Фатех Ниязи - Не говори, что лес пустой...

— Я сама. Одну минуточку, господа.

Она торопливо прошла в спальню, где Наталья и Алена сидели, обнявшись, на краешке кровати. Султан спал, фитиль в керосиновой лампе был прикручен.

— Девочки, придется выйти, — сказала Агния Астафьевна, и голос ее дрогнул. — Иначе ворвутся…

Наталья и Алена, вскочившие, едва она появилась, тревожно переглянулись.

— Пьют, сволочи, справляют тризну по разбитым под Москвой…

— Как разбитым? — перебила Наталья.

— Вы до сих пор не знаете?

— Мы ничего не знаем, мама, — сказала Алена.

Агния Астафьевна взяла их за плечи, привлекла к себе и быстро зашептала:

— Разбили их под Москвой, погнали! Бегут они, гонят их наши, как зайцев… Девочки мои милые, будьте умницами, стисните зубы, чтоб ничего не заподозрили, — прибавила она, целуя их.

Наталье стало необыкновенно легко и радостно, она почувствовала себя на седьмом небе, в волшебном царстве, в котором Агния Астафьевна, милая, ласковая тетя Агаша, была доброй феей, и что бы ни предстояло теперь, все нипочем, если она будет рядом.

— Идемте, — засмеялась Наталья.

Но Агния Астафьевна остановила ее.

— Успокойся, — сказала она. — Главное — выдержка. Спокойствие и выдержка. Мы должны играть ими, не они нами.

Наталья ответила: «Ясно», Алена сказала: «Хорошо», и они вышли как были, в простеньких темных платьицах, в валенках и в выцветших платочках, повязанных под подбородком.

Немцы встретили их восторженным ревом, каждый старался усадить рядом с собой. Обер-лейтенант с длинным костистым лицом потянул Наталью за руку, и она оказалась между ним и каким-то грузным офицером в расстегнутом кителе, напротив Агнии Астафьевны, гауптмана и Волковского. Гауптман принялся заигрывать с Аленой, он накладывал ей в тарелку закуски, наливал в стакан шампанское. Агния Астафьевна сидела прямо, в ее глазах отражались желтые огоньки от ламп, лицо чуть побледнело.

— За здоровье наших дам! — провозгласил гауптман.

Наталья едва пригубила вино и поставила стакан на стол, в то же самое мгновение ощутив на себе пристальный, сверлящий взгляд Волковского, который так и не донес свой стакан до рта. Он держал его на весу, застыв, будто статуя, и Наталью, когда встретилась с ним глазами, бросило в холодный пот. Кровь медленно отливала от ее лица, и так же медленно немели руки и ноги. Она даже не почувствовала, как обер-лейтенант тронул ее за локоть.

— Шпрехен зи дойч? — спросил он.

— Найн, — ответила вместо Натальи Агния Астафьевна. — Простите, господа, они все-таки с дороги, намерзлись, устали. Им, как видите, не до веселья.

— Нишаво, — сказал тогда обер-лейтенант по-русски. — Шампань, шнапс все эти ваш мороз и устали — фрр!.. — взмахнул он руками. — Как птица, хе-хе… Выпивайт, фрау!

— Спасибо, — тихо произнесла Наталья и заставила себя взять стакан и отхлебнуть глоток.

Жандарм напротив, Волковский, продолжал сверлить ее взглядом. Они, несомненно, когда-то встречались, он, как и она, силился припомнить, где и при каких обстоятельствах. Его холеное, круглое лицо было очень знакомым, и он… если он узнает, то все кончено.

Подумав об этом, Наталья перевела взор на Агнию Астафьевну, которая улыбнулась ей и, наклонившись к этому знакомому жандарму, что-то сказала. Жандарм задумчиво кивнул, потом улыбнулся. Агния Астафьевна рассмеялась. Она держалась так, будто искренне довольна всем, что происходит. Алена тоже ничем себя не выдавала, и надо было знать ее, чтобы увидеть в ее глазах затаенное внутреннее волнение.

