Константин Кудиевский - Горькие туманы Атлантики

Честь британского офицера! Наверное, на нее любили ссылаться и первый морской лорд сэр Дадли Паунд, и контр-адмирал Гамильтон, и другие военно-морские чины. Но этой чести хватило ненадолго: один только призрак вражеского линкора «Тирпиц» развеял боевой дух флотоводцев Британии. И как результат — кошмар четвертого июля.

Что ж, совесть Брума, должно быть, чиста. Перед Британией и народом ее. Перед союзными странами. Перед вдовами Мартэна, Гривса, стармеха Синицына… Перед Тосей. И перед матерью лейтенанта Митчелла.

После войны он, Лухманов, написал ей в Плимут. Отослал фотографии, письма, вещи… Ответила ему с благодарностью сестра лейтенанта. Она же сообщила тогда, что мать, потрясенная происшедшим, потеряла рассудок. Тратьте свои тысячи, командер Брум! Или получайте проценты с них… Они заработаны вашей честью, которую суд оценил так дорого. Моряки за нее не дали б и пенса.

Лухманов отложил газету и подошел к окну. Темнело. В домах зажигались огни, на фронтонах зданий — призывы реклам. Сумеречное беззвездное небо казалось пустынным и хмурым, как воды зимнего Хвал-фиорда. Где-то в нем гудели невидимые самолеты, поднявшиеся, быть может, со взлетных полос Кефлавика. А внизу, на улице, бойко выкрикивали мальчишки, продававшие вечернюю газету. И все больше и больше появлялось машин, чтобы вскоре начать ежевечерний свой бег по привычному кругу центра столицы.

В июне пришла наконец весна и в Северную Атлантику. Солнце не заходило, висело в холодном небе круглые сутки, и под его белесоватым светом желтели и крошились плотные, слежавшиеся льды. С берегов Гренландии сползали ледники, откалывались, дрейфовали к югу сверкающими айсбергами… Все в полярных широтах искрилось, переливалось бликами, и человеку, окажись он в этих праздничных, почти сказочных разливах света, в мерцании горизонтов, трудно было бы поверить, что наступило лето сорок второго года, что где-то идет беспрерывная битва за океан — и на воде, и в глубинах, и в небе. Отзвуки этой битвы время от времени появлялись только у кромки льдов: сюда прибивало обломки судов, разбитые шлюпки, плотики с мертвыми моряками. Нерпы, высунув головы из полыньи, подолгу разглядывали побелевшие лица людей, удивляясь их неподвижности. Волосы и бороды странных пришельцев были покрыты инеем. В глазах покоилось то же безмолвие, что и в арктических льдах.

В широтах южнее весна о себе заявляла непроглядными косяками туманов. Они повисали над океаном, окутывали Исландию и Шпицберген, доползали до норвежских фиордов и островов Великобритании. В такие дни англичане облегченно вздыхали: туман затруднял налеты вражеской авиации на их города. Улицы Лондона оживали, люди брели по ним, не поглядывая с опаской на небо. Склонные к юмору лондонцы называли туманы и затяжные дожди самой приятной летней погодой: война как-то сразу отодвигалась от берегов страны в далекую туманную мглу.

Чины военных и правительственных учреждений покидали подземные укрытия, служебные бункеры, возвращались в кабинеты старинных министерских зданий. Здесь, в кабинетах, где обстановка не менялась веками, все было знакомо до мелочей, привычно и потому невольно создавало впечатление незыблемости и устойчивости не только самой Великобритании, но и всего подлунного мира. Кабинеты возвращали чинам спокойствие и уверенность в будущем.

Возвращались в кабинеты на Уайтхолле и чины адмиралтейства. Но здесь покой воцарялся ненадолго… Звонили переключенные телефоны, увел связи принимал донесения с морских театров военных действий. Донесения не радовали, и офицеры-операторы, морща лбы, задумчиво замирали у оперативных карт… Несколько месяцев назад пал Сингапур, что осложнило для англичан обстановку в районе Индийского океана. А совсем недавно пал Тобрук — армия Роммеля теснила английские части в Северной Африке.

Неужели придется оставить ее? Нет, нет… Представить себе Британскую империю без Сингапура, без Суэца и Египта было так же немыслимо, как без королевской семьи или без флота.

Ох как нужны сейчас были подкрепления на театре Средиземного моря! Чтобы удержать Гибралтар и Мальту, Суэц и Египет. Чтобы сохранить, наконец, британское влияние на Балканах. А тут, как назло, — конвои в Россию… Рузвельт настаивает на них: мало того что адресуют в Советский Союз часть грузов, в которых нуждается Великобритания, так еще отвлекают для этих операций английские транспортные суда и военные корабли. Не считаться с американцами, конечно, нельзя. Да и в самой Англии раздаются настойчиво голоса за помощь восточному союзнику. Далась им эта Россия… Почему Великобритания должна поступаться своими интересами в пользу Москвы?! Не случайно сэр Паунд, первый морской лорд, назвал конвои в Россию камнем на шее для англичан.

В годовщину нападения Гитлера на Советский Союз премьер Черчилль направил восторженное послание маршалу Сталину. Не жалея слов, он восхищался стойкостью русских, сражавшихся против фашистов на тысячах километров фронта, торжественно заверял, что английский народ не пожалеет усилий, чтобы выполнить с честью союзнический долг. Означало ли это послание, что премьер одобрял посылку конвоев в советские порты? Никогда не догадаешься, что на уме у этого Уинстона. Успокаивало лишь то, что интересы Британской империи были всегда для Черчилля превыше всего.

Да, много тревог возникало у офицеров адмиралтейства. Моряки, привыкшие к мостикам кораблей и к точным приказам, зачастую терялись, когда дело касалось изгибов политики. Указания первого морского лорда не вносили в эти тревоги ясности: офицерам они казались порой такими же смутными, как туман за окнами. Но указания выполнялись, и моря бороздили авианосцы, линкоры и крейсеры, открывали огонь, атаковали противника — тогда в адрес адмиралтейства снова текли донесения, которые либо сообщали об успехе, либо оправдывали утраты.

У всех еще в памяти был февральский прорыв германской эскадры из Бреста… В начале сорок первого года в этом порту на западном побережье Франции укрылись немецкие линкоры «Шарнхорст» и «Гнейзенау». Позже к ним присоединились тяжелый крейсер «Принц Евгений», миноносцы и тральщики — образовалась целая эскадра. Почти год она проторчала в Бресте. А в первые дни февраля союзная авиаразведка донесла, что германские корабли, по всем признакам, готовятся к выходу в море. И действительно, на рассвете 12-го они выбрали якоря. Три английские подводные лодки, развернутые в дозоре на подходах к французскому порту, выхода вражеских кораблей не заметили. Их обнаружили самолеты только через четыре часа, уже в море. Летчикам запрещалось вести радиоразговоры и, чтобы доложить об эскадре, им пришлось вернуться на аэродромы.