Антал Погони - Двое из многих

Керечен сидел в этом вагоне, забившись в угол.

Постепенно набирая скорость, поезд оставил железнодорожную станцию позади. Вскоре по обе стороны железнодорожного полотна потянулась сплошная стена зеленого леса. Над головой раскинулось безбрежное синее небо.

Товарные вагоны были битком набиты пассажирами. Сразу же за паровозом следовали два классных вагона, в одном из которых ехал Бондаренко.

Иштван забился в угол и сидел, весь съежившись. В голову лезли разные мысли. Он вспоминал события прошедшего дня и неудачную попытку побега от Бондаренко.

В одном большом селе он чуть было не сбежал от капитана. Село окружили красные. Завязался бой. Он длился недолго, так как большая часть солдат из роты капитана Бондаренко сдалась в плен, в том числе и несколько унтер-офицеров.

Оценив обстановку, Бондаренко вскочил в свой экипаж и хлестнул лошадей, которые от неожиданности затанцевали на месте. Керечену удалось схватить за поводья чью-то лошадь, седло на которой было перепачкано кровью. Хозяина ее, видимо, сразила пуля. К седлу был привязан вещмешок бывшего хозяина. Усевшись в седло, Иштван пришпорил лошадь и дернул за уздечку, желая изменить направление и ускакать к красным, но не тут-то было. Кобыла встала на задние ноги и так тряхнула крупом, что Иштван камнем полетел на землю. Ударившись, он потерял сознание.

Когда он очнулся, ему рассказали, что в лошадь попала пуля. Падая, лошадь придавила его. Иштван отделался легким ушибом.

Капитан сам усадил Керечена в экипаж и поскакал к лесу.

В роте осталось человек тридцать, не больше. Спать в ту ночь пришлось под открытым небом.

Керечен заглянул в вещмешок. Там оказалась буханка хлеба, шесть банок консервов, чай, сахар и кошелек с полутора тысячами рублей. Одна из консервных банок была пробита пулей.

— Посмотрите, господин капитан, — показал Иштван банку, — какая косточка застряла в консервах!

Бондаренко повертел в руке продолговатый кусочек свинца и недовольно пробормотал:

— Если б эта пуля не застряла в банке, быть бы вам трупом. Я только не понимаю, зачем вам понадобилось прыгать на коня, когда вам следовало сесть в экипаж?..

— Я этого и сам не пойму. Возможно, во мне проснулся солдат!

— Солдат?! — Бондаренко ехидно засмеялся. — Вы еще чувствуете себя солдатом? А где мои солдаты? Трусливые крысы! Разбежались по норам! Их тоже охватила красная зараза. Вы знаете, что это такое?.. Это конец… Многие заводы и фабрики не работают. Красные уничтожают помещиков и чиновников. Большая часть крестьянства пришла в упадок. Надвигается голод… Вот вам и рай, обещанный Марксом! Вы, конечно, не знаете русского народа. Вы не знаете, сколько крови пролито на русской земле! Это может понять только русский, так как только он способен такой дорогой ценой платить за собственную жизнь!..

— А как же украинцы, татары, латыши, чуваши, марийцы, якуты, казахи?..

— Все это никчемный сброд! Скоты! Плевать на них!

— А я слышал, — перебил капитана Керечен, — что, например, Казань, столица татар, — наиболее крупный культурный центр магометанства. Говорят, что в городе каждый год печатают Коран тиражом в миллион экземпляров, а затем рассылают его по странам магометанского Востока. Я слышал, что поселения татар в тех районах так же древни, как и поселения русских.

— Знаете, у нас, русских, есть пословица: «Незваный гость хуже татарина!» — махнул рукой Бондаренко. — Этим все сказано.

— Вы считаете красных своими личными врагами?

Капитан кивнул, а затем заговорил:

— Под Витебском у меня было фамильное имение. Мой отец был гвардейским полковником. Родословная нашей семьи своими корнями уходит еще в петровские времена. А знаете, что красные сделали с моим отцом? Они его расстреляли у меня на глазах!..

— За что?

— За то, что он был хорошим солдатом и не терпел нарушений дисциплины. Он наказал одного мерзавца — приказал его подвесить… Потом отец, к сожалению, забыл о нем. Его пригласили к губернатору на вечер, а когда он вернулся домой, мужик уже умер…

— И солдаты не простили этого вашему отцу?

— Нет, сволочи, не простили!.. И вот теперь у меня нет ни отца, ни матери, ни имения, ни дома, ни царя… да и родины тоже… И все из-за красных!..

Керечен молча рассматривал удрученного невеселыми мыслями офицера, у которого еще совсем недавно было поместье, дом, дворянский титул, отец в чине полковника, была головокружительная карьера, деньги, красивые женщины, веселые друзья и все прочие блага жизни… И всему теперь пришел конец… Этот капитан до мозга костей был барином.

— Господин капитан, скажите мне откровенно, зачем вы меня с собой возите? — спросил Иштван офицера. — Зачем вы вытащили меня из-под лошади?

Капитан закурил.

— Гм. Я и сам точно не знаю. Так, пустая прихоть. Если б вы не умели так хорошо играть в шахматы, я, возможно, и бросил бы вас… Мне хочется спасти интеллигентного человека. Вы офицер. Для нас здесь еще будет много работы. У вас в Венгрии революционный мятеж идет к концу… Там власти тоже нуждаются в интеллигентных офицерах. Когда мы приедем в Екатеринбург, я выпишу вам бумаги, с которыми вы в Красноярске придете в офицерский лагерь. А когда вернетесь в Венгрию, будете сражаться там против красных…

Через открытую дверь вагона сквозь дымку тумана виднелись контуры Уральских гор, склоны которых густо поросли деревьями и кустарником. Солнце уже село. В вагонах все притихли. Скученность была такая, что люди оказались буквально прижаты друг к другу. Хорошо еще, что дверь была открыта, иначе бы пассажиры задохнулись от спертого воздуха. Все забылись в тяжелом сне.

Веки Иштвана тоже слипались. Он задремал. Перед глазами встали картины из домашней жизни. Он увидел отца, старого виноградаря… Вот он идет к сараю, на крыше которого греется на солнышке кошка. Она спрыгивает отцу на плечо, он гладит ее… Как хорошо пахнет дома!.. Это даже не запах, а настоящее благоухание. Кошка лениво потягивается, выгибает спину, показывает розовый язык… Шерсть у нее мягкая-мягкая… Ох, да это совсем и не кошка!.. Иштван открывает глаза и вздрагивает от неожиданности: на груди у него лежит голова девушки. Она сладко спит, а он, оказывается, гладит ее черные, отливающие синевой волосы…

В вагоне так тесно, что все спят у кого-нибудь в объятиях. Только голова Керечена лежит на чьем-то вещмешке.

Проехали маленькую станцию. Поезд не остановился, а лишь сбавил ход. На какое-то мгновение отблески света из открытой двери вагона упали на лицо девушки. Миловидная… Слегка вздернутый нос. Чуть припухшие пунцовые губы… По спящему лицу блуждала улыбка. Блестели белоснежные зубы… И все это всего лишь в десяти сантиметрах от губ Иштвана. Дыхание девушки касалось его лица. Керечен невольно вспомнил поцелуй Анны… Кровь застучала в висках. Сердце замерло, будто кто его сжимал. Спокойно и плавно вздымалась девичья грудь.