— Тансовать! — объявил обер-лейтенант, кладя руку на плечо Натальи.

Она покорно поднялась, готовая и танцевать, и провалиться сквозь землю, лишь бы не видеть лица жандарма. Но и он вскочил, галантно протянул руку Агнии Астафьевне. Гауптман пригласил Алену.

Наталья не слышала музыки, двигалась, как деревянная. Партнер, прижимая все теснее, жарко шептал в самое ухо, она машинально кивала. Лицо жандарма проплыло совсем рядом. Танец, казалось, никогда не кончится, это было танго, да, медленное танго… Еще немного — и Наталье стало бы дурно.

Но тут послышался голос Султана, он позвал: «Мама!» — и заплакал. Наталья разом очнулась, вырвалась из объятий обер-лейтенанта и пулей умчалась в спальню.

— У вас в доме хебенок, пани Агния Астафьевна? — спросил Волковский, продолжая ловко выделывать фигуры танца.

— Да, сын Наташи, племянницы.

— Дети — хадость и счастье дома, — закатил Волковский глаза. — А где ее муж?

— Не знаю.

— Жив?

— Одному богу известно, — вздохнула Агния Астафьевна.

— А… на фхонте, значит?

Агния Астафьевна кивнула. Она не заметила усмешки, скользнувшей по тонким губам Волковского.

— Выпьем, господа! — грохнул кулаком по столу обер-лейтенант, заскучавший без Натальи.

Гауптман, танцевавший с Аленой, вздрогнул, наступил ей на ногу. Алена закусила губу.

Обер-лейтенант выпил с грузным офицером.

Патефон умолк.

Волковский проводил Агнию Астафьевну на место, галантно отодвинул стул, поднес ее руку к губам. Она вдруг выдернула, сказала:

— Стучатся…

В ту же минуту в горницу ввалились староста Николай Миронюк и двое немецких солдат с автоматами на груди.

— Господа, эти патрульные, — кивком показал Миронюк на солдат, — ищут вас.

— В чем дело? — спросил гауптман.

Один из солдат подошел к нему, что-то шепнул на ухо. Гауптман в сердцах ругнулся и, кинувшись к вешалке, стал натягивать шинель, торопя остальных. Как нежданно немцы нагрянули, так неожиданно и умчались. Их будто сдуло ветром.

Агния Астафьевна в изнеможении опустилась на стул. Алена села рядом, прижалась к ней. Она вся дрожала.

— Крепко пировали, — сказал Миронюк, обводя стол суровым, из-под насупленных бровей, взглядом. — А где Наталья? — спросил он после недолгого молчания. — Тоже пришла?

— Пришла, — слабым голосом отозвалась Агния Астафьевна. — Свалились, как снег на голову, с внучком… Ох, и натерпелись мы, Николай!..

— Выпьем, и враз полегчает, — ухмыльнулся Миронюк. Поднес к носу бутылку с немецким шнапсом и сморщился. — Фу, воняет… Спиртом-то угостишь?.. Зовите Наталью, хочу поглядеть!

Наталья вышла бледная, с трясущимися руками, и первое, что она спросила, едва поздоровавшись с Миронюком: кто был тот жандарм, с которым Агния Астафьевна танцевала?

Агния Астафьевна встрепенулась.

— А что? — сказала она, тоже бледнея. — Ты его знаешь? Прежде он был фотографом.

— Фотографом? — переспросила Наталья. — Ну да, фотографом в Кобрине… Я узнала его. Он меня, кажется, тоже.

— Как узнала?

— Фотографировал нас. Незадолго до войны. Когда Султану исполнился год.

В тот же вечер Миронюк сказал, что Наталья с сыном и Алена должны поскорее вернуться в госпиталь. К утру, сказал он, чтоб их не было в селе. Госпиталь, видать, придется переводить на новое место, усилить его охрану. Это решат те, кому положено, а им на первый случай нужно прекратить всякие хождения из госпиталя. Если жандарм что заподозрил, то ниточку, за которую он ухватился, надобно оборвать.