Сергей Дышев - Потерянный взвод

Прохоров молчал, он еще раз порывался уйти, комбат с пьяной настойчивостью сажал его на место, а потом вдруг глянул искоса с веселой хитринкой:

– Хочешь, «Шарп» домой повезешь, вот этот? Да и вообще, Степа, на боевые потери не только людей списать можно, а все, что хочешь… Ты уж поверь мне, понял?

И он со значением мотнул головой в сторону разбросанных листков.

Прохоров не помнил, как вышел из комнаты, внутри все клокотало. Только на улице он пришел в себя. Минуту-другую он стоял, глубоко вдыхая свежий воздух, потом неторопливо побрел к себе в палатку.

– Эй, стой!

Прохоров оглянулся. Это опять были писарчуки: тот, что высокий, и другой – пониже.

– Погодь, разговор есть!

– Завтра поговорим. Я спать хочу.

– После дембеля выспишься.

– Якщо доедешь, – блатным дискантиком прибавил коротышка.

Прохорова резко толкнули в тень ангара, заломили за спину руки. Он невольно застонал от боли.

– Что ж вы руку крутите, ведь не зажила еще!

– Ну, ты, дезертир вонючий! Ребята погибли, а ты прятался, гадина… – оглядываясь, шептал длинный. От него разило перегаром.

Прохоров рванулся, высвободил руку, оттолкнул Куценю и тут же получил сильный удар ногой в ягодицу, упал плашмя, еле успев выставить вперед руки. Его стали молча, осатанело топтать, Прохоров пытался подняться, его сбивали вновь, руку скрутило от боли, и он лишь закрывал руками от ударов голову.

– Ладно, хватит с него, – задыхаясь, пробормотал высокий.

– Из-за него хлопцы загинули! Трус поганый, салабон!..

Куценя еще раз пнул его ногой.

– Пошли, кто-то идет сюда.

Они поспешно исчезли. Прохоров поднялся, опираясь о стенку ангара, провел рукой по лицу: губы, нос были в крови. У палатки его остановил Ковбаса:

– Степа, шо с тобой? Ты весь у крови!

– Да так… последний бой, – выдавил он и горько добавил: – Он трудный самый!

– Зараз, я воды…

Ковбаса прибежал с полным котелком, Степан вымыл лицо, с сожалением глянул на испачканную новую куртку, которую ему выдали в госпитале. Он сбросил ее и повалился на кровать. «Когда же все это кончится?» Ему вдруг захотелось заплакать долгими очищающими слезами. Но знал, что не получится: слишком уж истерзана, иссушена и обожжена была его душа. «Подлечили, – горько усмехнулся он, ощупывая синяки, – хорошо, ребра целы…»

Вдруг отлетел в сторону полог палатки, ввалились люди. «Опять по мою душу», – с тоской подумал он.

– Степа, что случилось? – над ним склонились Кирьязов и Мамедов. Еще трое стояли за их спинами.

– Да вот, назвали трусом и дезертиром, а потом потоптали немножко…

– У него вся куртка у крови, – где-то позади раздался голос Ковбасы.

– Степа, кто тебя? – осипшим голосом допытывался Кирьязов.

– Да оставьте вы меня в покое…

– Ну, нет! – взорвался Мамедов. – Нашу роту бьют!

– Сэчас вэсь полк пэрэвернем!..

Все одновременно загалдели. Палатка проснулась, койки враз заскрипели, кто-то уже прыгал со второго яруса.

– Что – тревога?

– Всэм – лэжать! – рявкнул Мамедов. – А-а-тбой!

В суете и темноте Прохоров еле углядел мешковатый силуэт Ковбасы. Тот что-то тихо говорил Кирьязову. Кирьязов издал невнятное восклицание, что-то еще спросил, потом наклонился к Прохорову:

– А это случаем не дружки-писарчуки были?

