Игорь Николаев - Линия фронта

— Слышал.

— В полиции нынче…

— Ну и что?

— Не нукай, командир! — Нечипор подался вперед и процедил: — Шукает дорогу в Горелый гай. Не к тебе ли?

— Дорога прямая.

— Ну и дурень!

Евгений как чумной глядел на Нечипора, а тот уже откинулся, привычно втянул голову в плечи и замкнулся, будто ничего такого не сказал.

— Так вы, может, еще что…

— Я на службе, Евген. А что касаемо твоего братана, то пьет он… И с Журбой, и с Вадькой, и…

— Видел я лавочника, — вставил Евгений. — На кладбище.

Нечипор насторожился, но, выслушав подробности, засмеялся: «Вдову ублажает». И тут же посерьезнев, спросил:

— Как же оно дальше будет?

И Евгений выложил, что знал, о временном отходе советских войск и громадных потерях фашистов. Нечипор поддакивал, и Евгению уже самому верилось, что положение на фронте не так уж сложно. Он отчетливо представлял, как прибудет со взводом в родной полк и лихо доложит: «Взвод прибыл!» И весть эта пойдет по начальству, все дальше, хотя что там взвод, когда весь народ…

— Да, народ… — словно прочитал его мысли Нечипор, в его голосе звучала озабоченность. — От же Хмурый, Рымарь… Пленных выпустили…

Евгений признался, что освобождение пленных — дело его ребят, и напомнил:

— Так как же с харчами?

— Налетишь ночью на амбар. Там для германцев сало, мука…

— Мука?

— Кренделей нету. Да подюжей крушите, пропади оно пропадом… Ломик припасите.

Евгений посмотрел на Нечипора с прежним, давнишним восхищением и сказал:

— Сведите меня с Рымарем, у нас раненые…

— Попробую.

Чуть свет вышел Нечипор к корове и взял вилы. Но работа не клеилась, он постоял у хлева, прошел к перелазу, подобрал у плетня хворостину и швырнул на кучу. Он все еще был под впечатлением встречи с Евгением. Сам он не знал солдатской доли, но все лето наблюдал проходящие части и жадно, с горестным недоумением вглядывался в измученные, небритые лица красноармейцев, видел в них себе подобных — угловатых и потных от тяжкой мужской работы людей. Бойцы упрямо топали, с винтовками и противогазами, будто незнакомые, но близкие Омельки, Сидоры, Иваны… О многом передумал Нечипор в эту осень. Нелегко приходилось ему в жизни, и он знал, что этих вот запыленных, с соляными разводами на гимнастерках воинов не свалить… В их глазах светилось что-то правое, не объяснимое словами, но до боли понятное, свое. И Нечипор душой был с ними, понимал, что и на крест пойдет, если надо.

Утро выдалось пасмурное. Над сажалкой слезились вербы, из-за левад несся тревожный птичий грай. Нечипор увидел в небе кобчика. Его окружили галки, это был воздушный бой. Стая наседала, и хищнику приходилось туго. Но вот ястреб хватил клювом неосторожную, и та черным комом пошла книзу. Однако галки продолжали атаковать.

— Клюют! — раздалось от плетня. За спиной у Нечипора маячил Костик. По его мятому лицу нетрудно было определить, что ночь он провел с собутыльниками. У Нечипора отлегло от сердца: «Не знает еще… прогулял…»

Стая погнала кобчика куда-то в сторону, и над левадами вновь зачирикала пернатая мелкота.

— Ощипали… — сказал Нечипор. — Не зарывайся!

— Чудной вы… богьба видов… — картавил Костик, — кто сильнее!..

— Такие виды… На кой черт ты порешил бабкиного гусака на выгоне?

Костик долго и бессмысленно водил глазами по двору, потом сказал:

— Цапал за штаны, собака!

— Ай-ай… Укусил?

— Гоготал, подлец, смеялся.

— У бабки Федосьи всего добра — гусак.

— Э, дядьку… Не будем!

