Казимеж Радович - Кавалеры Виртути

— Плывет! — вдруг громко вскрикнул Усс.

Из-за поворота канала показался и начал медленно увеличиваться в объеме огромный серый корпус корабля. Его острый нос мягко и как бы осторожно рассекал маслянистую воду, на которой появились две серебристые полоски волн, убегавших от бортов судна к берегам канала. «Шлезвиг» пересекал канал наискось. Вскоре, обогнув колено излучины, он вышел на освещенную солнцем водную гладь и остановился. После несложного маневра линкор стал боком, так, что его борт оказался по всей своей длине обращенным к Вестерплятте. Грозные стволы орудий поворачивались в сторону поста «Паром» и опускались все ниже, нацеливаясь на молчаливый и неподвижный лес.

…Поручник Пайонк перешел на правое крыло окопа. Грычман последовал за ним. Оба смотрели на мощные башни линкора, на черные дула стволов, нацеленных прямо на их позиции.

— Дистанция всего каких-нибудь пятьсот метров, пан поручник. Не больше, — сказал Грычман и, высунувшись до половины туловища из окопа, продолжал: — Калибр двести восемьдесят миллиметров, рассеивание осколков при взрыве снаряда…

Пайонк заметил, что солдаты в окопе начали поворачивать к Грычману лицо и прислушиваться к его информации. Это не понравилось поручнику, и он резко приказал:

— Пан хорунжий, прошу спуститься в окоп!

Грычман тут же соскочил и подошел к Пайонку.

— К чему вы все это выкладываете да людей стращаете, — полушепотом укорил поручник Грычмана, а потом громко сказал: — Хороший у вас окоп, ребята, никакие снаряды здесь не страшны.

Хорунжий молчал. Вынув пачку сигарет, он протянул ее командиру. Пайонк взял сигарету, прикурил и затянулся. И вдруг перед его глазами возникло видение, связанное то ли с просмотренным когда-то кинофильмом, то ли с прочитанной книгой. Поручник увидел пологий склон холма и на его фоне одиноко стоящего человека с папиросой с зубах. В каком-нибудь десятке шагов перед ним выстроилась шеренга людей с карабинами, ожидающих, когда приговоренный к расстрелу закончит курить. Пайонк машинально взглянул на папиросу. Она была еще довольно длинной, лишь на конце появился тонкий слой пепла. Стряхнув пепел, он поднял голову и смело посмотрел прямо в жерла орудий линкора.

По ходу сообщения прибежал рядовой Новицкий:

— Пан поручник, честь имею доложить, пришли санитары.

Пайонк хотел спросить, не рассказывали ли санитары, что слышно там, в казармах, но почему-то воздержался и лишь сказал Грычману:

— Прошу вас, пан хорунжий, заняться эвакуацией раненых. Я останусь здесь.

Пайонк снова посмотрел на дымящуюся между пальцами папиросу. А вдруг это последняя в его жизни…

— Добротная у нас позиция, пан поручник, все, что хочешь, выдержит, — начал Усс, все время поглядывая на Цивиля, но тот даже не повернул головы. — Об этом мы как раз и толковали перед вашим приходом.

Неожиданно солдат Новицкий снова оказался в окопе.

— В чем дело? — спросил Пайонк.

Солдат вытянулся по стойке «смирно».

— Пан хорунжий Грычман просит вас подойти к нему.

За командным блиндажом санитары перевязывали Зембу и Доминяка. Рядом стоял Грычман.

— Стрелок Земба желает остаться на позициях, говорит, что сможет владеть винтовкой, — сказал хорунжий, а солдат в это время силился встать.

Санитары, придерживая Зембу на носилках, подтвердили:

— Совершенно точно, пан поручник, он в состоянии остаться, вот только сделаем ему перевязку.

Пайонк отрицательно покачал головой:

— Уносите обоих, и как можно быстрее!

