Казимеж Радович - Кавалеры Виртути

Мысленно он убеждал себя, что ему давно пора привыкнуть ко многим вещам, а сделать это никак не удавалось: такой уж у него характер! Леонард Пётровский мрачно стоял у релинга и, когда буксир причалил к набережной Гдыни, не согласился даже пойти на кружку пива в кабачок на Свентояньской. С пристани он поехал в Орлово навестить семью, а пиво выпил только вечером, в Гданьске.

У меня есть несколько фотографий старшего сержанта Пётровского, и на всех он — в форме. Высокий сухощавый подофицер с несколькими медалями на груди заснят на них в довольно натянутой, выбранной по вкусу фотографа позе.

Одетый теперь в обычный костюм, немало изменивший его внешность по сравнению с фотографией, Пётровский одиноко сидел в августовский день 1939 года в ресторане Шмельтера за маленьким столиком у стены, медленно потягивал из кружки золотистую жидкость и казался совершенно безучастным к тому, что творилось вокруг. Он больше походил на любителя выпить, одного из множества бесцветных посетителей, которые регулярно навещали кабачок Шмельтера, чтобы осушить пару кружек пива.

Несмотря на солидный живот, владелец ресторанчика ловко вертелся между столиками, расставлял кружки, иногда громко смеялся шутке кого-либо из посетителей, после чего возвращался к буфетной стойке, за которой две паненки в белых фартучках мыли и вытирали стаканы, рюмки и огромные кружки. Выбрав удобный момент, толстяк приостановился у столика Пётровского и тихо бросил:

— Посидите еще. Я сейчас подойду.

Старший сержант кивнул, заказал еще кружку пива и закурил. В это время в ресторане появился хорунжий Грычман. Оглядев зал, он заметил Пётровского и быстро подошел к нему.

— Ты давно дожидаешься? — спросил он, садясь. — Я не успел на поезд.

— Ничего. — Пётровский пододвинул Грычману пачку сигарет. — Шмельтер хочет поговорить с нами.

Хорунжий Ян Грычман тоже был в тот вечер в штатском и тоже производил несколько странное впечатление. Его широкое лицо выглядело совсем иначе под козырьком военной фуражки или под каской. Шляпа с полями, которую он только что снял и положил на кресло, делала Грычмана неузнаваемым. Да и коричневый штатский костюм был не очень привычен для хорунжего. После двадцати с лишним лет ношения формы это вполне понятно. Присев на краешек кресла, он оглядывал зал и, наверное, мысленно вспоминал слова, которые сказал на прощание его командир в Сандомире. «Вы, Грычман, едете в осиное гнездо, — сказал полковник. — Так уж держитесь там как угодно, но не отдавайте Балтийское море». Вот уж посмеялся бы этот полковник, увидев хорунжего в эдаком наряде, да еще за кружкой пива в кабачке, полном крикливых немцев. Интересно, что бы он сказал, узнав, что хорунжий должен оборонять это море у Вестерплятте всего несколькими пулеметами…

Грычман был человеком серьезным. Звание хорунжего он заработал тяжким трудом и, конечно же, давно мечтал получить долгожданную офицерскую звездочку. Одна мысль об этом обычно приводила его в возбуждение. Но в тот вечер даже эта животрепещущая тема вряд ли оживила бы хорунжего. Он был как никогда мрачен: старого вояку лишил покоя предстоящий визит немецкого линкора.

Потирая лоб толстыми короткими пальцами сильных рук, Грычман изредка поглядывал на Пётровского, который тоже знал, что такое война. А последнее посещение Гдыни утвердило хорунжего в мысли, что война неизбежна. Он видел людей, копавших укрытия на скверах на случай воздушных налетов, видел окна магазинов, учреждений и даже частных домов, заклеенные крест-накрест полосами бумаги, видел поезда, отходившие в Варшаву, Краков, Познань, битком набитые отдыхающими, которые спешно покидали побережье. Он мог бы, правда, несколько успокоить себя, припомнив свое собственное путешествие из Кельце на Вестерплятте. Тогда, в марте, он наблюдал под Тчевом нечто похожее, и положение было не менее напряженным. Однако все как-то утряслось. Но даже это воспоминание не успокоило хорунжего.

Самое лучшее было сейчас — сменить обстановку. Грычман с превеликим удовольствием встал бы из-за столика и сел в трамвай, идущий к Новому Порту. Но прежде надо было переговорить со Шмельтером, а тот как ни в чем не бывало продолжал разносить кружки. Не собирался еще, видимо, трогаться в путь и Пётровский. Он спокойно, с невозмутимым видом потягивал свое пиво.

У дверей послышался какой-то шум. В зал ввалилась ватага немцев в коричневых рубашках, круглых кепи и с ранцами за спиной. Заняв несколько свободных столиков, они нетерпеливо потребовали пива.

Грычман забеспокоился, что ресторатор окажется теперь надолго занятым, но толстяк бросил на обслуживание молодчиков СА своих официантов, а сам решительно направился в их сторону, неся две большие кружки, покрытые белыми шапками кипящей пены.

— Возвращаются с учений, — сообщил он. — Каждую субботу выезжают в Оливу, там и проводят учения. А как у вас? Как вы себя чувствуете на полуострове?

— Все в порядке, пане Шмельтер. Хорошо, — охотно ответил Пётровский. — А что новенького в Гданьске?

Хозяин кабачка еще ниже наклонился над столиком и торопливо зашептал:

— Вчера пришли два транспорта боеприпасов из Восточной Пруссии в запломбированных вагонах. Сегодня утром приехало около двухсот человек, тоже оттуда. Вроде бы туристы и в штатском, но сразу видно — военные. Думаю, одни подофицеры. На Бишофсберге окопалась артиллерия. А один знакомый говорил, что через верфь идет разгрузка бронеавтомобилей.

— Это все?

Толстый ресторатор поднял на Пётровского изумленные глаза.

— А вам этого мало? Разве это не важно?

Из угла, занятого коричневорубашечниками, грянула громкая песня. У Грычмана глаза превратились в узкие щелочки. Шмельтер заметил это.

— У вас вот сразу все внутри переворачивается, а мне каково постоянно слушать это? Скажите на милость, когда, наконец, вы покончите с этими бандитами? Когда сюда придет наша армия? Неужели надо ждать, пока они начнут первыми? Это невозможно выносить.

— Столько лет терпели…

— Верно. Но теперь они отчаянно распоясались. Даже в моем кабаке. Закрыть его, что ли?

У ресторатора покраснело лицо, голос его дрожал.

— Может, и недолго осталось им буянить, — успокаивающе произнес Пётровский. — Вот когда мы с вами спокойно посидим за пивком.

— Ох, не только за пивком, пан Пётровский, не только. — Лицо хозяина кабачка посветлело. Он хотел добавить еще что-то, но Грычман уже потянулся за шляпой.

— Нам пора.

Шмельтер понимающе кивнул и тревожным взглядом оглядел своих гостей. Потом тихо спросил:

— Увидимся через неделю?

— Если не будет никакой заварушки…

— А если будет? Если на вас нападут? Справитесь? Ведь у них тут такая сила…