Хельга Графф - Сценарий для Незалежной

Владимир Владимирович что-то пометил в блокноте.

— Кстати, тут Серега… — начал было Жарик, но был прерван Геннадием Андреевичем.

— Какой Серега? Бодров из МИДА?

— Да нет, Могу из Минобороны рассказал одну историю, что недавно случилась в Сирии. Идут, короче, америкосы, взвод, и видят на холме нашего солдата. Их командир послал самого крутого афроамериканца разобраться. Они с русским исчезли за холмом и с концами. Тогда послал разобраться весь взвод, который тоже исчез, опять же с концами. Вдруг, через некоторое время появляется один рядовой, весь избитый и орет: «Сэр, вызывайте подкрепление! Это засада! Их там двое!».

Гомерический хохот взорвал кабинет.

Владимир Владимирович вытер выступившие от смеха слезы и с трудом вернулся к обсуждаемой ранее теме.

— Члены НАТО — это отличный прием! — похлопал он Жарика по плечу. — Оформляйте заявку! Вот теперь они у нас попляшут!

— «Цыганочку»? — улыбнулся Руган.

— «Калинку»! — усмехнулся президент.

— А вообще, Владимир Владимирович, не хлебом единым жив человек. Пусть видят, что больше хлеба россияне любят зрелища. Побольше ночных выставок, кинотеатров, литературных встреч и народно-массовое чтение вслух романа Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание»! Пусть знают, что мы и день, и ночь на страже Родины! Неплохо было бы в 40-градусный мороз организовать поклонение чьим-нибудь мощам… Наши ведь будут месяц стоять, но очереди своей дождутся! Разве можно победить такой народ? Да никогда! Это нереально!

— Вот и решили все проблемки! Так что действуйте, товарищи, пардон… господа!

Дверь камеры с треском распахнулась, и Саша, награжденный мощным пинком озверевшего охранника, торпедой влетел в помещение и крайне неудачно приземлился на холодный цементный пол. Дверь со скрежетом захлопнулась. «Вот попал!», — с ужасом подумал пленник, поднял голову и увидел перед глазами крепкую руку сокамерника.

— Ну что… живой?

— Вроде… да, — неуверенно протянул Александр, с усилием поднимаясь с пола.

В полумраке камеры он с трудом разглядел шесть человек. Один из шестерых лежал на грубо сколоченных деревянных нарах и стонал… Саше стало страшно… сердце куда-то провалилось, он даже не ощущал сердцебиения. Затем от спертого, затхлого запаха, витающего в камере, у него закружилась голова и, сделав пару неуверенных шагов к лежанке, Саша опустился на голые доски. Рядом присел человек в рясе, который первым протянул ему руку.

— За что взяли, сын мой? — осторожно спросил он.

— Не знаю… ни за что! Забрали паспорт и привезли сюда!

— Так ты русский, что ли? Из России?

Саша понуро кивнул.

— Из России… журналист…

Он поглядел на священника, и сердце вновь тревожно екнуло. На него смотрело одутловатое, покрытое синяками, лицо пожилого человека. Саша переместил свой взгляд на руку нового знакомого и ужаснулся. Она кое-как была перевязана грязной тряпкой, пропитанной кровью. Александр поднял глаза на старика. Тот усмехнулся и ответил на безмолвный вопрос:

— Ты, сынок, еще не понял, куда попал…

— В гестапо… добро пожаловать в ад! — присаживаясь рядом, продолжил речь священника еще один пленник. — Ну как там Россия? Москва стоит?

— Куда ей деваться… стоит! — едва слышно произнес Саша и добавил: — Я ведь ничего не сделал! Выпустят… наверное…

Из угла раздался удушливый кашель, и новый собеседник в одно мгновение рассеял Сашины надежды.

— Это вряд ли, хлопчик! Мы, украинцы, сидим тут кто месяц, а кто и два, а ты русский…

— Так ведь я ничего не сделал! — в отчаянии воскликнул насмерть перепуганный Александр.

— А тебе, сынок, и делать ничего не надо, — священник положил ему на плечо здоровую руку, — достаточно того, что ты русский и прибыл из России. Им больше ничего не нужно… одним словом, бандеровцы они! — он помолчал и спросил: — Как звать-то тебя?

— Александр… Саша…

— Ну что же, познакомимся, я протоиерей отец Владимир… Корецкий… из Луганска…

— А что у вас с лицом и рукой? — журналист решился задать, мучивший его вопрос.

— Что со мной? — переспросил священник и добавил: — Да то же, что и с остальными… Пытают нас тут, изверги, как в гестапо во время Великой Отечественной!

— Да за что?! Что вы сделали? Это же противозаконно!

— Да нет тут больше никаких законов, Санек, кроме фашистских! Меня, кстати, Станиславом зовут, а это, — сокамерник обвел рукой остальных и представил товарищей по несчастью: — Петро, Михаил, Павел и Роберт — ему особенно досталось! Он, как и ты, ничего не сделал, просто пытался жену свою с ребенком защитить… их у него на глазах убили… а его сюда… что вынес и говорить страшно! Да мы все тут это ежедневно проходим! Слушай, — оживился Стае, — мы расскажем тебе, что здесь происходит, а ты, когда вырвешься отсюда, расскажи там, в России, что тут с людьми эти нелюди творят, ладно?!

— Если вырвусь… обязательно, — пообещал Саша, — жаль, что записать не смогу!

— Ничего, ты молодой, запомнишь!

Александр не мог поверить, что и его ждет такая же участь. Временами он думал о том, что зря согласился на эту кошмарную командировку. Но ведь никто даже представить не мог, чем дело обернется. Больше всего его беспокоили мысли об Изольде, которая там, на Майдане, осталась среди этих дикарей совсем одна… «Удалось ли ей уехать?», — с тревогой думал Саша, не находя себе места. От размышлений его отвлек голос отца Владимира.

— Слушай, сынок, — начал протоиерей свой рассказ с просьбы, — расскажи там своим, может обратитесь в какие-нибудь европейские организации, и они сумеют нам помочь?! — в голосе священника сквозило отчаяние, которое он с трудом пытался замаскировать. — В общем, сказать что нас бьют — это ничего не сказать. Нас тут убивают! Бьют не только руками и ногами, но и прикладами и другими подручными средствами! Нас расстреливают, нам ломают кости, издеваются страшно! Еще тут девка одна была, Надежда Савчук, так она лично предлагала сдать нас на органы, чтобы денег заработать. Предлагала расстрелять, когда другие не согласились с ее предложением. Она, сука эта, лично принимала участие во всех садистских выходках, избивала нас с разными присказками и прибаутками. Ее голос я не забуду до конца дней своих!

По телу Саши прокатилась дрожь. «Неужели и мне предстоит пройти это? — с ужасом думал он. — Да нет… не может быть! Я ведь гражданин другого государства, нет… не посмеют!».

— А ты знаешь, Санек, что в Украине есть концентрационные лагеря, где пленных подвергают изощренным пыткам?

С новой порцией жутких рассказов, Саша пребывал уже не просто в тревоге, а в панике!

— Мое имя Станислав Танкевич, запомни! Я ополченец, правда, повоевать с этими тварями пришлось недолго!