Казимеж Радович - Кавалеры Виртути

Дело в том, что в Вольном городе изо дня в день возрастало количество ландесполицаев, пограничной стражи «Данцигер СС хаймвер» и формирований СА. В итоге они составляли сильный, насчитывающий две дивизии пехоты корпус, подчиненный единому командованию. Между тем установленная трактатом численность гарнизона Вестерплятте определялась всего лишь в восемьдесят восемь человек, и цифра эта должна была соблюдаться с предельной точностью. В создавшейся обстановке необходимо было укрепить польские силы, и буксир каждое воскресенье привозил из Гдыни новую группу солдат.

Вот так и получилось, что Хруль вынужден был в одиночестве разгуливать по пляжу и только тоскливо поглядывать в ту сторону, где за высоким берегом Орлово лежала манившая к себе Гдыня. Когда Хрулю окончательно надоело прохаживаться таким образом, он растянулся на песке рядом с капралом Шамлевским.

К Эдмунду Шамлевскому тоже стоит приглядеться внимательнее. Он является тем человеком, которому предстоит сыграть важную роль в надвигающихся событиях, особенно в начальной их фазе. Приказом майора Сухарского капрал Шамлевский был назначен командиром поста «Вал», позиция которого должна была находиться напротив ворот, перекрывающих железнодорожную линию, в двухстах метрах от них. Поэтому в случае каких-либо событий на Вестерплятте Шамлевский со своими двумя солдатами окажется в самом опасном положении, и его пулемет будет первой огневой точкой защитников полуострова.

Получив приказ, капрал осмотрел свою позицию — обычный полукруглый земляной вал, окружавший с трех сторон старые, теперь уже пустые пороховые склады. Обойдя позицию, он убедился, что защищен только от лобовой атаки и что, если противник прорвется в глубь территории Интендантства, капралу и его солдатам нечем будет прикрываться ни с тыла, ни с флангов. Однако, будучи человеком еще очень молодым, не научившимся серьезно относиться к опасности, Эдмунд Шамлевский не стал предаваться унынию. Он лишь пожал плечами и подумал, что все как-нибудь утрясется. Кроме того, капрал, как я полагаю, был смелым солдатом, верившим в свой ручной пулемет. Патрулируя участок Интендантства, примыкавший к каналу, Шамлевский давно привык к угрозам молодчиков в мундирах СА, которые нередко собирались группками перед складами и знаками показывали польским солдатам, как будут перерезать им глотки и вешать на деревьях. Суровый приказ майора запрещал солдатам реагировать на провокации. И капрал свято выполнял этот приказ. Он с презрением поглядывал на крикунов и проявлял полнейшее безразличие к любым их выпадам. Случалось, что Шамлевский даже приостанавливался и довольно спокойно рассматривал гитлеровцев, что приводило их в неописуемое бешенство.

Иногда по каналу проплывало какое-нибудь польское судно или большая моторная лодка с отдыхающими и экскурсантами, посещавшими польский порт, и тогда были улыбки, обмен приветствиями, дружеские жесты. С палубы польского судна, которое вышло из Гданьска и двигалось правой стороной канала, кто-то бросил однажды капралу пачку заграничных сигарет. Подняв ее, он прочитал нацарапанные на пачке каракули: «Привет гарнизону смертников!»

Представляю, что пережил тогда Шамлевский. Наверное, именно в тот миг он понял всю глубину надвигающейся опасности, может быть, впервые осознал, сколь малы у него шансы остаться живым, унести в целости свою голову с клочка земли, лежащего у ворот огромного города, в котором спешно вооружались немцы, готовясь к расправе с маленьким польским гарнизоном на Вестерплятте, к расправе со всем тем, что имело отношение к Польше. Начали они вроде бы с малого: с поломки золотых ягеллонских орлов у колодца Нептуна, с уничтожения почтовых ящиков. Пока что дело не дошло до убийств. Но фашисты уже обнаглели — участились нападения на редакции польских газет, на польские таможни и школы. Солдат злило то, что строгие приказы не позволяли им стать на защиту своих соотечественников в городе, и они ждали времени, когда вместо постоянных протестов Комиссара Польской Республики под Гданьском появятся польские дивизии или в порт войдут польские военные корабли, одно присутствие которых заставит притихнуть разбушевавшихся штурмовиков Форстера.

Шамлевский не раз с горечью Думал о том, почему этого не происходит. Он ни на миг не сомневался в силах польской стороны и, может быть, только тогда, когда прочитал написанные на пачке сигарет слова, подумал о возможности и иного исхода, что заставило его ненадолго помрачнеть…

Глянув еще раз на пачку сигарет, капрал швырнул ее в воду. Жест этот явно свидетельствовал о некоторой взволнованности, однако я не думаю, чтобы Шамлевский всерьез расстроился из-за этого инцидента. Разве что, сменясь с поста, он рассказал обо всем товарищам и услышал их единодушное мнение о печальной участи немцев, если они рискнут напасть на Вестерплятте. Молодые польские солдаты не питали ни малейших сомнений на сей счет. Они ждали новых событий, как ждут интересного приключения. И если что беспокоило их по-настоящему, так это только запрет на увольнение в Гдыню и необходимость проводить свободные дни на полуострове.

