Александр Письменный - Фарт

В воскресенье моряки со «Спрута» получили увольнительную в город, и Федор Бухвостов решил сходить на Плотничную — повидать своего благодетеля.

Слегка прихрамывая на ногу, поврежденную при торпедировании «Донца», он пересек почти весь город из конца в конец и открыл низкую застекленную дверь пивной с белой занавеской, засиженной мухами. В лицо ему пахнуло теплым пивным воздухом. В небольшом помещении, полном посетителей, играл граммофон и громко стучали пивные кружки. Мастеровые, занимавшие почти все столики, пили пиво и громко толковали о своих делах.

Федор огляделся. На стенах висели масляные картины, изображающие закат над рекой и извержение Везувия. Краски были яркие, неправдоподобные, но именно такие и нравились посетителям. Граммофон с оранжевой трубой стоял на буфетной стойке. Возле него худой, костлявый буфетчик с завязанным горлом перетирал посуду.

Лавируя между столиками, к Федору заковылял пьяный мастеровой в мятом картузе со сломанным козырьком.

— Морячок, — сказал он, покачиваясь и кося глазами, — нет ли закурить?

Бухвостов протянул папиросу. Пьяный забормотал, поднося ее ко рту:

— Враки! Все враки!

Он приблизил сизое, набрякшее лицо к Федору, глянул ему в глаза, погрозил пальцем и, пошатываясь, повернул прочь, повторяя свою присказку.

Федор подошел к стойке. Буфетчик поглядел на него мутными глазами, спросил:

— Кружечку-с?

Облокотившись о стойку, Федор нерешительно проговорил:

— Тут мне человека повидать…

Буфетчик поджал губы и, снова принимаясь перетирать посуду, сказал:

— Пройди за стойку.

Бухвостов поднял доску в конце стойки и прошел в заднюю комнату.

Здесь стояли железная кровать с красным тюфяком и сиреневой подушкой, некрашеный столик и табуретка. Вдоль левой стены громоздились одна на другой корзинки из-под пива. Двибус лежал на кровати, закинув ноги на ее спинку, и курил. Он встал, когда вошел Федор. Не выказывая ни удивления, ни радости, Двибус протянул ему руку и пригласил сесть. Затем он приоткрыл дверь и велел буфетчику подать пива.

Они сели за столик — боцман с «Таганрога» на кровати, Федор на табуретке.

— Ну, как она, житуха, служба царская? — спросил Двибус в ожидании пива. Русским языком он владел в совершенстве.

— Живем, хлеб жуем. Обыкновенно, — ответил Федор.

— Скоро пойдешь воевать?

— Как прикажут.

— Большое дело затеяли, большое дело, — сказал Двибус.

— Ты о чем?

— Да о лодке, о заградителе.

Федор насторожился. Откуда этот боцман знает о заградителе? О «Спруте» никто ничего не может знать. Буфетчик принес бутылки с пивом, кружки, тарелку с моченым горохом и ушел. Двибус продолжал:

— А как же? Скрытность — самое главное. Никто и мысли не имеет, что зона опасная. Плывет себе вражеский капитан, в ус не дует, ан — бац! — а тут мина. Очень здорово. Одна беда — мин на борту маловато. Нет?

— Ефим Степанович, ты о чем? Какие мины? Я ничего такого не знаю, — сказал Федор с деланным удивлением.

— Ладно, брось, брат. Мне все известно, — сказал Двибус и налил пива. — Мне положено все знать. На-ка, выпей.

Он достал из-под стола полуштоф водки и налил в стаканы с пивом. Водку в те дни доставать было трудно, но Бухвостов отказался.

— Водку с пивом я не пью.

— Красна девица! Выпей.

Федор взял стакан, выплеснул на по́л и налил себе чистого пива.

