Николай Колбасов - Штрафники. Люди в кирасах

Алексей глубоко вдохнул морозный воздух и улыбнулся: «Скоро весна!..» После завтрака солдат провел его к подъезду, выходившему на главную улицу. Тут стояла крытая брезентом полуторка, в кабине дремал шофер, а на тротуаре стояли два солдата и курили. По улице проносились машины, спешили на восток группы беженцев, в каком-то дворе неподалеку оглушительно ревели самоходки, разогревая моторы.

Ждали капитана. Солдаты вели свой, только им понятный разговор. Вдруг на окраине города звонко захлопали зенитки. Все разом подняли головы: высоко в голубом небе плыл серебристый самолет. Белоснежные шары снарядных разрывов сопровождали его неторопливый полет.

Один из солдат, молодой, веснушчатый паренек, придерживая рукой шапку, чтобы не свалилась, крикнул другому:

— Рама! Высоко идет… Боится, подлюга…

Второй, скуластый пожилой мужчина, ответил:

— Высматривает, гад… Сегодня будет делов.

— Нам-то ладно: в тыл поедем, — удовлетворенно заметил первый.

На крыльце в белом полушубке, с планшеткой через плечо, появился Парадашвили. Он тоже взглянул на медленно плывший самолет и махнул перчаткой:

— Садись!

Машина тронулась. Алексей прислонился спиной к кабине и через плечи солдат, сидевших у борта, видел убегающую назад дорогу, нерасчищенные тротуары, деревья вдоль них, дома. Через полчаса они выехали на шоссе.

Солдаты, сидевшие рядом на ящиках и о чем-то разговаривавшие, вдруг забеспокоились и стали показывать куда-то назад. Алексей передвинулся к ним поближе.

— Начинается… — обратился к нему пожилой солдат и показал в небо.

Всмотревшись, Алексей тоже заметил далеко сзади черные точки вражеских самолетов. Они шли широким клином.

— Восемнадцать штук!.. — крикнул молодой солдат, обладавший, по-видимому, хорошим зрением.

— Сейчас, гады, начнут швырять, — проговорил старший.

— Пока неизвестно, — возразил Алексей, — может, и мимо пройдут.

Но вот, приблизившись, самолеты развернулись вдоль шоссе и стали перестраиваться для бомбометания. Они вытянулись в линию, повисли один над другим, образуя ступеньки гигантской лестницы. Она висела над шоссе, постепенно снижалась и приближалась.

Движение на шоссе сразу же ускорилось. Алексей видел, как в кузовах мелькнувших мимо машин люди изготавливались к стрельбе. В кабине, видимо, тоже почувствовали опасность, так как машина рванулась и пошла быстрее. А самолеты приближались, их зловещие силуэты теперь четко вырисовывались на голубом небе, и рев моторов все нарастал, подавлял все другие звуки.

Алексей, кажется, физически чувствовал, как приближается смерть, никак не мог решить, что нужно делать. Он с нетерпением ждал, что шофер вот-вот свернет в сторону, но машина все неслась вперед. К своему ужасу, Алексей заметил, что свернуть она не могла, так как по обеим сторонам шоссе тянулись высокие валы снега. Спрыгнуть с машины на таком ходу тоже не могло быть и речи.

Однако молодой солдат отважился это сделать и перекинул ноги за борт. Пожилой бросился к кабине и стал стучать изо всей силы кулаком. Машина, однако, не сбавляла скорости.

Самолеты теперь неслись над самой дорогой. Сушко стоял у заднего борта, держался за дуги под брезентом и с ужасом смотрел на побелевшие пальцы молодого солдата. Он совсем повис за бортом и быстро перебирал ногами, стараясь сравняться со скоростью машины. Наконец он отпустил руки, какое-то мгновение летел в воздухе вслед за машиной, несколько раз перевернулся и застыл черным пятном на дороге. А машина все мчалась.

Ведущий самолет вдруг клюнул носом и тотчас же со страшным ревом взмыл вверх. Из-под его крыльев отделились черные капли бомб и со свистом понеслись к земле. Маневр ведущего повторили и другие самолеты — и на шоссе забушевал ад.

Машина раз, другой вильнула в сторону и резко остановилась. Сушко не удержался и вылетел в сугроб. В эту секунду что-то сильно, как молотком, ударило его по бедру, но он вскочил и бросился в сторону. Он бежал изо всех сил, глубоко проваливаясь в снег, задыхаясь, оглядываясь по сторонам. По полю, справа и слева, тоже бежали люди, падали, что-то, наверное, кричали, но Алексей ничего не слышал: в ушах тонко звенело, словно телефонный зуммер.

Отбежав довольно далеко, Алексей оглянулся и с ужасом увидел, что за ним с пистолетом в руке бежит капитан Парадашвили. Его полушубок из белого стал красным. Вместо лица кровянилась какая-то страшная маска. Расстегнутая и пробитая осколком планшетка путалась между ног и тоже была залита кровью. Алексей подумал, что капитан преследует его, и остановился. Но Парадашвили, не обращая на него внимания, пробежал в нескольких метрах мимо и упал.

Алексей бросился к нему, крича:

— Я здесь, капитан! Я не убегу!..

Но капитан не шевелился. Алексей перевернул его, взглянул на страшную маску, бывшую когда-то лицом, и понял, что капитан мертв.

Сушко растерянно посмотрел вокруг, надеясь увидеть второго солдата или шофера, но правая нога вдруг подвернулась, и он тоже упал в снег. Только теперь он почувствовал боль и догадался, что ранен.

Отдохнув, он встал на здоровую ногу, огляделся. Самолеты все еще утюжили шоссе: черный дым тут и там тянулся в небо. Вблизи никого не было. Алексей присел возле капитана. Стараясь не смотреть на лицо убитого, обыскал его. Планшетка была насквозь продырявлена огромным осколком, и, кроме небольших обрывков карты и нескольких клочков бумаги, в ней ничего не было.

Чтобы не испачкать руки кровью, он расстегнул полушубок. В карманах гимнастерки нашел удостоверение личности, партийный билет, несколько истертых писем, написанных на грузинском языке, пачку денег. Все это он положил обратно, чтобы потом могли определить личность убитого. Своих документов Алексей не нашел. «Наверное, были в планшетке», — подумал Сушко и решил взять пистолет. С трудом он расцепил сведенные судорогой пальцы капитана. Полой полушубка вытер холодную сталь и руки, вынул патрон из ствола и пополз к хатам.

Озябшего и мокрого, Алексея подобрали жители хуторка, находившегося километрах в двух от шоссе. Молодая женщина и маленький, сухонький старичок в потертом черном кожушке — ее свекор — с трудом втащили раненого в хату. Женщина, причитая и охая, осторожно сняла сапог — из него на затоптанный пол хлынула темно-красная грязная жижа. Портянка и брюки до колен были насквозь пропитаны кровью. На бедре зияла рваная рана, из которой стекала вниз кровь. Хозяйка неловко перевязывала, а Сушко морщился, ибо теперь малейшее движение причиняло острую боль. После перевязки его уложили на широкую кровать у печки, и он снова восстановил в памяти все подробности бомбежки. Наконец вспомнил, когда его ранило, но долго еще не мог поверить, что столько бежал с осколком в бедре.