Шамлевский злился еще из-за того, что уже несколько недель собирался посмотреть сенсационный английский фильм «Признание шпиона» о деятельности немецкой разведки. Однако капрал утешал себя мыслью, что этот фильм не скоро сойдет с экранов и он успеет его посмотреть, когда все кончится. Шамлевский был уверен, что если дойдет до сведения счетов в Гданьске или даже до войны с Германией, то это дело не затянется. На то, чтобы навести порядок в Вольном городе, он отводил два-три дня. А с Германской империей в случае чего можно будет покончить за несколько недель. Так считал капрал. И он отнюдь не был одинок в подобных рассуждениях.

У входа в порт показались очертания маленького пузатого буксира. Суденышко дало короткий гудок, проплывая мимо здания портового управления, и подошло к деревянному помосту пристани Вестерплятте. Двое полицейских в зеленой форме тотчас вышли из сторожки и принялись внимательно приглядываться к подымавшимся на палубу солдатам. У обоих полицейских были коротко подстриженные усики, и кто-то из матросов пошутил, указывая на них:

— У вас тут, в Гданьске, больше Гитлеров, чем в Берлине. Стоило бы хоть одного показать в Гдыне.

— Можно было бы выставить его на сквере Костюшко для обозрения, — подхватил второй и громко рассмеялся. — И откуда только немцы берут их?

— У них наверняка есть для этого дела маленькая фабричонка! — выкрикнул механик, высовываясь до пояса из люка машинного отделения.

Команда буксира состояла из молодых, загорелых, веселых парней, каких обычно подбирали для службы в военно-морском флоте. Однако не о них сейчас пойдет речь. На палубу буксира поднялась группа переодетых в военную форму вольнонаемных сотрудников Интендантства, и среди них артиллерист старший сержант [8] Соответствует званию старшина. — Прим. ред. Леонард Пётровский и хорунжий Ян Грычман. Судя по всему, их раздражала беззаботная болтовня моряков. И не потому, что матросы смеялись над принятой у гданьских полицейских модой на усики а ля фюрер. Просто Грычману и Пётровскому было не до шуток. Майор Сухарский уже оповестил о предполагаемом визите немецкого линкора, и у них не было сомнений относительно подлинной цели этого визита. Оба были уверены, что вскоре начнется война. А поскольку они уже участвовали в одной войне, то хорошо понимали, чем это пахнет. Пётровский прошел самые тяжелые бои на Сомме и под Верденом. Он знал, что представляет собой тяжелая немецкая артиллерия, и, как только майор рассказал ему о «Шлезвиг-Гольштейне», Пётровский сразу понял, что против его орудий оборона Интендантства мало чего стоит. Девятый год служил он на Вестерплятте, знал каждый квадратный дюйм земли на полуострове, присутствовал при постройке постов и казарм, через его руки проходило буквально все оружие. Поэтому он имел полное представление о том, чем будет располагать гарнизон и что он сможет противопоставить артиллерии немецкого линкора. Пётровский, очевидно, не раз производил такие подсчеты. Даже в ту минуту, когда он стоял на палубе буксира и смотрел, как работают матросы, он наверняка мысленно перетряхивал все свои склады и прикидывал, окажется ли в состоянии сделать хотя бы один выстрел старая семидесятипятка, которую перевезли на Вестерплятте в разобранном виде. Собирали ее прямо на полуострове, а вот испробовать в деле так и не смогли. Мне кажется, Пётровский был задумчив еще и потому, что никак не мог отогнать от себя некоторые сравнения. Когда он приехал на Вестерплятте, мог каждый день после службы выходить в город, подобно остальным подофицерам, и даже снял себе квартиру в Новом Порту. В Гданьске царил тогда мир, не было никаких столкновений с местными немцами, а Интендантство, кроме окружавшей его кирпичной крепостной стены, не имело никаких других укреплений. Тогда существовало только три обычных сторожевых поста, солдаты каждое воскресенье получали увольнительную, могли свободно расхаживать где им хотелось. Только два года спустя служба стала более строгой. А когда гитлеровские штурмовые отряды начали появляться на улицах и устраивать провокационные демонстрации, гарнизон Вестерплятте все чаще стали поднимать по тревоге. В тот период Пётровский ликвидировал свою квартиру и переселился в казармы, чтобы в случае необходимости всегда быть на месте. И вот теперь он стоял на палубе буксира с чемоданчиком в руке; в Гдыне он переоденется в штатское и вернется обратно поездом, вроде бы украдкой, хотя и считается, что Гданьск — Вольный город.