Иосиф Линдер - Загадка для Гиммлера. Офицеры СМЕРШ в Абвере и СД

— Медленно, очень медленно! Нельзя снижать темп и упускать инициативу, — с раздражением и опять усилившимся акцентом произнес Сталин.

— Мы делаем все возможное, — заметил Абакумов. — Я верю, что Северов и те, кто помогает ему, выполнят поставленную задачу.

— Это хорошо, что вы не сомневаетесь в своих подчиненных, но прошу не забывать — времени у нас, а тем более у вас почти не осталось. Обстановка на Центральном фронте накаляется с каждым днем, фашисты могут ударить в любой момент.

— Товарищ Сталин, я понимаю всю меру ответственности… Мы… — чужим голосом заговорил генерал.

— Товарищ Абакумов, — перебил его вождь, — чекист не может плохо работать, у него есть только два пути — на выдвижение или в тюрьму. Поэтому старайтесь. Вам партия многое доверила, но она за многое и спросит. Ближайшие месяцы станут решающими в нашей схватке с фашизмом, и мы не можем позволить себе ни малейшей слабости. Я надеюсь на вас и ваших подчиненных, так и передайте им! — С этими словами Сталин закончил разговор.

Генералы перевели дыхание и вышли в приемную. Там по-прежнему находился один Поскребышев — корпел над бумагами. Рокоссовский еще не подъехал, они его встретили на лестнице. Абакумов перебросился с ним несколькими фразами по обстановке на Центральном фронте, спустился вниз и сел в машину. До самой Лубянки он не проронил ни слова. Фраза Сталина, что у чекиста есть только два пути — на выдвижение или в тюрьму, — жгла сознание как раскаленный уголь. Он слишком хорошо знал цену словам вождя, чтобы просто так отмахнуться от них.

Встретивший у входа в приемную дежурный так и не успел отрапортовать. Абакумов устало махнул рукой и направился к кабинету, но, заметив стоявшего в углу Утехина, спросил:

— Чего не отдыхаешь, Георгий Валентинович?

— После войны буду отдыхать, Виктор Семенович, — ответил тот и затем спросил: — Вы не посмотрите текст нашего указания Северову?

— Северов, говоришь? — И Абакумов невесело улыбнулся: — Долго жить будет — только что о нем говорили у товарища Сталина. Заходи, посмотрим!

Они прошли в кабинет. Утехин подождал, пока начальник снимет китель, и положил на стол текст радиограммы. Абакумов пододвинул документ к себе, внимательно, подолгу задумываясь над каждым словом, перечитал и в верхнем левом углу красным карандашом поставил подпись, после чего потянулся к папиросам. Положив радиограмму в папку, Утехин остался сидеть за столом.

— Ну, что там еще, Георгий? — устало спросил Абакумов — аудиенция у Сталина вымотала его до основания.

Утехин замялся и, пряча глаза, снова полез в папку.

— Давай поскорее, а то уже и глаза не смотрят, и голова гудит как медный котел.

— Тогда, может, потом? — И Утехин щелкнул замком.

— Нет уж, выкладывай все до конца, — потребовал Абакумов.

— Понимаете, Виктор Семенович… — не знал тот, с чего начать.

— Да перестань кота за хвост тянуть! В чем дело?

— Плохо дело! От Лаврентия Павловича на моего Смирнова «телега» прикатила.

— И что он такого натворил? — насторожился Абакумов.

— Тут такая история… Ну, в общем, на одной дамочке он засветился.

— Коллеги называется, мать их так! — В руках Абакумова хрустнул карандаш. — Война идет, а они свечки под одеялом держат! Прочисти ему мозги как следует и подкинь работы.

— Боюсь, этим дело не закончится. Дамочка оказалась непростая — из английского посольства.

— Вот б…! Ему что, наших баб не хватает?! — взорвался Абакумов, вскочил и нервно заходил по кабинету.

Утехин виновато смотрел в сгорбившуюся спину шефа. Он прекрасно понимал, чем эта «амурная» история могла обернуться для всех них. Даже в тех нескольких скупых строчках ориентировки, что подписал всесильный нарком, материала вполне хватало, чтобы обвинить Смирнова в шпионаже и арестовать. Его объяснения, прозвучавшие в кабинете Утехина — дескать, он вел разработку в интересах агентурного проникновения в посольство, — вряд ли могли перевесить фактуру, собранную службой наружного наблюдения НКВД. Фотографии, запечатлевшие «погоревшего на английской бабе» чекиста в самых пикантных позах, говорили о том, что «разработка» зашла слишком далеко. Но это было еще полбеды, гораздо хуже, что свою «интимную инициативу» Смирнов как положено в рапорте не изложил, а это уже попахивало изменой, которую он, полковник Утехин, проморгал. Чем вся эта история могла закончиться для него лично и для Смирнова в частности, он даже и думать не хотел и, смирившись, ждал любого решения своего начальника. Тот резко обернулся — паркет пронзительно скрипнул под каблуками сапог — и в сердцах воскликнул:

— Ну, кобель! И что нам с ним теперь делать?

— Виктор Семенович, за то, что произошло, я готов понести наказание, какое бы суровое оно ни было, — понуро ответил Утехин.

— Да погоди ты со своим наказанием! Сам знаешь, что с этим у нас не заржавеет.

— Смирнов — мой подчиненный, мне за него и отвечать. Я…

— Ответить всегда успеешь! — перебил Абакумов. — А что твой блядун сам говорит?

— Ничего не отрицает, все подтверждает, но клянется, что и в мыслях никакой измены не держал.

— Да кому сейчас его мысли нужны — в подвалах у Лаврентия Павловича ему их быстро вправят! Зажмут яйца так, что подпишет то, чего и близко не было, да еще тебя к делу приплетет.

— Виктор Семенович, я Смирнова хорошо знаю: он на подлость не пойдет! — оправдывался Утехин.

— А кабы знал, то сейчас как карась на сковородке не вертелся бы.

— Я все понимаю, просто ситуация так сложилась, что эта сука сама под него легла, а он, чтобы контакт не терять…

— Контакт! — Абакумов сердито сверкнул глазами. — Тоже мне, электрики херовы, теперь так заискрит, что мало никому не покажется! Почему как положено не доложил?

Утехин замялся и неуверенно заговорил:

— Извините, Виктор Семенович, тут уже я недоработал. Смирнов мне докладывал, но я вовремя не оформил рапортом, ситуация, сами понимаете, житейская, но, когда эта бумага от Лаврентия Павловича пришла, я сделал все как положено. — И он снова полез в папку.

Абакумов смерил его пристальным взглядом, несколько раз прошелся по кабинету и спросил:

— Рапорт зарегистрировал?

— Так точно!

— Когда?

— За два дня до поступления ориентировки из НКВД, — сбивчиво ответил Утехин и покраснел. На самом деле рапорт Смирнова с его, Утехина, резолюцией был написан около часа назад. Он пытался хоть как-то вывести своего подчиненного из-под удара, а потом заволокитить дело во внутреннем служебном расследовании. Это был призрачный, но все-таки шанс, чтобы оно не ушло в Наркомат внутренних дел.

Абакумов оценил этот ход, но для острастки переспросил:

— Говоришь, два дня назад?