Владимир Козловский - Ищу свою звезду

— Рошат, Рошат, милый бесшабашный мальчишка, — вполголоса произнесла Наташа, и Павел увидел в ее глазах слезы. Ему захотелось утешить девушку, сказать ей что-то приятное.

— Рошат бесшабашный? Нет, он герой.

Бортмеханик Козлов рассказывал Павлу, как вел себя его друг в последние часы жизни.

Цыганок лежал за каменной плитой. Дуло его автомата, вздрагивая, будто стрелка компаса, ползло то в одну, то в другую сторону. Выстрел, дымок, снова выстрел.

Майко, закусив губы, пополз к лежащей вблизи коряге. О каменную плиту, где он только что лежал, одна за другой шлепнули пули и с тоскливым дребезжанием срикошетили в сторону. Легкая судорога пробежала по обескровленному лицу Цыганка, силы его заметно слабели. Сонным движением рук он положил автомат на корягу, прицелился. Звонкий, как удар бича, выстрел прокатился в расщелинах гор и смешался с криком и стоном. Голова Майко вяло упала на землю.

— Командир, командир! — закричал лежащий рядом Димочка.

«Нет, не слышит… Неужели убит?»

Радист подполз к Майко. Цыганок рывком поднял голову, впился руками в автомат.

— Полезли в обход! Отходите! — взглянув в горы, закричал он.

Летчики не шевелились, лишь молча смотрели на покрытое испариной бледное, словно залитое молоком, лицо командира. Злые решительные глаза Цыганка стали просящими, ласковыми.

— Сергей, Дима, ребята, идите! Я один… Доверьте. Ползите к морю… Мне все равно не встать, одного хочу — уходите, спасайтесь…

Летчики переглянулись, но не ушли.

Черные зрачки Цыганка заметались.

— Я еще командир! Приказываю!

Димочка, пятясь, неуверенно отполз от камня.

— Считаю до трех! — приставил к виску пистолет Цыганок. —Не уйдете, прощайте! Хороните своего командира до времени!

Вслед за Димочкой летчики один за другим поползли по промоине. Стало слышно, как с переливами, словно захлебываясь, то ожесточенно, то затихая, гремел автомат Цыганка. Ползший последним Козлов крикнул:

— Не могу я, ребята, вернемся!

Летчики повернули и молча поползли назад к своему командиру.

Цыганок уже больше не поднимал с земли тяжелую голову.

Обо всем этом рассказал Павел Наташе.

— Цыганок настоящий товарищ, — заключил он,— ценой своей жизни он спасал экипаж.

Наташа всхлипнула, что-то хотела ответить, но вдруг, сорвавшись с места, побежала прочь от вконец растерявшегося Павла.

Он пришел в комнату общежития, сбросил китель. Глухо звякнули ордена и медали, в открытое окно донеслось чье-то рыдание. Павел взял с тумбочки скрипку, приложил к подбородку, провел по струнам смычком.

Сокол тихонько приоткрыл дверь, взглянул на Павла. Голова его лежала на скрипке, длинные пряди ярких волос скрыли лоб и глаза. Видны были одни губы: крупные, стиснутые, словно от боли

Осторожно Виктор прикрыл дверь.

На наблюдательной вышке аэропорта, словно в оранжерее, все залито светом. Стены комнаты — сплошные окна, через них, как с вершины горы, окрестности видны на десятки километров.

Внутренность вышки чем-то напоминала проходную будку: здесь узенькая жесткая кушетка, маленький столик, два стула. На столе телефон, наушники, микрофон.

За дежурного летчика сидел сам командир полка Зыков.

Наташу полковник встретил без обычной улыбки. Взглянув на Зыкова, девушка сразу догадалась, что он сильно расстроен. Фуражка у него съехала на ухо, борода, будто на ветру, всклокочена, брови нависли, наполовину закрыв глаза.

