Оуэн Дэмпси - Белая роза, Черный лес [litres]

– Полбака есть.

– Хватит.

– Нужно подъехать как можно ближе к границе проселками. На больших дорогах всегда полно постов, даже ночью. Проверки для нас очень опасны, особенно когда узнают, что Беркель пропал. Никаких туалетных принадлежностей, одна смена одежды. Лишний груз нам не нужен. Берешь ровно столько, сколько в состоянии унести, в первую очередь еду и воду.

Джон свернул карту и встал.

– Мы справимся. – Он протянул Франке руку, и она взяла ее. – Не будем терять время. За пятнадцать минут соберемся?

– Да.

Джон чувствовал слабость в ногах. Совершенно незнакомое ощущение. Сможет ли он бежать, если понадобится, сможет ли пробираться по заснеженному лесу? Раньше тело его никогда не подводило – нужно ли было забить победный мяч в игре или на тренировке взобраться по стене. Джон надеялся, что и теперь, в самый ответственный момент, оно не подведет. Ведь сейчас от него зависит судьба еще одного человека – и судьба порученного дела. Он пошел в спальню и присел на кровать – не скоро ему придется наслаждаться уютом. Микропленку положил в потайной карман рюкзака, тщательно застегнул. Один пистолет пошел в рюкзак, другой – в карман куртки.

Джон в последний раз оглядел комнату, посмотрел на пол, под которым скоро начнет разлагаться труп офицера гестапо. Ничто не указывало на недавно случившиеся события. Он взял лампу и вышел, и комната погрузилась в темноту.

Франка собрала самые легкие продукты; оставались консервы и бутылки с водой. Джон сложил их в свой рюкзак, и его вес почти удвоился. Ничего, на Гвадалканале приходилось таскать и потяжелее. Да и на тренировках тоже. Донесет.

Он вышел из дому. Небо было чистое. Нет облаков – не будет снегопада. С другой стороны, не заметет следы.

Франка свернула одежду потуже и уложила в старый рюкзак, которым уже лет десять не пользовались. Руки до сих пор дрожали – то ли из-за случившегося, то ли из-за предстоящего. Трудно было отделить переживания о прошлом от страха перед будущим. Она снова мысленно прошлась по выбранному маршруту. Эти тропы она исходила еще подростком: зимой на лыжах, летом – пешком, однако машину не водила здесь ни разу. Неизвестно, как далеко удастся проехать по местным проселкам. Впрочем, выбора нет. За убийство своего сотрудника гестапо будет карать беспощадно.

Вещи были сложены. Франка вскинула рюкзак на плечи и, обведя взглядом комнату, осознала, что видит ее в последний раз. Самые обыденные предметы вдруг стали ей очень дороги. Потускневшие обои показались неслыханно красивыми; каждый предмет в комнате навевал драгоценные воспоминания. Даже старая расческа на столике уже представлялась фамильной реликвией, которую нужно беречь и передавать из поколения в поколение. Здесь они провели последнее лето с мамой.

И в гостиной нельзя было уйти от воспоминаний. Франка почти видела отца в кресле у камина и слышала, как мама хохочет над его бородатыми анекдотами. И Фреди – как он играет на полу с поездами, и ноги у него еще сильные, а душа чистая – какой оставалась до самого конца.

Джон уже вышел во двор. У нее лишь несколько секунд…

На стенах темнели прямоугольные пятна. Часы в прихожей отбили одиннадцать. Девушка шагнула к полкам. Фотографии, висевшие раньше на стенах, теперь внизу, в шкатулке. Франка открыла ее, взяла черно-белые снимки и вышла.

Джон сел на пассажирское место, Франка – за руль. Мотор, прежде чем завестись, пару раз чихнул. Свет от фар едва пронизывал темноту, освещая лишь небольшое пространство.

– Ты хорошо знаешь дорогу?

– Первые несколько километров – да, потом будешь подсказывать.

