Максим Бузин - Снайперы. Огонь на поражение [litres]

Конечно, от пули Андрея немец бы уйти не сумел, тот на своем веку поражал цели и посложнее. Однако опытный снайпер, похоже, не собирался стрелять и не дал этого сделать Рогачеву, положив руку на ствол ППШ младшего сержанта и отрицательно покачав головой. Странное на первый взгляд поведение старшины объяснялось достаточно просто – мчавшийся во весь опор гитлеровец двигался не на запад, а, вопреки логике и здравому смыслу, на восток, в сторону соснового бора и почти в то самое место, где на раскидистом дереве среди пушистой колючей хвои засел Сергей Поздняков!

Юный сержант к этому времени уже вывел из строя механиков-водителей неприятельской техники, потратив в общей сложности четыре патрона, и с некоторой задумчивостью наблюдал за приближающимся к лесу «спортсменом» из Третьего рейха. Теряясь в догадках, почему медлит Андрей, Поздняков чуть приподнял винтовку и пристально стал изучать товарища через прицел, словно желая прочесть ответ на данный вопрос на его мягком от природы лице.

И старшина будто почувствовал на себе взгляд Сергея. Прижав к плечу приклад СВТ, Овечкин направил ствол точно туда, где должен был располагаться напарник, очевидно, норовя рассмотреть того в гуще зеленых ветвей. Потом, видимо, убедившись, что визуальный контакт налажен, Андрей опустил винтовку и недвусмысленными, по крайней мере, с его точки зрения, жестами показал, что ожидает от Позднякова.

Вначале он, сложив губы дудочкой, вытянул руку в направлении драпающего фрица и пару раз дернул указательным пальцем, сжав другие в кулак, безусловно обозначая выстрел. Затем, глубокомысленно пожав плечами, резко перекосил лицо, раскрытой ладонью обхватил свою крепкую шею и, как фарфоровый китайский болванчик, принялся качать головой. Подобные телодвижения можно было толковать все же по-разному, но Сергей логически рассудил, что старшина в качестве еще одного варианта предлагает ему, Позднякову, попытаться захватить белобрысого немца живым. И юноша, учитывая то обстоятельство, что противник не был вооружен, решил именно так и поступить.

Мягко спрыгнув на землю, сержант аккуратно прислонил винтовку к стволу и притаился рядом, сощуренными глазами отслеживая быстро приближающегося к опушке унтер-офицера вермахта. Тот несся, опустив голову вниз и не разбирая дороги, что весьма облегчало задачу Сергея. И когда артиллерист практически достиг леса, Поздняков, просчитав все заранее, словно камень, выпущенный из катапульты, рванулся ему наперерез. Периферийным зрением гитлеровец увидел промелькнувшую сбоку даже не фигуру, а тень, но замедлить свой бег, увернуться или предпринять что-то еще просто физически не успел – молниеносно сокративший дистанцию Поздняков буквально взлетел вверх и, сгруппировавшись в полете, двумя ногами врезался немцу в грудную клетку. Получив удар сокрушительной силы, унтер-офицер с пронзительным криком отлетел в сторону, причудливо кувыркнулся несколько раз в воздухе и, разметав при падении опавшую хвою, принялся корчиться на земле. Подскочивший к нему тотчас Сергей для верности хотел еще съездить противнику сапогом в челюсть или по почкам, однако, взглянув в переполненные страданием бледно-голубые глаза, тускло блестящие на обескровленном лице поверженного и задыхающегося от всепоглощающей боли врага, передумал.

«Хватит, Сергей Сергеевич, угомонись, – мысленно произнес он, обращаясь к самому себе, – а то на своем горбу переть Ганса придется…»

Сходив за винтовкой, Поздняков уселся в двух метрах от белобрысого немца и, покусывая сорванную травинку стал ждать, когда тот слегка оклемается и сможет идти. Прошло минут пять или шесть, прежде чем пленный закончил стонать, а на впалых щеках появился слабый румянец, и Сергей, справедливо решив, что полкилометра пешком гитлеровец теперь непременно осилит, поднялся на ноги и бодро сказал:

– Вставай, рекордсмен, пора в путь-дорогу! В общем, хенде хох – и пошли!..

Видимо, немецкий артиллерист хорошо понимал по-русски, потому что сержанту дважды повторять не пришлось. Болезненно морщась, пленный все же весьма расторопно принял вертикальное положение, вытянул руки над головой и побрел в направлении, откуда недавно примчался. Поздняков с винтовкой в руках и травинкой во рту неторопливо двинулся следом…

…Пока Рогачев с Котовым раскладывали на земле собранные трофеи, Поздняков, конвоируя белобрысого гитлеровца, неспешно возвращался к товарищам, а Овечкин в прицел обозревал местность, лейтенант Степанов переминался с ноги на ногу метрах в пятнадцати от «Ганомага» и размышлял. Наконец, приняв решение, Виктор подозвал к себе ефрейтора Сашку Петрова, сидевшего на корточках неподалеку и с искренним интересом разглядывавшего аккуратное пулевое отверстие в корпусе своей рации, а когда тот подошел, с расстановкой произнес:

– Слушай внимательно, Саня! Отправишься в расположение батальона. Как там окажешься, то разыщешь майора Деменева и подробно ему все расскажешь. Про зенитки и технику не забудь, про антенну двухметровую, что торчит над броневиком, тоже упомяни. Как ни крути, а машина связи неспроста оказалась в поле возле позиций артиллеристов. Если наткнешься сначала на полковника Иванова или Меркулова, то доложи ситуацию им, но затем все равно найди лично комбата. Понял, родной?

– Понял, я же не деревянный! – усмехнулся Петров и, положив рацию на примятую траву, собрался немедленно выполнять распоряжение командира.

– Обожди, торопыга! – остановил его Виктор, кивнув в сторону «Ганомага». – Сейчас Миша освободится, заведет эту бандуру, и прокатитесь с ветерком! Заодно фрица, которого Сережа прищучил, возьмете с собой. Может, он что-нибудь ценное руководству нашему сообщит…

– Кстати, – вскинулся Сашка, хлопнув себя по широкому лбу ладонью, – а нельзя по немецкой радиостанции, ну, что на бронетранспортере стоит, с Деменевым, например, связаться? Тут расстояние небольшое, она должна без проблем достать…

– Вряд ли получится, у гитлеровцев данная аппаратура, насколько я знаю, работает на других частотах. Хотя попробовать можно…

Степанов на секунды умолк, пожевал губами, а затем, хлопнув по спине Петрова, добавил:

– Короче, Александр Петрович, давай, залезай в кузов и покрути там у радиоприбора всякие ручки и тумблера. Только, если вражескую волну поймаешь, не вздумай ругаться и материть оккупантов, вообще ни слова не говори! Мы, конечно, здесь пошумели изрядно, но другие фашисты пока точно не знают, чем завершился этот переполох! Вот и пусть остаются в неведении и ломают свои арийские головы, сие обстоятельство для нас хорошо! Ферштейн?

– Я, я, Виктор Николаевич! – хохотнул Сашка и вприпрыжку побежал к «Ганомагу».