоит. Для чего держала? Господи, да кто бы эту бутылку выпил. И выбросить жалко — связь какая-то с теми временами, с мужем. Может…

— Водку будете? — неуверенно спросила Нина.

— Буду. Хотя не люблю горькую. А сейчас почему-то захотелось, — пробасил Николай.

— А если я вас Миколашей назову, не обидитесь? — хозяйка виновато посмотрела на гостя.

Тот улыбнулся в ответ:

— Назовите, Нина, а там… посмотрим, как в сердце отзовется.

— Во что налить, Миколаша? — Нина рассматривала буфет, где стояли стопочки разных размеров и разной отделки. От родителей осталась часть с позолоченными ободками. От мужа — с вензельками по бокам.

— Может быть, в стопочку с вензельком?

— От мужа осталась? — тихо спросил Николай.

— Да.

— И вы из этих, с вензелями, больше не пили? — произнес Николай. — Наверно, даже трогать их боитесь. И бутылка, поди, еще с его времен?

Нина кивнула. Насмешило прозвучавшее «поди», забытое в городе:

— Поди, с его. Будете?

— Да. Ставьте стопку с вензелем. Сам налью.

Гость выпил, почесал щетину:

— Вода.

Водка оказалась без градуса. Видимо, выдохлась за годы.

Переглянулись и заулыбались оба. Странно, водка выдохлась, выпил гость, называется. Чудесный вечер! Небо в тучах? Какие мелочи!

За окном забарабанил по подоконнику июльский ливень.

Просидели до сумерек.

На следующий день он повел ее в музей самоваров. Нина поразилась пузатым блестящим бочонкам и стройным, отливающим то золотом, то серебром ведерным емкостям. Они бродили после музея по улицам города и говорили о странностях человеческой жизни, рассказывали о друзьях, вспоминали забавные случаи из жизни. Нина впервые за последние годы почувствовала насыщенный аромат жизни. Николай притягивал своей искренностью, заразительной улыбкой. «Какой ты домашний, Миколашка, — радовалась про себя его спутница. — Тебя, как деревенский хлеб, хочется гладить и прижимать к груди». Солнце палило, но Николай лишь сдвинул фуражку набекрень и стал похож на ухаря из какого-то фильма. Смех то и дело сопровождал их разговор, и некоторые прохожие завистливо косились, некоторые — улыбались. «Давно так легко не было на сердце!» — Нине не хотелось отпускать руку Николая, она прижималась к его плечу, страдая, что стесняется своих потаенных желаний. Оказывается, сколько неистраченных чувств скопилось в ее сердце. Свыклась уже, что счастье не для нее, а вот бродили целый день по городу, и совсем забылась пустая квартира, кухня, телевизор. На звонки подруг отвечала уклончиво: «Занята». Николай тоже пару раз нажал на кнопку сотового, так и не ответив на вызов.

— Подождут, — объяснил он. — Начальству и в выходные не терпится узнать, с какой партией поеду в предстоящую экспедицию. Отпуск заканчивается.

— Куда, Миколаша? — поинтересовалась Нина.

— На Полярный Урал.

— Это почти на перевал Дятлова? — глаза женщины от восторга распахнулись.

Он рассмеялся:

— Дальше. За перевал. Тебя история со студентами тоже зацепила?

Нина всплеснула руками:

— А кто останется равнодушным? Девять человек по морозу босиком побежали. От кого?

Николай пожал плечами. Больше к этой теме не возвращались. Прогулка получилась до самой темноты. Пили чай с пирожными за уличным столиком летнего кафе, любовались закатными красками на реке. В душе Нина нарадоваться не могла: до отъезда в тартарары у Николая оставалось полторы недели. Одиночество случится потом. Потом! И не надо о грустном! Она будет ждать его, встретит и… Дальше не загадывала. Сердце ее оттаяло и ничем не тревожило. Лишь слегка затрепетало, когда услышало невесть откуда зазвучавшие слова любимой по молодости песни: «Сердце, как хорошо, что ты такое…»

Расставаясь у подъезда, Николай позвонил на телефон Нины по названному ею номеру. Записал: «Нина». Вслух произнес:

— Вот мы и установили с тобой самую устойчивую по нынешним меркам связь — телефонную.

— Смешно, а почему самую устойчивую? — улыбнулась Нина. — Не может какое-то там электромагнитное излучение заменить человеческих отношений. И никогда не сможет.

Да знать бы…

Полторы недели пролетели как один день. Несколько раз за те десять дней Николай оставался у Нины на ночевку. Она тоже побывала в гостях, с любопытством осмотрела его пристанище — хрущевку на окраине города. Не квартира — геологический музей.

Время прощания словно разорвало счастливый жизненный круг. При расставании у вагона в груди кольнуло. Вспомнила, как смеялась в юности над бабушкиными рассказами. Та призналась как-то в разговоре, что мужа своего по военным дорогам «за руку водила». «Не смейся, Нина, водила! — твердо произнесла тогда бабушка. — Через отданную при отправке на фронт намоленную иголку с вдетой белой ниткой я за ним присматривала. Сердца наши слушала, советы давала». Нина не сдержала улыбки: как можно человека слушать, если его нет рядом? Но мужа-то бабушка уберегла. И вот у вагона Нина сама что-то необычное ощутила. А если и ей предчувствие вещает? Как быть?