Адам Туз - Цена разрушения. Создание и гибель нацистской экономики

ТАБЛИЦА 10.

«Горе побежденным»

Победа над Францией сделала Германию серьезной силой на европейском материке. Однако сразу было ясно, что долгосрочные планы Рейха полностью зависели от окончательного исхода войны. В последние дни мая 1940 г., среди охватившей страну победной атмосферы, на Вильгельмштрассе были очерчены контуры будущего Grossraum , основанные на предположении, что Британская империя вскоре пойдет на мир. А на протяжении нескольких недель после крушения Франции Гитлер явно питал надежду на то, что Великобритания, потеряв своего главного союзника на материке, примет предложение Германии об имперском партнерстве. Британия сохранит свою империю, признав доминирование Германии на европейском материке, и это позволит Гитлеру наконец реализовать свои планы, изложенные им в Mein Kampf. Однако даже в отсутствие такого решительного лидера, как Черчилль, британский кабинет едва ли когда-либо пошел бы на такое соглашение. Лондон, надеявшийся на американскую поддержку, к концу мая 1940 г. уже решил отвергать любые предложения о мирных переговорах [1206] D. Reynolds, «Churchill and the British „Decision 14 to Fight on in 1940: Right Policy, Wrong Reasons», in R. Langhorne (ed.), Diplomacy and Intelligence during the Second World War (Cambridge, 1985), 147-67; D. Reynolds, The Creation of the Anglo-American Alliance 1937-41: A Study in Competitive Cooperation (London, 1981), 88-108. . Великобритания желала и впредь бороться с доминированием Германии в Европе и играть роль сборного пункта для всех антинацистских сил на материке. А сигналы, поступавшие из Вашингтона, были очень тревожными – по крайней мере в глазах немцев. По воле Рузвельта Америка сама осуществляла полномасштабную программу перевооружения, а 19 июля, объявив о своем выдвижении на третий срок, президент снова подчеркнул свою неизменную враждебность по отношению к Германии. Для озлобленных немецких дипломатов в Вашингтоне ситуация была ясна: «Как ставленник еврейства <���…> Рузвельт хочет, чтобы Англия продолжала сражаться и затягивала войну <���…> до тех пор, пока перевооружение Соединенных Штатов не развернется в полную силу…» «Никогда доселе ответственность Рузвельта за начало и продолжение войны не была более очевидной» [1207] ADAP D X doc. 195, Беттихер и Томсен – A.A., 20.07.1940, 209-10, и doc. 199, меморандум Декхоффа, 21.07.1940, 213-14. . Последние заявления Рузвельта всего лишь подтверждали его роль как агента всемирного антигерманского еврейского заговора [1208] С точки зрения немецкого Министерства иностранных дел, эту роль подтверждали документы американского посольства, захваченные в Варшаве. См.: ADAP D X, doc. 252, меморандум Декхоффа, 20.07.1940, 287-96. .

Столкнувшись с этим препятствием, Гитлер решил еще раз возобновить наступление. 12 июля он приказал, чтобы работа германской военной промышленности была направлена на усиление флота и люфтваффе – инструментов, необходимых для покорения Великобритании [1209] БАМА RW19/164, а также ретроспективное изложение в: IWM EDS al 1492, Chef WiRue Amt, 20.08.1940, Aktennotiz. . До Вальтера Функа, боязливого главы гражданской экономической администрации, дошли вести о том, что любые разговоры о неминуемом конце войны и скором возвращении к условиям мирного времени преждевременны. К августу вермахт вдобавок к этому получил приказ готовиться к нападению на Советский Союз. Наряду с наращиванием военно-морских и воздушных сил укреплению отныне подлежала и армия. И именно в условиях ускорившегося перевооружения Геринг 26 августа 1940 г. издал указ с требованием о более интенсивной эксплуатации оккупированных территорий: «Выполнение заказов, выданных с целью дальнейшего ведения войны, делает политически необходимым планомерное использование мощностей и сырья на оккупированных западных территориях и приложение всех возможных усилий к поддержке производства вооружений и повышению боевого потенциала» [1210] Milward, The New Order , 65. .