В раскрытое окно Наташа посмотрела на аэродром. Словно футбольное поле, площадка зеленела низкой кудрявой травкой. Ни на взлетной площадке, ни в чистом, не запятнанном облаками небе не виднелось ни одного самолета. Они, словно греясь на солнце, нежились на границе летного поля.

Больше месяца Наташа не видела Павла, а желание встретить его с каждым днем все сильнее овладевало ею. Она часто ловила себя на мысли, что думала только о том, какую бы новую тему предложить для газеты, чтобы собрать материал в подразделении Зыкова. В ее частых поездках на пригорский аэродром редактор не замечал ничего необычного. Но товарищи Наташи по работе оказались более проницательными.

— У Наташи появилась охотничья страсть, задумала еще аса подбить, — заметил один из работников редакции.

Наташа смеялась.

…В комнату быстро вошел Дымов. Он, как всегда, гладко выбрит, брюки и китель будто только из ателье — отутюжены, подворотничок, что снег. Лицо комиссара спокойное, но глаза… В глазах, как и у Зыкова, тревога и боль.

Аркадий Григорьевич поздоровался с Наташей и, шумно вздохнув, сел рядом с Зыковым.

— Геннадий Степанович, расскажите подробнее.

— Эх, Аркадий Григорьевич, знать бы, где упасть, соломки… Полетел в Будапешт снаряды «катюшам» подбрасывать. Ну сел, разгрузился, взлетел, как положено, на курс лег… И вдруг — как гроза с неба — радиограмма: «Напали два истребителя!»

Зыков достал из бокового карманчика брюк часы-секундомер.

— Должен был сесть в семнадцать ноль-ноль, а сейчас, как видишь, восемнадцать тридцать одна. Сокол не новичок, ночью никогда но плутал.

При упоминании о Соколе Наташа побледнела, губы у нее задрожали: предчувствие непоправимой беды сдавило горло.

Дымов закрыл глаза.

— Выходит?..

— Выходит, подбили. Страшно подумать, как это все нелепо! Фрицы в агонии, подыхают, а все еще кусаются, за горло зубами хватают. Каких они ребят погубили, цвет полка: Ляликов, Сокол, Чичков...

— Чичков? — вскочила Наташа. — Павлик?!

У нее потемнело в глазах, она покачнулась.

— Что с вами, Наташа? — подбежал к ней Зыков.

Дымов стиснул виски руками:

«Надо же, надо же! Как я забыл!»

— Успокойтесь, Наталья Семеновна… Будем надеяться…

«ПавлушаI Как же так, как же! Война почти отгремела, ее конец каждому виден. Погибнуть сейчас, когда над смертью уже торжествует жизнь… Невозможно поверить! Вокруг солнце, зелень — и вдруг смерть. Какая нелепость!»

Зыков вдруг порывисто встал, высунул в окно голову.

— Аркадий Григорьевич, слышишь?

Дымов подошел к окну, осмотрелся.

— Нет, я ничего не слышу, — сознался Дымов.

— Тсс! — поднял палец Зыков. — Как же не слышишь, какой к черту летчик! — и, схватив телефонную трубку, громко приказал: — Мою машину к подъезду!

Когда Зыков, Дымов и Наташа вышли на крыльцо, они увидели вдали самолет. Маленькая, вытянутая в тоненькую палочку точка медленно двигалась с запада.

— Идет! Идет! — закричал полковник.

— Павлик, Павлуша! — шептала Наташа. — Теперь я все все тебе скажу…

— Такого, как Чичков, ни один ас не возьмет, король воздуха… — рассыпал похвалы своему воспитаннику Дымов.

Самолет прошел низко, почти на бреющем. Все: и дежуривший по старту заместитель командира полка, и набежавшие на аэродром летчики, и даже малоопытная в этих делах Наташа — заметили, что, досталось машине довольно крепко. Даже с земли были хорошо видны просвечивавшие насквозь дыры, рваными листами бумаги трепалось на ветру оперение хвоста, изуродованные шасси не выпускались.