Прохоров помолчал, сказал нехотя:

– Ну, они… Только не делайте глупостей. И так мне хватает всякого.

– Это наш призыв, – мрачно произнес в воцарившейся тишине Мамедов.

– Салабоны, – процедил Кирьязов, – автомат не научились держать. – А по медальке получили. Говнюки…

Степан, кряхтя, приподнялся, сел.

– Не надо, ребята, я и сам за себя постою. Лучше вот руку перевяжите, а то ранка открылась.

Сказал – и понял, что сглупил.

– Это они тебе? Ладно, Степа, лежи, отдыхай. Мы как-нибудь сами разберемся.

Они шумной гурьбой высыпали наружу, остался лишь Ковбаса.

– Давай, Степа, перевяжу.

– А ты ушлый парень, врубаешься с ходу… Молодец.

Ковбаса засопел от удовольствия.

Под утро Прохоров заснул, а когда проснулся, обнаружил, что куртка его постирана и уже высушена. Появились Кирьязов и Мамедов, сели напротив.

– Ну, что? – спросил хмуро Степан.

– Дэмбельский суд сдэлали, – ответил Мамедов.

– И что присудили – морду в кровь и ни одного зуба?

– Ну-у, обижаешь, начальник, – хмыкнул весело Мамедов. – Личики чистые.

– Дали по двадцать пять ударов пряжкой по заднице, – пояснил Кирьязов. – И теперь жопа у каждого, как американский флаг…

Прохоров не успел ответить, пришел посыльный, сообщил, что вызывает следователь.

…Старший лейтенант молча кивнул, указал на стул.

Комбат тоже был вызван, сидел у окна, холил пилочкой ногти.

– Что у вас с лицом? – спросил следователь.

– Комар в губу укусил.

– Синяк тоже он поставил?

– Нет, в темноте об кровать ударился.

Следователь хмыкнул, покосился на комбата, но тот по-прежнему сидел с отрешенным видом и шлифовал ногти. За таким странным занятием Прохоров видел его впервые.

– Нужно уточнить некоторые детали, товарищ Прохоров, – сказал старший лейтенант таким тоном, будто они расстались час назад. – Когда стало ясно, что ваш взвод вырвался далеко вперед?

– После первой радиосвязи, когда уточняли координаты.

– Во сколько это примерно было?

– В три часа дня. Боев тогда объявил привал, а потом мы снова пошли.

– И что он вам говорил после радиосвязи? – стал уточнять следователь.

– Он ругался, потому что рота отстала. Но, видимо, он получил приказ двигаться вперед.

– Видимо или точно? Догадок не надо.

– После второй радиосвязи, – с нажимом в голосе заговорил Прохоров, – я уже точно слышал, как командир роты говорил по радио, что не хочет идти без прикрытия и рисковать. А командир батальона сказал «замок», мол, выполняйте задачу, не дожидайтесь.

– И когда это было?

– Ну, где-то часа через два. Еще командир роты сказал, что они все застряли у пропасти.

– А вы что скажете по этому поводу, товарищ майор? – Следователь повернулся к комбату.

– Мы шли в хорошем темпе, в семнадцать часов преодолели пропасть. – Густым голосом, будто на трибуне, заговорил комбат. – После этого состоялся сеанс радиосвязи. Я приказал капитану Боеву не вырываться вперед, продвигаться в тесном взаимодействии с нами. Но он не послушался, поддался азарту. Мы шли по горам, мы не могли с ними сравняться. Вскоре стемнело. Связь с Боевым пропала. Я выслал вперед разведчиков, но они вернулись ни с чем. С рассветом мы двинулись дальше.

– Неужели вы не слышали выстрелов? – не выдержал Прохоров.

– Нет, – безучастно ответил майор. – Это может подтвердить любой солдат… Когда пришли на место, где погиб взвод, вызвали «вертушки». Мы долго искали одного недостающего. По известным причинам считали, что это был Иванов.