Александр Письменный - Фарт

— Валюша, но Володя тебя ни в чем не упрекает, — сказал Гвоздырьков.

— Не хватало еще, чтобы упрекал! Он не упрекает, но я чувствую — я виновата. Его не приняли потому, что я была против. Он шел на экзамен, не чувствуя поддержки. Да, мне не хотелось, чтобы он был актером. Для серьезного человека это не профессия. Но лучше быть непутевым, чем несчастным. Только сейчас я как следует это поняла.

— Ну что ты выдумываешь! Ты сейчас опечалена, раздражена, нужно успокоиться, — с мольбой в голосе произнес Гвоздырьков.

— Под конец я примирилась с его планами, иногда даже подумывала: а может, он прав? Если у него призвание, талант… Это хорошо, что он с таким упорством… — Она не договорила. — А теперь такой удар! А вы ничего, ничего не понимаете, не хотите понимать! Черствые, недалекие люди! Я не была против, совсем нет. Просто я немного сомневалась… И вот все пошло прахом!

— Голубчик, Валентина Денисовна, в самом деле, ну при чем тут вы? — снова вмешался Сорочкин. — Может быть, у него не оказалось артистических данных? Конечно, он с горечью написал о неудаче. А как же иначе? Это вас и расстроило. Но он человек молодой, еще столько будет других желаний!

— Да что вы меня успокаиваете?! — грозно закричала Валентина Денисовна. Приступ печали и отчаяния, боль за неудачу сына сменились яростью. Ущемленные чувства этой шумной, властной женщины требовали выхода. В смятении она бессознательно искала повода, чтобы наброситься на кого-нибудь и выместить свое раздражение. Сорочкин для этого оказался самым подходящим человеком, и Гвоздырькова напустилась на него с лютым гневом: — Вы бы лучше молчали! Ничего себе, хорош! Поднимает панику, что кто-то преследует Татьяну Андреевну, мешает работать, а это просто ревность, ревность, ничего более.

— Валентина Денисовна, что вы говорите?! — растерянно пролепетал Сорочкин, и его маленькие глазки в страхе забегали в поисках сочувствия по лицам товарищей.

Молчавшая все время Татьяна Андреевна удивленно взглянула на Гвоздырькову и закрыла книжку.

— Бог с вами, Валентина Денисовна, как можно!.. Вы расстроены, понятно, но нельзя же до такой степени, так грубо и мелко… — сказала она гневно.

— Говорю то, что думаю! — продолжала бушевать Гвоздырькова. — Сорочкин жаловался мне одной, теперь пусть расскажет при всех, да, да, пусть расскажет, что делается в доме!..

— Это вовсе не относится ни к Володе, ни к его письму, — с досадой сказал Авдюхов.

— Нет, относится, и вы не заминайте, не заминайте — закричала она, уже кипящая, не знающая удержу.

Авдюхов отвернулся и отошел к радиоле.

— Оставь ты эту философию, Валюша, — без надежды урезонить жену и скорее от смущения пробормотал Петр Петрович.

— Ты ничего не знаешь. Под видом, что нужны метеорологические данные, мастер с канатной дороги повадился сюда чуть ли не каждый день и проходу не дает Татьяне Андреевне! Что, я должна молчать?

— Валентина Денисовна, это совсем другой вопрос, — холодея, пролепетал Сорочкин.

Пучков и Меликидзе сидели молча, опустив головы; им было неловко, стыдно, а уйти было нельзя. Грушецкая, блестя глазами, ждала, что будет дальше. Она то склонялась к Татьяне Андреевне, то тянулась к Меликидзе, то останавливалась и замирала в неудобной позе, не успев ничего сказать.

— Все такие умные, понимают с полуслова. Но то, что какой-то тип повадился ездить к нам чуть ли не каждый день, об этом вы не задумываетесь! — гремела жена начальника станции.

Бледная и взволнованная, Татьяна Андреевна встала.

— Я не нуждаюсь в защитниках, и поднимать дрязги и сплетни… И ваши нелепые рассуждения… Это отвратительно, — тихо сказала она.

Конечно, нужно было сразу встать и уйти, не пытаясь остановить Валентину Денисовну, и потом посмеяться над всем, что произошло в тот несчастный вечер. Но странное дело — в тот несчастный вечер вмешательство Гвоздырьковой было так неожиданно и несуразно, что Татьяна Андреевна растерялась.

Нужно было встать и уйти, а она замешкалась, и, пока собиралась с мыслями, хлопнула наружная дверь, в прихожей послышались грузные шаги и в кают-компанию вошел Вараксин. Отвесив общий поклон, он крепко взял Татьяну Андреевну за руку и сказал безапелляционно:

— Вы куда, Татьяна Андреевна? Не пущу!

Никого не удивило позднее появление главного инженера, все были расстроены неприятной сценой, и Вараксин сразу почувствовал, что в кают-компании происходит нечто необычное. С деланной серьезностью он спросил:

— Что у вас тут стряслось?

Никто не ответил. Все старались не смотреть на него, одна Грушецкая подняла на Вараксина глаза в надежде, что сейчас произойдут еще более важные события.

— Володю не приняли, — нехотя ответил Гвоздырьков.

— Ну это еще не трагедия, — сказал Вараксин.

Татьяна Андреевна сделала попытку высвободить руку, но Вараксин сжал ее сильнее и повторил:

— Нет, не пущу!

С укором взглянула Валентина Денисовна на Вараксина и поморщилась.

— Удивляюсь я вашему равнодушию, Сергей Порфирьевич, — без обиняков бухнула она. Вараксин даже несколько опешил. — У людей переживания, а вам все нипочем.

— Ну зачем так, Валюша?.. — начал было Петр Петрович.

— А ты не смягчай, не смягчай! — перебила его Валентина Денисовна.

— Голубчик мой, о каких переживаниях речь? — спросил Вараксин. — Я ведь только вошел, ничего не знаю. А что Володю не приняли, так вы этого именно и хотели, насколько помнится.

Он отпустил руку Татьяны Андреевны, но, так как по-прежнему загораживал выход, она отошла от него и села на стул у стены.

— Вы бы лучше молчали! — не сбавляя тона, сказала Валентина Денисовна. — Обещали помочь, хороша помощь! Вы только усыпили мою бдительность!..

— Опять старые споры, Валентина Денисовна! Сколько можно говорить об одном и том же? Я обещал отговорить, усовестить, но мне не удалось. Теперь цель достигнута без моего вмешательства. Разве это плохо?

Теперь весь гнев Валентины Денисовны обернулся в сторону Вараксина.

— Какой ценой?! — закричала она. — Ценой жестокого разочарования, крушения надежд!.. Нужно было, чтобы он сам отказался, сам, а не то, чтобы его не приняли!.. Если бы не ваши обещания, я нашла бы способ, да, нашла бы, как его переубедить, а так все было брошено на произвол судьбы!

Она залилась слезами и отвернулась. Вараксин пожал плечами:

— Сами от моей помощи отказались. Поступлению в театральный институт я бы мог посодействовать.

— Нужно было хотя бы зайти к молодому человеку, — сказал Авдюхов.

Этого Вараксин не выдержал.

— Освободите меня от ваших постоянных наскоков! — неожиданно окрысился он. — С вами я не хочу говорить!

— Товарищи, перестаньте, ну что вы, ей-богу, ну ведь пустяки, — тотчас заторопился Гвоздырьков, преисполненный единственной заботой, чтобы в доме царили мир и благодать.