По мере того как проходила летняя эйфория и приближалась осень, самые чувствительные барометры общественного мнения в мире – институт Гэллапа в США и гестапо в Германии— отмечали смену общественных настроений. К сентябрю гестапо докладывало о росте нетерпения среди германского населения, питавшего большие надежды на то, что победа на материке приведет к неминуемому концу войны с Британией. К октябрю оптимистическое нетерпение по всей Германии сменилось неуверенностью, обреченностью и нарастающим равнодушием [1211] В октябре 1940 г. гестапо зафиксировало резкое снижение уверенности в обществе по сравнению с августом того же года. См.: Meldungen , V. 1424–689. После того как разочарование, пришедшее со второй военной зимой, удалось преодолеть, уровень уверенности вновь резко подскочил в декабре. См.: Meldungen VI. 1808–77. . Наоборот, в США сотрудники института Гэллапа зафиксировали резкий рост уверенности общества в неизбежной победе Великобритании, произошедший между июнем и августом 1940 г. [1212] S. Casey, Cautious Crusade: Franklin D. Roosevelt, American Public Opinion, and the War Against Nazi Germany (Oxford, 2001), 26. Если сразу же после французского поражения среди американцев было примерно поровну тех, кто верил в тот и в другой исход войны, то к осени тех, кто ожидал британской победы, было втрое больше тех, кто ставил на Германию. Несмотря на триумф вермахта во Франции, британское упрямство выявило принципиальную проблему немецкой стратегии. Гитлер развязал войну с Великобританией, не имея четкого представления о том, как победить эту страну [1213] L. Gruchmann, Der Zweite Weltkrieg (Münich, 2nd edn., 1971), 77. . Превосходство вермахта было бесспорным. Но как его следовало употребить? Именно этот вопрос не давал покоя немецким стратегам в течение следующих двенадцати месяцев.

В ИЮЛЕ 1940 ГОДА в отчаянной попытке склонить Советский Союз к тому, чтобы расторгнуть пакт с Германией, Черчилль приказал Стаффорду Криппсу, новому британскому послу в Москве, встретиться с советским диктатором. Сталин с ужасающей ясностью изложил Криппсу логику, которой он мотивировался, одиннадцатью месяцами ранее заключая договор с Гитлером. Цель СССР состояла в том, чтобы разрушить сложившееся в Европе соотношение сил, и в этом отношении пакт с Гитлером полностью оправдал ожидания. Когда же Криппс возразил на это, что союз Советского государства с Гитлером по сути уничтожил всякое равновесие в Европе и что теперь всему материку угрожает германская гегемония, Сталин отрезал: «Я не столь наивен, чтобы верить отдельным устным заявлениям отдельных руководителей относительно их нежелания господствовать в Европе и во всем мире <���…> Я знаю, что у них нет сил для господства во всем мире <���…> Для того чтобы господствовать в Европе, надо иметь господство на морях, а такого господства у Германии нет…» [1214] И. В. Сталин, «Прием английского посла С. Криппса 1 июля 1940 года», в: И. В. Сталин, Cочинения . Т. 18 (Тверь, 2006), 193, 191. См. также: S. Pons, Stalin and the Inevitable War, 1936–1941 (London, 2002), 202–3. . Безусловно, Сталин был прав [1215] По иронии судьбы, на аналогичную позицию встал генерал Франко, когда немцы в январе 1941 г. настаивали на том, чтобы он вступил в войну. См.: I. Kershaw, Hitler 1936–1945: Nemesis (London, 2000), 330. . Победы Германии на Западе до основания потрясли баланс сил в Европе, но какие-либо разговоры о немецкой гегемонии были преждевременными. Каким бы отчаянным ни выглядело положение Великобритании летом 1940 г., Третий рейх еще не закончил войну и не выиграл ее.