Нечипор пошел к хате. От неизвестности — чем кончился ночной налет на амбар — у него сосало под ложечкой.

На дальнем конце брехнула собака, донесся глухой гомон, и Нечипор замер у порога — Костик едва не наткнулся на него. Стало ясно — что-то стряслось. Превозмогая себя, Нечипор все же неторопливо переступил порог и ввалился в хату.

— Дядьку, толкуют — Женьку видели…

— Кто видел? — Нечипор, изобразив на лице крайнее удивление, подумал: «Значит, лавочник сболтнул уже о встрече на кладбище».

Костик с подчеркнутым интересом созерцал на стенах давно знакомые карточки. Наконец нашел себя, Евгения, Мусю, подобрал брошенный дядей прут, ткнул в Евгения:

— Он всех нас под пулю… И совесть чиста: спаситель родины. Четыре сбоку, ваших нет. Очко, выиграл.

— Перестань! — Нечипор ухватился громадными натруженными ручищами за стол и поднялся. Горбатый, в лохматой, медвежьей масти свитке, он был страшен. Костик отпрянул. — Сук-кин ты сын! Да я тебе… — Нечипор не успел закончить, ибо в эту секунду ворвались в дом соседские мальчишки.

— Дядьку! Амбар… Амбар!..

Эта долгожданная весть отрезвила Нечипора. Он уже спокойно натянул на голову шапку и последовал за детьми.

Возле взломанной двери собрались женщины. Впереди всех наводила омуту языкатая бабка Федосья. Она в который раз вспоминала и пропажу пожертвованного громаде телка, и совсем свежую погибель гусака, и всякие иные напасти. Толпа дружно поддерживала старуху. Нечипор, скосясь, приметил, как начал отставать от него Костик.

Бабы громко нашали на старосту. Нечипор оглядел сорванный замок и распахнул воротца. В амбаре все выгребли подчистую.

— Опять сбирать будешь? — заголосила Федосья. Однако ее внимание привлек Костик. — Так-то ты служишь, немочный? Днем тебя с огнем… Один гусак обретался, и тому голову снес!

— Катись ты, бабка! — огрызнулся Костик.

— А-а… чтоб тебя, поганец!

Разгоряченная толпа кинулась к блюстителю порядка. Костик помалу отступал, он понимал, что никакой управы на женщин сейчас не найти. Не звать же из амбара старосту. Гадкое чувство полной беспомощности обволокло Константина, он дрожал, рука его тянулась к кобуре, но он сознавал, что это был бы конец. Такое липкое состояние одолевало его не впервой: так было в разговоре с одноруким комиссаром и еще раньше — во время боя, когда его чуть не прикончили свои же… Но на этот раз он, пожалуй, сильнее ощутил свою вину, хотя и не мог в этом сознаться. Собственно, и кривлянья его происходили чаще всего от этого вечно сосущего чувства вины. Всегда он перед кем-нибудь виноват…

Между тем Нечипор видел в щель критическое положение парня и вышел из амбара. Его осенило: послать самого же Константина с донесением о случившемся.

— Эгей, люди! — крикнул Нечипор.

В Этот миг Костик и вырвался из круга. Он потрусил к старосте, а тот во всеуслышание приказал:

— Гони в местечко! Доложи!

За вечерей в доме лавочника Костик с ужимками изобразил, как сва́рились бабы. В рассказе был и гусак, и старуха Федосья, и разгневанный Нечипор.

— Значит, укусил? — смеялся Вадим, хотя глаза его, оставались холодными и колючими. Ночная кража в соседнем селе не на шутку всполошила местечковых заправил. Нечипору сочувствовали: знали, что немцы и без того поглядывали на него недоброжелательно. По совету лавочника делу придали подчеркнуто уголовную окраску: боялись скорых на расправу немцев, которые могли пошерстить и виноватых и правых. В разговоре помянули для оправдания ворюгу Митьку и еще кой-кого из темненьких, а Нечипора обязали немедля возместить пропажу за счет жителей.