Николай Колбасов - Штрафники. Люди в кирасах

— Воды! Скорее воды! Там люди! — закричал Петр, но его никто не услышал.

От невыносимого жара на нем затлела гимнастерка и он, задыхаясь, отступил в глубину двора. Тут уже стояла пожарная машина, и незнакомые люди в брезентовых куртках и блестящих касках торопливо разматывали шланги. Кто-то сунул ему в руки багор со стальным наконечником и он опять бросился к казарме, пытаясь стащить вниз пылавшую потолочную балку. Там, в развалинах, уже никто не кричал.

Когда приехали еще две пожарные машины, с огнем уже было покончено. Дымились разбросанные оконные рамы и доски. Сгрудившись около всего этого мусора, стояли штрафники. Проведенная проверка выявила, что восемнадцать из них остались под развалинами казармы.

На следующий день сводный штрафной батальон майора Терехина был подчинен командованию сорок шестой стрелковой дивизии, державшей оборону в районе Невской Дубровки, и отправлен туда форсированным маршем.

Бойцы были уверены, что их задействуют в предстоящих наступательных боях. Под Синявином дела обстояли неважно. Прорвать блокаду, как и год назад, не удалось. Наши войска, израсходовав скудные резервы и утратив наступательный порыв, уже не продвигались вперед, а с большим трудом сдерживали усиливающийся натиск брошенных против них шести свежих немецких дивизий, в том числе одной танковой.

Однако штрафные роты даже не довели до передовой. Остановили в каком-то заболоченном лесу и заставили десять дней с утра до вечера ползать с полной выкладкой по торфяникам и трясине. В наспех сооруженные шалаши возвращались уже в полной темноте. Промокшие до нитки, они тут же замертво валились спать.

Потом так же неожиданно ночью роты подняли и опять форсированным маршем, с категорическим запретом курить и громко разговаривать направили к передовой. Шли недолго, часа полтора. Примерно в километре от Невы их снова остановили и чуть не на ощупь рассовали повзводно в огромные землянки. Предупредили, что наружу можно выходить лишь в крайнем случае, так как днем участок насквозь просматривается с левого берега, а немцы не должны знать о появлении здесь новой воинской части.

Умаявшиеся бойцы вповалку легли на голые нары и тут же заснули. В шесть утра их разбудил дежурный по штабу батальона лейтенант Абрамов. Он и предупредил, что для соблюдения скрытности у каждой землянки выставлена охрана из роты сопровождения.

— Больше двух человек одновременно часовой из землянки не выпустит. Чтоб никаких недоразумений не было, — сказал Абрамов. — Всем ясно?

— Яснее не бывает, товарищ лейтенант, — отозвался Павленко. — Одного не можу уразуметь: зачем вы нас побудили, коли с этого схрону выходить все равно нельзя? Мы бы так до следующей ночи и спали.

— А как насчет обеда, товарищ лейтенант?

— Неясно пока. Если не подвезут, комбат разрешит использовать выданный вчера сухой паек.

— Так мы его вчера же и съели!

— Тогда представляйте, что и сегодня его едите. Воображение у вас есть?

— Так шо нам с того воображения? Нам бы вместо него по пачке концентрату запоиметь…

Колобов вышел из землянки, огляделся. Расположились они на краю чахлого соснового леса, тянувшегося вдоль шоссейной дороги. Между лесом и Невой пролегала примерно километровая полоса, сплошь изрезанная траншеями и ходами сообщения. Присмотревшись, можно было различить бугрившиеся кое-где дзоты. Далеко на севере громыхал бой, но на их участке было относительно спокойно. Со стороны Невы лишь изредка доносился перестук пулеметных очередей.

Метрах в пятнадцати от Колобова, у хода в соседнюю землянку, умывался из подвешенного на вбитый колышек котелка Пугачев. Вытершись жестким вафельным полотенцем, он помахал Николаю рукой и радостно засмеялся.

— Чего такой мрачный, медведь уссурийский?

— Зато ты, смотрю, что-то веселый с утра.

— А что нам унывать? До фронта добрались. Терехин с дивизионным начальством о горячем обеде договорился. В термосах прямо в землянки принесут. Вечером оружие выдадут. Так что делай выводы.

— Что их делать? Ясно — в бой пойдем. Весь вопрос: когда и где? Об этом ничего не слышал?

— Представь себе, комдив «забыл» меня проинформировать. Встречусь, обязательно объявлю выговор!

— Что-то и впрямь ты сегодня не в меру веселый, — улыбнулся Николай. — Ладно, спасибо за новости. Пойду своих орлов обрадую.

— Давай. Минут через двадцать к вам зайду. Вижу — кисните, надо боевой дух поднять.

— Он и так высокий. В Ленинграде насмотрелись, как люди живут, а десять дней в болоте еще больше злости добавили.

— Не скажи. Я во вчерашней фронтовой газете фактик интересный вычитал. Думаю, не лишним будет до общего сведения довести, а заодно последнюю сводку Совинформбюро перескажу.

В землянке бойцы, как могли, коротали время. Павленко травил анекдоты. Минин, Васильков и Громов, устроившись в дальнем углу, вполголоса тянули известную всем песню о Колыме:

Смешилин, Красовский, Петушков и Застежкин, окруженные болельщиками, резались в очко под фофаны — щелчки оттянутым указательным или средним пальцем по лбу проигравшего. О результатах игры можно было судить по вздувшейся лиловой шишке на лбу у Прохора. Он горячился, подозревал своих партнеров в нечестной игре, но поймать их на мошенничестве не мог.

— Чего ты карты в горсть прячешь? Ты их держи, чтобы видно было. А то у тебя трефовый туз с пиковой десяткой уже третий раз выходят!

— Прошлый раз у меня не трефовый, а бубновый туз выпадал, Прохор. Ежели подозреваешь, сам банк мечи, я из твоих рук карты принимать буду, — смеялся Олег. — Чего задумался, еще одну вскрыть? Девятка, опять у тебя перебор…

— Прошу тишины! — громко сказал Колобов. — Новости есть.

Он сообщил притихшему взводу то, что узнал от Пугачева. Бойцы выслушали молча, только Шустряков, узнав о предстоящей выдаче оружия, не сдержался:

— Вот здорово! Мне, как второму номеру ПТР, автомат положен.

— Выдадут тебе автомат… — скептически скривился Минин. — С ними энкаведешники сзади нас стоять будут. А тебе — винтарь ржавый и пару костянок со свистульками.

— Зачем нам свистульки? — недоуменно уставился на него Застежкин.

— Обоймы с патронами так называются, пень таежный. Сразу видно, что в школе не учился.

— Ну и пусть дают винтовку. Я у фашистов автомат добуду, — не сдавался Юра.

— Как же, они давно самый лучший приготовили. Ждут не дождутся тебя, — ухмыльнулся Сеня Петушков.

— Ты-то что возникаешь. Петушок? — вскинулся Юра. — Да я, если хочешь знать…

— О чем спорите, славяне? — раздался от двери голос Пугачева. — Ну-ка, подсаживайтесь поближе.