Джорджия Хантер - День, когда мы были счастливы [litres]

Когда речь Трумэна заканчивается, польский диктор объявляет, что Красный Крест будет и дальше открывать отделения и лагеря для перемещенных лиц по всей Европе, и призывает выживших регистрироваться. Адам выключает радио, и в гостиной снова наступает тишина. Что тут сказать? Наконец Халина нарушает молчание.

– Завтра, – заявляет она, заставляя голос звучать ровно, – я вернусь в Красный Крест и перепроверю, чтобы все наши имена были зарегистрированы. Узнаю про лагеря для перемещенных лиц и когда именно мы получим доступ к списку имен. И договорюсь о связи с мамой и папой в деревне.

Внизу, на улице, радостные крики становятся громче. Халина встает, подходит к окну и осторожно закрывает его.

Лодзь, Польша

июнь 1945 года

Каждый день Халина идет знакомым маршрутом от квартиры в Лодзи сначала до временной штаб-квартиры Красного Креста в центре города, потом до недавно построенного здания Общества помощи еврейским иммигрантам и наконец в Американский еврейский объединенный распределительный комитет, или Джойнт, как все его называют, в надежде узнать новости о пропавших родственниках. Если не делает обход, она шерстит местную ежедневную газету, которая начала публиковать списки имен и частные объявления выживших о розыске родственников. На радио тоже есть станция, посвященная помощи в воссоединении выживших; она дважды звонила туда. На прошлой неделе надежды Халины стремительно возросли, когда она нашла имя Франки в списке, опубликованном Центральным комитетом польских евреев – организацией, которую финансирует Джойнт. Франку вместе с братом и родителями отправили в лагерь Майданек неподалеку от Люблина. Необъяснимой волею случая она, Салек и Терза выжили. Однако ее отцу Моше так не повезло. Халина взялась за организацию переезда тети и кузенов в Лодзь, но ей сказали, что на это могут уйти месяцы; они в числе тысяч беженцев, ждущих помощи в лагере для перемещенных лиц. По крайней мере Нехума и Сол теперь в Лодзи, она наконец сумела вывезти их из деревни.

«Наверное, я им уже надоела», – думает Халина, подходя к Красному Кресту, где волонтеры хорошо ее знают. Как правило, они приветствуют ее полуулыбкой, покачиванием головы и печальным «Простите, новостей нет». Но сегодня не успела закрыться алюминиевая дверь, как к ней подбегает одна из волонтеров.

– Это вам! – кричит женщина, размахивая над головой маленькой белой бумажкой.

Дюжина человек оборачиваются к ним. В обычно полном печали помещении восторг женщины вызывает диссонанс.

Халина останавливается, оглядывается через плечо и смотрит обратно на женщину.

– Мне? Что… что мне?

– Вот! – волонтер держит телеграмму на вытянутых руках и читает вслух: – «В Италии с Селимом. Ищите через 2-й польский корпус. Генек Курц».

Имя брата лишает ее равновесия, и Халина инстинктивно расставляет руки, чтобы не упасть.

– Что? Где он? – ее голос дрожит. – Дайте посмотреть.

Она тянется за телеграммой, голова кружится. Второй польский корпус? Это же армия Андерса? С Селимом, которого они все считали мертвым? Халина едва дышит. Про генерала Андерса в Лодзи говорят все – он и его солдаты – герои. Они взяли Монте-Кассино. Сражались на реке Сенио, в битве за Болонью. Халина качает головой, пытаясь представить Генека и своего зятя Селима в военной форме, в бою, творящими историю. Но не может.

– Посмотрите сами.

Халина так крепко сжимает телеграмму, что белеют ногти. Она молится, чтобы это не оказалось ошибкой.

«В ИТАЛИИ С СЕЛИМОМ. ИЩИТЕ ЧЕРЕЗ 2-Й ПОЛЬСКИЙ КОРПУС. ГЕНЕК КУРЦ»

Действительно, внизу напечатано имя брата. Она поднимает глаза. Остальные смотрят, ожидая реакции. Халина открывает рот и закрывает его, проглатывая то ли рыдание, то ли смех – она и сама не понимает.

– Спасибо! – наконец хрипит она, прижимая телеграмму к груди. – Спасибо!

Халина подносит телеграмму к губам и целует снова и снова, помещение наполняется радостными возгласами. По щекам бегут слезы, но она не обращает на них внимания. В голове только одна мысль. «Это не ошибка. Они живы». Она кладет телеграмму в карман блузки, выбегает из кабинета и несется домой. Через двенадцать домов она поднимается по лестнице в квартиру, перескакивая через две ступеньки за раз. Родители на кухне готовят обед.

Тяжело дыша, Халина смотрит на них, стоя в дверях, ее щеки раскраснелись. Мама поднимает голову.

– Ты в порядке? – встревоженно спрашивает Нехума, замерев с ножом над морковкой. – Ты плачешь?

Халина не знает, с чего начать.

– Мила дома? – спрашивает она, запыхаясь.

– Она с Фелицией пошла на рынок, вернется через минуту. Халина, что такое?

Нехума кладет нож и вытирает руки о полотенце, заправленное за пояс юбки.

Рядом с ней замирает Сол.

– Халина, скажи нам, что случилось?

Он внимательно смотрит на Халину, обеспокоенно сведя брови.

– Я… у меня новости, – восклицает Халина. – Когда Мила…

Она замолкает при звуке открывающейся двери.

– Мила!

Выбежав в прихожую, она здоровается с сестрой и забирает у нее из рук холщовую сумку.

– Слава богу, ты пришла! Идем, быстрее.

– Ты чего такая запыхавшаяся? – спрашивает Мила. – Ты вся мокрая от пота!

– Новости! У меня есть новости!

Глаза Милы вылезают из орбит, ее ореховые зрачки вдруг окружены морем белого.

– Что? Какие новости?

Новости могут значить что угодно. Они с Фелицией идут следом за Халиной по коридору.

В дверях кухни Халина делает знак родителям присоединиться к ней в гостиной.

– Идемте, – зовет она.

Когда семья наконец в сборе, она набирает воздуха в грудь. Она еле сдерживается.

– Я только что вернулась из Красного Креста, – говорит она, доставая телеграмму из кармана блузки. Она поднимает бумажку вверх, приказывая рукам не дрожать. – Это пришло сегодня из Италии.

Она читает телеграмму вслух, старательно произнося каждое слово:

– «В Италии с Селимом. Ищите через 2-й польский корпус», – она смотрит на маму, отца, сестру, Фелицию, ее глаза перебегают с одного на другого, снова наполняясь слезами. – Подпись «Генек Курц», – добавляет она сорвавшимся голосом.

– Что?

Мила притягивает Фелицию к себе, прижимая ее головку к животу.

Нехума берется за руку Сола, чтобы не упасть.

– Прочитай еще раз, – шепчет Сол.

Халина читает телеграмму еще раз, потом еще. К третьему чтению Нехума в слезах, и в маленькой квартирке раздается глубокий смех Сола.

– Это лучшая новость, что я слышал с тех пор… Даже не помню, – говорит он, его плечи трясутся.

Они обнимаются парами, Сол с Нехумой, Мила с Фелицией, Мила с Халиной, Халина с Нехумой, а потом все вместе, словно большое колесо, обняв друг друга за талии и прижавшись лбами. Фелиция где-то в середине. Время словно исчезает, пока они обнимаются, смеются и плачут, Сол снова и снова повторяет одиннадцать прекрасных слов телеграммы.