— Упрямствуешь? Ну, как хочешь, — со злобой в голосе проговорил Двибус. — Тогда и я не буду. — Он выплеснул свой стакан и продолжал: — Только ты вола не крути. Сколько ваша лодка мин принимает на борт, пятьдесят или все сто, мне не важно. Из любопытства спросил. Ты мне ответь: деньги ты у меня брал? Брал. Хапнул.

— Ты сам предложил, — сказал Бухвостов.

— Можешь вернуть?

Федор промолчал. Двибус сам ответил на свой вопрос:

— Черта с два. Значит, купленный. Точка. Понятно тебе?

— Что значит — купленный? — спросил Федор, чувствуя растерянность.

— Нечего прикидываться. Ты что, дите малое? За здорово живешь деньги в наше время не дают.

— Так ты говорил — фонд помощи?..

— Дурак! Какой фонд помощи в военное время? Деньги дадены, чтобы — раз! — Двибус взмахнул рукой и прищелкнул языком. — Понятно?

— Ничего не понятно.

— Должен ты мне подчиняться — и все. Вот я тебе скажу: «Потопи лодку», — и ты ее потопишь. Дошло?

Двибус засмеялся.

— Да ну, брось, — сказал Федор.

Двибус перестал смеяться. Он пристально глядел на Федора и молчал.

«Шутит он, что ли? Или нужно его слова принимать всерьез?» — подумал Бухвостов и поднялся с табуретки. Двибус молчал. Растерянный, изумленный Бухвостов захлопал себя по карманам. Вынуть деньги, швырнуть в его подлую харю и кончить этот дурацкий разговор. Шутка это или нет, черт его знает…

Но денег в карманах не было. Он отправил их матери в тот же день, как получил.

Двибус усмехнулся и, ткнув Федора ладонью в грудь, заставил сесть на табуретку. Федор почувствовал, как у него шумит в голове от выпитого пива.

— Слушай, парень, — заговорил Двибус, понижая голос и наклоняясь к Федору, — я тебе дам еще столько. Нет, вдвое больше. Целый капитал. Понимаешь? А твое дело маленькое. Подложишь одну штучку, ну, скажем, такой карандаш, — Двибус вынул из внутреннего кармана пиджака складной карандаш с белой шляпкой, — когда повернешь его вот здесь, он зашипит и загорится. Подбросишь, где хочешь, когда подвернется удобный момент, — и шито-крыто, а деньги в кармане. Сам выберешься из лодки и бывай таков. А карандаш свое сделает…

Федор снова вскочил на ноги.

— Ты чего хочешь? Чего тебе надо, бандюга? — завопил он, не зная, что сказать и что сделать.

— Не ори, дурак! Расписка твоя — вот она! — Двибус похлопал себя по карману. — По такому дураку адмиральский суд плачет. Еще слово, и будешь покойничком.

Молча Федор протянул руки и схватил Двибуса за горло. Но он был слишком ошарашен словами боцмана. Он не успел отклонить голову, Двибус оттолкнул его и коротким боковым движением резко и сильно ударил в подбородок. Бухвостов отлетел к противоположной стене и упал на корзины из-под пива.

Двибус приблизился к нему. Стоя над Федором, который полулежал на корзинках, он заговорил, усмехаясь и склоняя голову на правое плечо:

— Слушай, дура. Скажи мне: жаловала тебя царская власть? Милости от нее видел? Помогала она тебе чем-нибудь в жизни? Черта с два. Что же, так и будешь терпеть, да шею гнуть, да «рады стараться» орать? Твою мать родную пускают по миру, а ты тянешься во фрунт? Я тебе дам еще двести рублей сейчас и чек на швейцарский банк. Большие деньги. Хочешь — здесь уничтожь судно, хочешь — в походе. Ты пловец хороший, выберешь подходящую минуту, подбросишь карандаш, а сам — вплавь к берегу. Как только станет известно, что дело сделано, иди получай денежки по чеку и живи, как князь. Через границу я тебя переправлю.