Александр Письменный - Фарт

Противоположный склон ущелья поднимался к небу ровной и пологой плоскостью, образуя широкую гигантскую чашу. Огромная стена из розового туфа венчала ее в поднебесье массивным гребнем. Зубья гребня обращены были к югу и все светлое время дня ярко горели на солнце. По ним, сверкая тысячами струй, скатывались талые ледниковые ручьи.

Все вокруг было просторно, воздушно, масштабно, и, стоя сейчас перед этой обширной красочной панорамой, потрясающей человека своей могучей, почти планетарной красотой, Татьяна Андреевна подумала о том, что, должно быть, здесь самый надутый, самодовольный, тщеславный человек перестанет пыжиться, осознает свое ничтожество.

Рудничный поселок лежал на покатой площадке у подножия розовых скал. Игрушечные крыши каменных домов, прижавшихся к горному склону, ступенями громоздились одна над другой. Посреди поселка поднимался шахтный копер, словно сложенный из спичек, два других прятались в стороне, в расселинах розовой стены. Отсюда, где стояла Татьяна Андреевна, можно было разглядеть и футбольное поле на краю поселка. На глаз был заметен уклон в сторону реки. А вон, чуть выше Дворца культуры, — серое от рудничной пыли здание дробилки и погрузочная станция подвесной дороги. Плыли по канату вагонетки, наполненные рудой, чтобы через горы и ущелья пройти свой путь к обогатительной фабрике.

Татьяна Андреевна начала спускаться, съезжая подчас на подошвах по каменной осыпи. Но вот и верхний предел леса. Опять пошли заросли дубняка, папоротники, стелющийся вдоль тропы можжевельник. Вот рощица березового криволесья, причудливые деревца, карлики и уроды лесного царства. Чуть ниже стояли лесные великаны — дубы и грабы, оплетенные лианами. И вдруг где-то над самой рекой, точно в пору весеннего цветения, ударил пряный, раздражающий, назойливый аромат лавровишни.

По бревну, переброшенному через речку, Татьяна Андреевна перешла на ту сторону и не торопясь стала подниматься к рудничному поселку. Шоссейная дорога крутила по вздыбленной плоскости пологими и аккуратными петлями и поднималась постепенно; между петлями вилась пешеходная тропа. Татьяна Андреевна с завидной легкостью пошла напрямик, срезая петли шоссе, лишь изредка приостанавливаясь, чтобы отдышаться.

Она побывала в парикмахерской — уложила волосы, сделала маникюр — и пошла в геологическое бюро по смешной улице поселка, где тротуар на одной стороне был выше, чем на другой, и проходил чуть ли не на уровне крыш противоположной стороны улицы.

Татьяна Андреевна могла не объяснять, кто она такая, — инженерно-технические работники далекого горного района знали друг друга в лицо, даже если и не были знакомы.

— Так, так, так, — стал твердить заведующий геологическим бюро, когда она сказала, какие материалы ей нужны. — Слышал я о ваших запросах, да дело в том — у нас имеется строгий приказ: никаких материалов посторонним лицам.

Разговор принимал неожиданный оборот. Может быть, Вараксин не успел распорядиться?

— Чей приказ? — спросила Татьяна Андреевна.

— Общее положение.

— Но я не посторонний человек, вы меня знаете. Кроме того, товарищ Вараксин обещал…

— Вот именно, товарищ Вараксин как раз на днях дал строгое указание: никаких сведений из геологического бюро.

— Странно. Неделю назад он обещал… Можно ему позвонить?

— Пожалуйста.

Она сняла трубку, секретарша ответила, что Вараксин на совещании.

Обескураженная Татьяна Андреевна вышла из рудоуправления и вспомнила, что хотела раздобыть последний номер «Роман-газеты», который все время был на руках. Она решила зайти в библиотеку и попросить, чтобы эту книгу отложили наконец для читателей гидрометеостанции.

Топить во Дворце культуры еще не начали, в помещении было холодно и сыро. Работники библиотеки и посетители читального зала не снимали пальто, кепок, платков. И, вероятно, от этого у библиотеки был тревожно-деловой, вокзальный вид.

Свое дело Татьяна Андреевна любила, была всегда очень занята и никогда не унывала, думая о том, что живет и работает в горах, в холодном, неуютном доме из дикого камня, вдали от людей, больших городов, ярко освещенных улиц с хорошими тротуарами, магазинов, театров, благоустроенных кино.

Но всякий раз, когда она попадала в рудничный поселок, во Дворец культуры, в его просторные комнаты, видела сразу много людей, в большинстве незнакомых, что было непривычно, проходила по улицам, хотя и горбатым, но с тротуарами, — от одного этого она испытывала удовольствие, становилась оживленнее, чувствовала потребность с кем-нибудь поговорить, даже посудачить.

Отказ дать ей геологические материалы удивил и озадачил Татьяну Андреевну, но настроение досадный случай не смог испортить.

Когда Татьяна Андреевна выбирала книги, ее увидел из коридора Вараксин. Он проводил во Дворце культуры совещание по жилищно-бытовым вопросам, и оно только что закончилось. Он подошел сейчас же к Татьяне Андреевне и сказал трагическим тоном:

— Книги, книги! Они много говорят, но, увы, ничего не выслушивают!

В ответ на эту сентенцию Татьяна Андреевна поздоровалась с Вараксиным и спросила:

— Из Анатоля Франса?

— Нет, собственного сочинения, — не желая замечать иронии, горделиво сообщил Вараксин. — Как живете-можете, Татьяна Андреевна? Век не виделись. Как ваша многоуважаемая река? Не потекла вспять? — сострил он. — Ну слава богу, слава богу.

— Сергей Порфирьевич, а кто обещал забетонировать опору у гидрометрического мостика? — спросила Татьяна Андреевна.

Вараксина не смутило напоминание.

— Разве я обещал? Вы подумайте! Совершенно выпустил из головы. Черт возьми, это от старости. Совершенно никакой памяти, наверно склероз. — Он явно напрашивался на комплимент, но Татьяна Андреевна не поддалась на эту удочку. — Ладно, завтра будет сделано.

— Ну, хорошо. А как насчет геологических материалов?

— То есть?

— Была сейчас в геологическом бюро. Распоряжение — ничего не давать.

— Зачем ходить в геологическое бюро! Там у меня сидят зубры, бюрократы, зря беспокоились. Раз обещал, достану сам все, что требуется.

— Обещали дать команду, а вместо этого приказ: ничего не выдавайте?

Вараксин возмутился:

— Я приказал не выдавать? Да они что, сдурели? Сейчас пойдем, я им покажу! Они не так меня поняли. Сейчас пойдем и все сделаем.

— Нет, Сергей Порфирьевич, спасибо. Не буду вас затруднять. Достану, что нужно, через промышленный отдел обкома партии. Мне не к спеху. Благодарю.

— Ну вот, уже обиделись, уже и рассердились.

— Я не обиделась и не рассердилась, но мне показалось странным такое отношение.

Вараксин засмеялся:

— Неужели, Татьяна Андреевна, вы не понимаете? Это сделано нарочно, чтобы лишний раз повидаться с вами.