Александр Письменный - Фарт

— Не могу понять, — откликнулся Бетаров, ни к кому в отдельности не обращаясь, — почему вас так волнует мой приезд? Рангом не вышел?

— При чем тут ранги? Хватает наглости молоть вздор! — не выдержал Сорочкин.

Вараксин продолжал молчать, чувствуя смущение и понимая, что любое его слово еще больше накалит обстановку.

— Волнуетесь, что лишний раз захотел повидать Татьяну Андреевну? — не обращая внимания на Сорочкина, продолжал Бетаров. — Очевидно, служебное положение не то. Но позвольте заметить, это, по меньшей мере, несправедливо и, как бы вам сказать, недемократично.

— Вы говорите возмутительные вещи! Прошу вас удалиться! — сказала Валентина Денисовна.

Спокойно стоял Бетаров у журнального столика и молча листал потрепанный комплект журнала «Солнце России». На странице, где были изображены чьи-то царственные похороны — величественный катафалк с гробом, усыпанным цветами, восьмерка лошадей в черных балахонах, факельщики в цилиндрах, толпа провожающих, он задержался и, сочувственно качнув головой, показал на фотографию:

— Народ в таких случаях говорит: чем так ездить, лучше ходить!..

Тут Вараксина прорвало.

— Нет, это черт знает что! — завопил он. — Убирайтесь отсюда вон, я вам приказываю!

Как ни в чем не бывало Бетаров перевернул страницу, секунду помедлил и ткнул пальцем в широковещательное объявление, обведенное фигурной рамкой и снабженное портретом идиотически улыбающегося мужчины.

— «Страдаете глухотой? — прочитал он медленно. — Если так, то здесь имеется приятная для вас новость…» — Затем он закрыл журнальный комплект и сказал: — Вот что, уважаемый Сергей Порфирьевич и вы, все прочие ревнители метеорологического целомудрия. Да, не скрываю, мне нравится Татьяна Андреевна. Если хотите знать, люблю ее. Об этом не говорится во всеуслышание, как на общем собрании, но вы поставили меня в такие условия, что я вынужден сказать. Люблю, да, нравится это вам или нет. И заметьте, прошу вас, — он поклонился в сторону Валентины Денисовны. — И вас, — он поклонился в сторону Вараксина. — Это обстоятельство никого, абсолютно никого не касается. Это касается только меня лично и Татьяны Андреевны. Желаю здравствовать!

Он хлопнул по ладони перчатками и двинулся к выходу.

— Одну минуту, — вдогонку ему сказал Авдюхов.

Он был бледен, взволнован. Остальные молчали.

— Вас что, уполномочили спустить меня с крыльца? — с грубоватым юмором спросил Бетаров догнавшего его в коридоре Авдюхова. — Имейте в виду: мой вес — шестьдесят восемь килограммов и я умею давать сдачи.

— Не болтайте ерунды, — ответил Авдюхов. — Мне нужно вам сказать… Вот какая штука. Я смотрел на вас, слушал. Знаете, это, может быть, смешно… Я очень хочу, чтобы Татьяна Андреевна была счастлива.

— Она будет счастлива. Что еще?

Авдюхов ответил не сразу.

— Наверно, это очень странно звучит, но я хотел вам это сказать.

Неожиданная откровенность не удивила Бетарова. Он спросил:

— Вы мне вот что скажите, разве не по-дурацки получается: вокруг Татьяны Андреевны крутится Вараксин, и все принимают это как должное. Благосклонно. Миролюбиво. Даже товарищ Сорочкин. А против меня — громы и молнии. Почему?

— Не знаю. Я к вам отношусь иначе.

Больше Бетаров ни о чем не спрашивал. Молча он поклонился Авдюхову и вышел.

Хлопнула наружная дверь, тотчас взвыл у крыльца и сгинул его мотоцикл.

Авдюхов помедлил в коридоре минуты две и прошел в аппаратную. Зачем он вышел из кают-компании за Бетаровым? Но он не мог не выйти за ним. Вдруг точно духота какая-то стеснила его. Странно иной раз ошибается человек. Он жил с уверенностью, что давно погасла его топка, что не осталось в его душе ни желаний, ни страстей. И как повернулось дело! Гвоздырьковой он дал когда-то совет — не делать из Володи раба обстоятельств. Но что такое он сам, как не раб обстоятельств? В том-то и беда! Все мы рабы обстоятельств. И Вараксин, и Гвоздырьков, и сын Валентины Денисовны. Все существа на земле. Его возмутил Вараксин, пообещавший и ничего не сделавший для Гвоздырьковой. А что он сам сделал для нее? Рабы обстоятельств… А вот Бетарова можно как угодно назвать, как угодно к нему относиться, но меньше всего его назовешь рабом обстоятельств!.. И Татьяна Андреевна! Нужно порвать эту мучительную канитель. Господи, до чего несуразно все получилось! Он и Татьяна Андреевна! Нелепость. Любовь на старости лет. Ничего себе, нашелся кавалер с бронхиальной астмой и припадками эпилепсии… Преодолеть чувство необходимости видеть ее каждый день. Мир велик. Он обязан уехать. Чего проще, взять и продолжить отпуск, поехать в Москву, организовать перевод в другое место. В Арктику, на Дальний Восток. Мало ли места на земле?..

Так думал Авдюхов, сидя в аппаратной возле рации.

Немного погодя он вернулся в кают-компанию. Вараксина уже не было. Видно, все происшедшее отбило у него охоту играть в преферанс. Неплохо было бы, если бы все, что сегодня случилось, отбило у Вараксина желание вообще посещать станцию. Впрочем, теперь это не имеет значения.

Ушла из кают-компании и Валентина Денисовна.

— Ну и ну, дела твои, о господи! — сказал Меликидзе, когда Авдюхов вернулся. — Корова черная, а молоко белое.

— Как это все неприятно получилось с Вараксиным. Глупо и неприятно, — огорченно вздохнул Гвоздырьков.

— Так всегда бывает, Петр Петрович, когда приходится делать переоценку ценностей, — сказал Авдюхов.

— О какой переоценке вы говорите?

— Вам приходится переоценивать Вараксина. Это не легко. Плохого человека видно невооруженным глазом, его легче оценить раз и навсегда. А Вараксин — просто равнодушный субъект. Пономари близко святости трутся, а во святых нет их. А вы держали его за ангела.

— Интересны мне ваши эти теории! — раздраженно сказал Гвоздырьков. — Пора спать.

— Между прочим, хотел вам сказать. У меня имеются неиспользованные отпускные дни. Я все-таки решил продолжить отпуск. Поеду в Москву. Кстати, побываю у вашего Володи, посмотрим, что там и как.

Гвоздырьков сдержанно поблагодарил Авдюхова. Валентина Денисовна будет рада. Он старался угадать, что еще скрывается за неожиданным решением Николая Степановича.

О том, что на станцию приезжал Нестор Бетаров и уехал через десять минут, Татьяна Андреевна знала, потому что слышала шум мотоцикла, слышала возбужденные голоса внизу.

Почему он уехал, не попытавшись ее повидать? Что-то непохоже на него, чтобы он отступил перед ничтожными препятствиями. Неужели он отказался от нее? Тогда всем его притязаниям, волнениям, всем его словам — грош цена. Вот не думала она, что человек, подобный Бетарову, займет какое-нибудь место в ее жизни.