Он с трудом отвернулся, хотя и слышал за спиной умоляющее «пан поручник». В тот же миг что-то ослепительно блеснуло перед глазами, и мощная взрывная волна отбросила Пайонка к стене блиндажа. Высокий бук, расщепленный пополам, с треском падал на землю, но в грохоте рвущихся снарядов никто не слышал этих звуков.

Залп угодил по опушке леса, вырывая с корнем кусты, выворачивая груды дерна и обламывая кроны деревьев. Все это проносилось в воздухе над постом вместе со свистящими осколками железа и камня. Второй залп ударил несколько дальше, но третий пришелся почти у ската, по которому тянулись окопы поста.

Поручник оглянулся. Солдаты прижались к стене земляного среза, раненых уже не было: видимо, санитары внесли их в убежище, а хорунжий Грычман, низко согнувшись, бежал по ходу сообщения к окопам. Едкий дым тянулся желтой полосой над валом, воняло серой и чем-то паленым.

Пайонк вошел в блиндаж. Связался по телефону с командным пунктом, но, докладывая обстановку, почти не слышал собственных слов. Оглушающий грохот канонады не умолкал ни на секунду, и офицер вынужден был положить трубку, так и не разобрав, что ему сказали на другом конце провода.

Выйдя из блиндажа, Пайонк заметил, что снаряды падают уже несколько дальше. Солдаты распрямились, стряхивали с себя песок и ветки. Желтый густой дым быстро рассеивался. Взглянув на предполье и опушку леса, поручник увидел там бегущую в направлении поста цепь неприятельской пехоты.

— Не стрелять! — крикнул он. — Пусть подойдут ближе.

Немцы передвигались перебежками. Выскакивали на секунду из-за деревьев, пробегали несколько шагов и снова укрывались за ними. Поручник увидел зеленые звезды ракет, вспыхнувшие высоко в небе. И почти в тот же миг раздался оглушительный взрыв, лавина осколков и земли накрыла территорию поста. Пайонк почувствовал, как его что-то резко дернуло, острый и короткий удар подсек ноги, и офицер упал на колени. Когда попытался подняться, острая боль пронзила все тело и пригнула еще ниже к земле, которая вдруг закачалась, накренилась вместе с ним и ринулась в разверзшуюся бездну.

Фридрих Руге, немецкий капитан 1 ранга, впоследствии адмирал:

«Расчеты польских батарей и подразделения пехоты оборонялись отважно и упорно».

Время 6.20—6.50

Капрал Грабовский отнял от уха телефонную трубку, быстро положил ее на аппарат и почти выкрикнул:

— К орудию!

Наконец-то получена команда на открытие огня! От вынужденного бездействия он просто не знал, куда себя девать: то сидел в блиндаже и курил папиросу за папиросой, то еще и еще раз осматривал свою пушку, то выходил на опушку леса и, укрываясь за деревьями, наблюдал в бинокль за противоположным берегом канала, который на всем своем протяжении вспыхивал красными и желтыми огоньками выстрелов. Грабовский видел, как с башни лоцманов и с чердаков трех больших складов, расположенных у железнодорожных путей, велся непрерывный огонь по посту «Пристань». С других зданий и башен стреляли по группе сержанта Дейка, по второй вартовне и по посту «Паром». Капрал угадывал эти направления стрельбы по полету трассирующих пуль. Разноцветные строчки тянулись в сторону Вестерплятте так густо, что сливались в сплошные цветные полосы. Казалось, кто-то для забавы перебросил через канал, от берега к берегу, серпантин или протянул невидимые нити с нанизанными на них желтыми, зелеными, красными, оранжевыми кораллами. Грабовский видел также, как рвутся на территории Складницы тяжелые снаряды, вздымая к верхушкам деревьев столбы дыма, смешанного с дерном, песком, камнями, обломками дерева. Это зрелище невозможно было созерцать спокойно. Нервно кусая губы, капрал возвращался в блиндаж и с надеждой смотрел на черную коробку телефона, который, как назло, упорно молчал.