Фатех Ниязи - Не говори, что лес пустой...

Все еще охваченная смущением Бибигуль коротко поздоровалась, пододвинула к кровати два стула для гостей и выскользнула в коридор.

— Что это, друг, за шутки? — решил подбодрить комиссара Мардонов.

— Мы так не договаривались, — прибавил Мочалов.

Сафоев улыбнулся.

— Что поделать, друзья…

Мардонов передал привет и наилучшие пожелания от всего отряда. Понизив голос, с таинственным видом сообщил:

— Из Москвы приехал сам Буденный, теперь Ибрагим-беку хана. И следа не оставим.

— А еще, — подхватил Мочалов, — такая новость, товарищ комиссар: в карманах подштанников у того кори, которого взяли в мечети, нашли экземпляр обращения эмира бухарского к своим, так сказать, верноподданным.

Мардонов усмехнулся:

— В нем что ни слово, то заклинание, что ни строка, то упование… — Передразнивая чтецов Корана, он загнусавил: — «А уповаем мы, величайший из великих, мудрейший из мудрых, на помощь столпов мира, наших друзей — англичан…»

Все засмеялись. Сафоев, улыбаясь, сказал:

— Эмир и его беки неспроста уповают на англичан. Что ж, пусть попытают счастья. Проучим их и на этот раз. Жаль только, что больше… не могу быть больше в ваших рядах…

Голос дрогнул, на густых ресницах заблестели слезы. Сафоев прикрыл глаза и стиснул зубы. Потом приподнялся и сказал Давляту, сидевшему в изголовье:

— Сынок, угостил бы гостей чаем…

Давлят сорвался с места, но Мардонов удержал его.

— Не надо, сынок, сиди, — сказал он.

— Как поправитесь, не только чай — и винца попьем, — весело произнес Мочалов. — Правильно, комиссар-заде?

Давлят зарделся.

— Верно, Максим-ака, хорошо назвал парня, — сказал Мардонов. — Комиссар-заде — сын комиссара! Пусть всегда он будет достойным высокого отцовского звания!

— Если бы не это… с рукой, я остался бы в армии навсегда, — вздохнул Сафоев. — Теперь вот сыну передам это желание.

— А что, правильное желание! — воскликнул Мочалов и глянул на Давлята. — Что скажет сам комиссар-заде?

— Сын комиссара должен исполнить волю отца, — наставительно произнес Мардонов. — Но при одном непременном условии: вначале хорошо окончить среднюю школу…

— Не об эскадроне чтоб мечтать или роте — полки водить за собой! — вскинул Мочалов руки.

Что еще нужно ребенку? Унесли его вдаль крылатые кони мечты, промчали перед ратным строем отчаянно дерзких джигитов, которые ринулись за ним на врагов. Свистел в ушах звонкий ветер, гремели, как гром, буржуйские пушки и сверкали молнии выстрелов, но он скакал сквозь огонь и дым с острой саблей и красным знаменем революции, и, визжа от страха, разбегались толстопузые английские лорды, эмиры и беки… Сладостно замирало сердце от этих видений, и думал Давлят: «Эх, стать бы сразу взрослым, скорей подрасти! Вот бы утром проснуться большим!..»

Давлят проводил друзей отца до самых ворот. Мочалов погладил его по головке и шутливо спросил:

— Значит, решено, комиссар-заде, — в полководцы?

— Ага! — радостно сказал Давлят. — В полководцы!

А утром отца не стало.

Утром клубились в небе черные тучи, блистали молнии, гремел гром…

Отца накрыли белой простыней…

Кричала и рвала на себе волосы мать…

По окну текли струи дождя…

Люди то входили, то выходили и разговаривали шепотом… Гроб был установлен в Доме Красной Армии, обит ярко-алым сатином…

Сменяя друг друга, стояли в почетном карауле красноармейцы и бойцы добровольческих отрядов, Мардонов, Мочалов…

Стояли Буденный, комбриг Шапкин и другие знаменитые командиры. Обняв на прощанье Давлята, Буденный сказал:

— Вырастай достойным отца…

Ливень уже перестал, тучи рассеялись.

На кладбищенских холмах пламенели тюльпаны.

У открытой могилы говорили речи, называя Султана Сафоева доблестным сыном таджикского народа, отважным героем. В последний путь его проводила чуть ли не вся столица республики.

Все это крепко врезалось в память Давлята. За два траурных дня он словно бы повзрослел на несколько лет.

Месяца через три после того, как отметили годовщину смерти Сафоева, его двоюродный брат Шо-Карим объявил, что готов жениться на Бибигуль.

— Если стене падать, так пусть упадет внутрь двора. Я не хочу, чтобы родня отчуждалась, — сказал он.

Многие воспринимали его решение как проявление великодушия, сердечной доброты и самопожертвования, хотя тут, как говорится, под одной чашкой лежала другая. Дело в том, что Шо-Карим полюбил Бибигуль еще совсем юной и в свое время ее не раз сватали за него, но сваты возвращались с неизменным ответом: «Наша дочь молода, не управиться ей с семейной жизнью, надо обождать два-три года». Шо-Карим скрипел зубами: «Обождем…» Он не хотел никого другого.

Однако через некоторое время, вскоре после очередного отказа Шо-Кариму, в кишлаке стало известно, что Бибигуль помолвили с Султаном, сыном Сафо-тойчи [10] Тойчи — прозвище, указывающее, что человек занимался погрузкой кип хлопка (от слова «той» — кипа). , и что свадьба состоится весной, когда Сафо вернется из Самарканда.

Шо-Карима эта весть чуть не убила. Задыхаясь от боли и обиды, он осыпал упреками отца и мать, виня их в том, что они не сумели уговорить родителей девушки, как смог это сделать отец Султана. А чем он хуже братца Султана, чем?! Почему не отдали Бибигуль за него?..

Не мог понять Шо-Карим, что все решила не власть родителей Бибигуль, а ее и Султана любовь.

Султан был стройным, статным юношей, умным и работящим. В конце лета, к началу сезона на хлопкоочистительных заводах, он уходил вместе с отцом на заработки то в Самарканд, то в Ташкент или Фергану и возвращался переполненный впечатлениями. Городские товарищи отца обучили его читать и писать. Надо ли говорить, как млела Бибигуль от восторга, когда, встретившись где-нибудь в безлюдном месте, слушала его рассказы о том, что он видел, читал или слышал?..

Поженившись, молодые ездили вместе и наконец, по совету отца Султана, остались в Самарканде.

Султан поступил на рабфак, Бибигуль — на женские курсы. Потом он учился в партийной школе, она — в женском педагогическом техникуме. Лишь через несколько лет они вернулись в Таджикистан и, недолго погостив в родном Каратегине, милом сердцу гармском кишлаке Камароб, выехали в Дангару, к месту назначения. Султана направили на партийно-советскую работу, а Бибигуль вначале учительствовала, затем стала библиотекарем.

Шо-Карим работал фининспектором в другом, Сарай-Камарском районе, куда переехал после неудачной женитьбы. У него не было детей, он обвинял жену, из-за этого бросил… Внезапная смерть Султана всколыхнула в нем старые чувства к Бибигуль, и он при каждом удобном случае не скупился на знаки внимания, а в дни поминок на правах близкого родственника покойного руководил всеми церемониями.