Джон вынул из кармана карту и стал водить по ней фонариком. Свет бросал на бумагу зеленоватые круги.

Франка чувствовала себя разбитой, но старалась держать себя в руках. Об отдыхе нечего и мечтать.

Ехали в молчании, очень медленно. Джон смотрел по сторонам, держа наготове пистолет. Порой приходилось останавливаться и объезжать густые заросли. Черный лес как будто решил поглотить проложенные в нем дороги. Путь, который Франка запомнила с детства, был почти непроходим. Чем дальше они продвигались, тем больше чувствовался натиск природы на привычный мир человека. Это рождало ощущение безопасности.

Заехав в очередной тупик, Франка нарушила молчание. Машину окружала стена темных деревьев. Было почти пять утра.

– Сможем проехать дальше? – спросила Франка.

– Если только вернуться и объехать. По карте понять не могу.

– А где мы?

– По-моему, Бюрхау прямо впереди по курсу.

В последний раз Франка навещала дедушкиного брата много лет назад. Тогда она весело здоровалась с каждым, мимо кого проезжала на велосипеде; теперь нацисты приучили людей не доверять друг другу. Доверие подразумевает свободные разговоры, а именно их нацисты боятся больше всего.

– Деревня совсем маленькая, – заметил Джон. – Несколько домов. Как думаешь, здесь есть посты или патрули?

– Не знаю. Солдат везде полно.

Джон не смог полностью открыть дверцу – так густо росли здесь деревья. По этой дороге машины явно не ездили много лет. Он пробрался через небольшую рощу и увидел домики на склоне холма. Блестели под луной покатые крыши. Все было недвижно, не светилось ни одно окно. Джон вернулся к машине.

Франка выключила мотор и пересела на пассажирское сиденье. Джон забрался в машину.

– Темно, тихо, постов не видно. Вроде все спокойно.

Во мраке лицо Франки казалось светлым пятном.

– А твой дядя – человек надежный? Нам нельзя рисковать.

– Герман уже не выходит из дому, и я знаю, где у него запасной ключ.

– Когда ты в последний раз его там видела?

– В тридцать восьмом, и он, я уверена, там и лежит. Поговорю с дядей утром. А ты прячься. Даже дяде Герману незачем знать, что я не одна.

Они вышли из машины. Несколько минут закидывали ее ветками. Иллюзий не строили – если кто-то подойдет близко, машину обязательно заметит. Потом надели рюкзаки и пошли, стараясь держаться поближе к деревьям.

Франка шла впереди; на вершине холма она остановилась. Темнота и тишина. За прошедшие годы деревня не изменилась совершенно. Особенно радовало отсутствие нацистских флагов. Как будто национал-социалисты сюда еще не добрались. Когда Франка была здесь в последний раз, в деревне жили человек пятьдесят, и вряд ли число жителей с тех пор увеличилось.

Девушка махнула Джону, и они стали спускаться. Ноги проваливались в снег до колена. Двести метров одолели за несколько минут.

Тетя Лотти умерла еще в двадцатые. Отец Франки говорил, что от разбитого сердца. От печали по убитым на прошлой войне сыновьям.

Приложив палец к губам, Франка сунула руку под цветочный горшок справа от деревянной двери. Джон понимающе кивнул, и через секунду она вставила ключ в замок. Дверь с негромким скрипом открылась. Девушка замерла, прислушиваясь. Дом был такой же, каким она его помнила, – старый и облезлый. Она повела Джона вверх по лестнице. Ковер, переживший не одну тысячу шагов, местами протерся почти до дыр. Франка и Джон старались идти по краю, но ступеньки все равно скрипели. Дядина спальня выходила прямо на лестницу. Оттуда доносился стариковский храп. Франка провела Джона к двери в конце коридора и, осторожно положив пальцы на дверную ручку, словно та могла рассыпаться от прикосновения, тихонько ее повернула.