Николай Колбасов - Штрафники. Люди в кирасах

— Всем в укрытия! — скомандовал он и сам не услышал своего голоса.

Со дна траншеи Николай отчетливо видел, как отделяются черные продолговатые предметы и сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее несутся вниз. Тяжело покачивающиеся, с каждым мгновением увеличивающиеся в размерах бомбы еще не долетели до земли, а из сомкнутого кольца пошли в пике один за другим «юнкерсы».

С каким-то холодным, дрожащим комком в животе Колобов вжимался в стену траншеи и видел, как судорожными, конвульсивными движениями, будто увертываясь от летящих в него камней, пригибает голову Смирнов.

— Ложи-ись, дурак! — закричал Николай и изо всех сил дернул связного за полу шинели.

И тут черным ураганом накрыло их траншею. Ее тряхнуло, подкинуло, сдвинуло куда-то в сторону. В лицо Колобова больно вдавился жесткий суконный локоть Смирнова. Николай попытался оттолкнуть его или хотя бы освободить лицо, у него ничего не получилось. В рот и нос ударило режущим химическим ядом тола. Все вокруг кипело дымной удушающей чернотой и грохотом. Как маятники страшных часов, сквозь эту круговерть размеренно проносились наклоненные плоскости «юнкерсов». Траншею изгибало, корежило, пластами рушилась земля, с грубым металлическим визгом резали воздух осколки.

Сколько длился этот кромешный ад: пять минут? Десять? Час? Ощущение времени было потеряно. Наконец по звуку выходящих в пике самолетов Колобов понял, что завершился круг бомбежки. С трудом заставил себя встать на колени, потом поднялся во весь рост. Сквозь клубы жаркого дыма увидел, как «юнкерсы», поочередно выходя из пике над их позициями, снова выстраивались в круг.

— Смирнов! Бегом в отделения Павленко и Громова. Узнай, как там у них, я — у Медведева. Скорей, пока снова не зашли!

Колобов побежал, перепрыгивая через чьи-то ноги и головы, и с удивлением увидел, что траншея, если не считать обрушившихся кое-где стен и снесенного местами бруствера, почти не пострадала. Его взвод отделался испугом. Как видно, основной удар бомбардировщиков пришелся по нейтральной полосе и по пространству между первой и второй траншеями.

— Товарищ комвзвода! Сюда! К нам! — услышал он голос из ниши, вырытой в стене траншеи.

— Кто тут? Ты, Шустряков? Живой?

— Живой, товарищ старшина. И Застежкин тут. Лезьте к нам. Сейчас они опять вдарят. Снова на нас идут!

Колобов увидел, как из вращавшейся чуть в стороне карусели «юнкерсов», сваливаясь из круга, вновь скользнул к земле ведущий и круто пошел на их траншею. Пригнувшись, Николай втиснулся в спасительную нишу, вынужденно прижался своими коленями к коленям Застежкина.

— Ничего, ребята, выдержим. Ни хрена они с нами не сделают, — прохрипел Колобов.

И тут же его голос заглушила обвальная серия бомбовых взрывов. Траншея опять затряслась, вздыбилась, и вытолкнутый из ниши этим искусственным землетрясением старшина увидел, как над вспухающими фонтанами разрывов несутся вдоль позиции роты крестообразные туловища «юнкерсов», слепя зазубренным пламенем крупнокалиберных пулеметов. Толстые, скрученные свинцовые трассы с огромной скоростью проносились над его головой и после каждой из них его сжавшееся в ожидании смертельного удара тело пронизывала ликующая мысль: «Мимо, мимо!»

Он не понял даже, как вновь оказался в нише. То ли его втащили туда Застежкин с Шустряковым, то ли вполз сам. И от этого своего минутного беспамятства почувствовал вдруг злой и жгучий стыд за себя. Одновременно с ревом пронесшегося над траншеей последнего «юнкерса» Николай вскочил на ноги и приказал Шустрякову отыскать Смирнова, чтобы он срочно проверил телефонную связь с ротой.

Цепочка «юнкерсов», опять сворачиваясь в круг, сдвигалась к переправам через Неву.

— Шустряков! Найдешь Смирнова и сразу назад. Застежкин, готовь бронебойку. Всем по местам! Приготовиться к отражению атаки!

И словно подтверждая его команду, над траншеей пронесся надрывный крик:

— Танки!..

Командование 170-й немецкой пехотной дивизии, прославленной и опытной, осаждавшей ранее Одессу и Севастополь и недавно переброшенной под Ленинград для участия в решительном штурме этого упрямого большевистского города, не посчитало нужным подкреплять массированный бомбовый удар по ослабленным боевым порядкам штрафников еще и артиллерийской подготовкой. И без того расходы боеприпасов на этот проклятый русский «пятачок» прямо-таки потрясающие: за вчерашний день ежечасно на каждый квадратный метр плацдарма тратилось от пятнадцати до двадцати тысяч патронов, до шестидесяти снарядов и мин! Можно ли при такой интенсивности огня сомневаться в успехе?

Как только «юнкерсы», обработав передний край защитников Невского пятачка, переместились в глубь обороны, из укрытий в песчаном карьере двинулись фашистские танки.

Замысел гитлеровцев был прост: мощным бронированным тараном, пушечным, пулеметным и автоматным огнем разрезать оборону нашего десанта и уничтожить его по частям. Волей судьбы позиции штрафной роты лейтенанта Войтова оказались на острие танкового удара. На штрафников надвигались, натужно ревя моторами и покачивая на воронках и рытвинах стволами орудий, двенадцать танков.

…Сначала Колобов, заметив на границе рощи и простиравшегося за шоссе поля медленное шевеление серых и желтых квадратиков, не ощутил всей остроты надвигающейся опасности. После только что пережитой бомбежки он, наоборот, почувствовал даже облегчение — теперь-то уж «юнкерсы» не вернутся на их позицию.

Острота опасности пришла к нему минуты через две, когда до траншеи докатилась волна низкого, утробного гула мощных моторов и яснее возникли очертания этих шевелящихся квадратиков, выстроившихся в косо вытянутый вибрирующий треугольник.

Он видел, как тяжко и неотвратимо переваливались танки через попадающиеся на их пути воронки. Все отчетливее слышался железный лязг и скрежет, гремящая круговерть гусениц, рев двигателей.

У серой ленты шоссе над бронированным клином взвилась ракета, и строй тут же стал размыкаться. Танки переваливались через дорогу и неудержимо катили дальше, не прибавляя, не убавляя скорости, уверенные в несокрушимой силе своего движения. На взвод Колобова устремились шесть машин. За ними, прикрываясь броней, бежали автоматчики, поливая местность длинными очередями.

— Ну, славяне, держись! Сейчас дадут нам дрозда.

— Чего ж артиллеристы-то, а? Товарищ комвзвода, чего они не стреляют? Ведь сомнут нас сейчас… — Николай краем глаза увидел повернутое к нему растерянное лицо молоденького бойца из вчерашнего пополнения. — Может, разбомбило их, а?

— Рано, потому и не стреляют. Обнаруживать себя до поры не хотят, — успокоил его Колобов, хотя и у самого от волнения пересохло горло. Он повел лопатками от пробежавшего по телу озноба. — Застежкин, не торопиться! Пусть подойдут ближе. Пулеметчикам не открывать огонь до моей команды.