Пётр Селезнёв - Южный крест

— Анисимов, собачий сын!

Разорвалась ручная граната, блеснул огонь, фукнуло дымом… Взрыв показался слабым, игрушечным, словно чиркнули спичкой. А рядом сделалось тихо, просторно.

— Анисимов!

Крики, выстрелы схлынули, свалились; капитан Веригин увидел синие оконные проемы, увидел маленьких людей… Они убегали через площадь. Отстреливались и бежали. У самого уха цвиркнула пуля. Рядом спокойно сказали:

— Гиб мир айне цигаретте. Ихь хабе майне ферлорен. — Немец тронул Веригина за рукав: — Айне цигаретте…

Веригин все понял. Может быть, он остался на вокзале единственный…

Обдало холодом, сделалось трезво и знобко. Приставил автомат к чужому животу, надавил на спуск.

Капитан Веригин плохо помнил, как бежал через площадь. Рядом кто-то упал. И еще… Стреляли навстречу, стреляли сзади. Трассирующие пули с той и другой стороны крыли площадь так густо, что казалось — пробиваются сквозь искряную метель. Потом его схватили чьи-то руки… Ему совали фляжку, а Михаил Агарков смеялся нервным рыдающим смехом:

— Жидко мы обделались, товарищ комбат!

Кто-то скреб ложкой по котелку, кто-то негромко тоскливо повторял одно и то же ругательство, неучтиво тревожил богову душу и грешную мать. Рядом тихонько стонал раненый, просил пить.

Капитан Веригин глотал водку, свободной рукой старался нашарить стену, чтобы привалиться. Он не знал, как изменилась обстановка, сколько в батальоне людей… Надо немедленно наладить проводную связь со штабом полка, доложить, выяснить… Сунул, отдал фляжку, приказал в темноту:

— Командиров рот — ко мне!

Стонать перестали. И ложкой не скребли больше.

Зычный голос крикнул:

— Командиров рот — до комбата!

И голос этот, озлобленный, громкий, вернул капитану Веригину надежду…

Под сапогами железно хрустело. Андрей никак не мог понять, что это такое. Стреляные гильзы?

Кто-то сказал:

— Гвоздильный завод.

Точно: гвозди. В пролом увидел серую Привокзальную площадь. Вспомнились март, раннее утро, эта самая площадь. Деревенская девушка с ведрами на коромысле. И полковник — словно из-под земли…

Полковник Добрынин. Это надо же…

Вот она, площадь. Асфальт изорван, там и там чернеют убитые.

Допятились…

Он вдруг подумал, что с восходом немец опять начнет бомбить, и кто знает, что будет до вечера… Решил: надо контратаковать сейчас. Крикнул:

— Лейтенант Агарков!

Каменные стены вокзала чернели угрожающе, немцы молчали. Что это они? Должны бы начать минометный обстрел. И, словно там, за черными вокзальными стенами, только и ждали, когда о них подумают, просвистела, ударила мина. Красноватая вспышка лизнула закопченную стену, на мгновение осветила насыпь гвоздей на полу, солдата, который сидел, уткнувшись головой в колени, и, должно быть, спал, кучу окровавленных бинтов… Увидел бойца с широченными плечами… Тот низко опустил голову, словно принюхивался. Спросил:

— Рядового первой роты Анисимова тут нет? — Голос показался знакомым, только что слышанным. И снова: — Анисимова нет?

Там и там блестели светляки цигарок, немецкие мины шлепались рядом, а раненый опять начал стонать и просить водички…

— Лейтенант Агарков! — снова позвал Веригин и, чувствуя, как плохо, ненадежно держат ноги, привалился к стене… Перед ним, словно все это время сидел на корточках, рядом, поднялся во весь рост Михаил Агарков:

— По вашему приказанию, товарищ комбат!..

А низкорослый, широкий в плечах солдат спросил:

— Товарищ комбат, вокзал отымать не будем?

— Ты что, на поезд опаздываешь?

— На поезд — зачем же? — тихо ответил солдат. — Анисимов пропал.

Агарков спросил:

— Это ты, Шорин? Как так — пропал? Убили, что ли?

— Не знаю, товарищ лейтенант. На рельсах вместе были, а потом куда-то подевался. Может, убили, а может, раненый, на вокзале остался… Я к тому, что если будем отымать вокзал, то надобно сейчас. Вон, рассветает…

Немцы кидали мины. Словно припугивали, придерживали…

«Сейчас», — решил Веригин.

Гремя сапогами, подошли трое.

— Капитан Веригин!

Командир полка. А кто эти двое?

— Вот что, Веригин, через пятнадцать минут атака. Ясно? Сумели отдать, не посидели за каменной стеной — будете брать! Ясно? — Крутой не говорит — рычит. Тянется к самому лицу. — Вот, наблюдающие из штаба дивизии.

— Зачем? — спрашивает Веригин. Он знает — зачем, просто не выдерживает.

— Они тебе помогут.

— Дайте мне один взвод!

— У вас сколько людей? — спросил наблюдающий. Голос вежливый, даже застенчивый, понимает, что наблюдающие ни к чему.

Командир второй роты пожилой, рассудительный, неторопливый. Он говорит:

— Я бы не потащил с собой пулеметы, товарищ комбат. Я бы оставил их прикрывать. Мои люди пойдут налегке.

Свирепея от предчувствия рукопашной, капитан Веригин снял, бросил под ноги фуфайку…

— Вы сами поведете? — спросил один из тех, кто пришел с командиром полка.

Веригин повернулся круто:

— Наблюдателей достаточно без меня. Вы тут позаботьтесь… Если не дойдем до вокзала… Чтобы встретили немцев в этой коробке.

— Часы… Сверьте часы, — сказал командир полка. — Ровно через пятнадцать минут. Батарея «восьмидесятипяток» даст три залпа… Вы успеете…

Веригин глянул в оконный проем, решил: две роты в обход, с двух сторон. Первую роту поведет сам. Прямо через площадь!

— Внимание, — сказал Веригин. Покрепче, потуже затянул ремень. — Агарков, слышишь? Противогазы, вещмешки, все лишнее оставить. Ручные гранаты — каждому. Со вторым залпом — вперед. И никаких криков. Без шума. Грехов!..

— Я, товарищ комбат!

— Огонь из всех пулеметов. С третьим залпом прекратить. И — бегом! На вокзал. Ясно? Задержишься на минуту — гляди!

— Есть, — сказал Мишка. Он все понимал, поэтому рассердился: новобранец, что ли? А ежели для начальства… Да вроде капитан Веригин не такой.

Словно угадав Мишкины мысли, капитан Веригин пояснил:

— Добежать, может, и добежим… А дальше — вся надежда на пулеметы. Понял?

Мишка все понял. И хоть в темноте никто не видел этого, взял под козырек. Четко, по-уставному.

Мины прилетали, рвались, не густо и не редко, как в начале обстрела, словно немцы предупреждали. Словно не советовали русским…

Капитан Веригин отдал последние распоряжения и теперь старался ни о чем не думать, потому что исправить что-нибудь, переиначить было уже некогда. Взглядывал на часы… Стрелок почти не видно. Время приблизилось к черте и замерло, остановилось. Решил, что возьмет в зубы свисток с первым пушечным выстрелом. С первым залпом. Батарею подтянули к соседнему дому. А почему не взять свисток вот сейчас?

Агарков легонько толкнул в бок:

— Под ложечкой ноет. А вы как, ничего?