Александр Соколов - Пацифист. Берта

Майор Винокуров, пожимая руку Чрезвычайного и Полномочного, пригласил ознакомиться с жизнью войсковой части, а Женя подумал, что теперь ребята будут ночью драить казарму, чистить снег и тому подобное, чтобы, упаси боже, не ударить лицом в грязь перед высоким московским гостем.

Родители и сын наконец поднялись на второй этаж в небольшой холл, сели в кресла. Мама, впрочем, тут же поднялась, подошла к сыну, обняла.

- Ну вот, официальная часть закончилась. Теперь можно и наедине побыть. Как ты, Женечка, Поживаешь? Ты не сердишься, что приехала и я? Отец не хотел меня брать.

- Ну что ты, мама. Я рад.

Но в голосе особой радости не было. Конечно, не мама тому причиной. Весь этот помпезный прием расстроил.

- Я собрался жениться.

- Час от часу не легче! - сказал отец, но Женя не заметил, чтобы он очень огорчился.

А Изольда Яковлевна стала ходить по холлу и заламывать руки.

- Господи! Он женится! Виталик, ты посмотри на него - он женится!

Отец посмотрел, но, похоже, не увидел ничего особенного- перед ним сидел взрослый, хорошо сложенный парень.

- Кто она?

Женя пожал плечами.

- Простая девчонка, папа,- он был доволен этой незаметной поддержкой отца.

- Работает? Учится? Где живет?

- Здесь живет, в Петривцах. И работает здесь же.

- Боже мой! - ужаснулась мама.- В Пет-рив-цах!.. Работает! В колхозе?

Женя был абсолютно спокоен:

- В колхозе, мама, в колхозе.

У Изольды Яковлевны не хватало слов. Она стала задыхаться,- и Виталий Андреевич подошел к ней, обнял за плечи, усадил в кресло.

- Успокойся, ну что ты в самом деле? - Потом обратился к Жене: - Принеси ей что-нибудь попить.

Сказал и подмигнул, предупреждая, чтобы задержался внизу ненадолго.

Когда через некоторое время Женя поднялся наверх с бутылкой «Ирпеньской», мама сидела все так же в кресле, но была занята привычным делом - открыла косметичку и тщательно припудривала щеки. Это был добрый знак. Вода не понадобилась.

- Ты бы хоть показал невесту,- сказала она, не глядя в сторону сына.

- Покажу. Завтра вечером и сходим в гости,

- Но я не одета для гостей! -всполошилась Изольда Яковлевна, потом спохватилась, будто вспомнив, где находится.- А впрочем, ладно, сойдет и так… для Петривцев.

Они переглянулись с отцом весело.

Вечером, после отдыха, Женя с отцом пошли погулять в окрестностях дачи. Мама осталась в постели. Мороз усилился, но ветер стих. Величавые сосны, будто притомившись от борьбы с ветром, умиротворенно отдыхали, только едва слышно шумели кронами. Где-то стучал о вибрирующий сук дятел, и эхо шло от этого треска по зимнему лесу.

- Хорошо здесь… Как в Подмосковье. Люблю зиму,- сказал Виталий Андреевич, потом посмотрел на сына.- Ты думаешь остаться здесь?

- Не знаю, папа, пока не решил. Но Москва стала мне чужой. Туда не тянет. Я никогда не думал, что существует вот такая жизнь, как здесь, не знал, чем живут эти люди. Это удивительно, папа, у них масса проблем, но они не унывают и живут весело, - он помолчал, потом добавил: - А девчонка она хорошая, тебе понравится. В школе работает пионервожатой и заочно заканчивает первый курс пединститута.

- Ты же говорил - в колхозе.

- Ну… ты пойми, для кого я это сказал.

- Понимаю, но не одобряю. Маму ты тоже должен понять. Это не просто для матери, когда ребенок уходит насовсем.

На следующий день к даче была подана машина, и Женя с отцом отправились на аэродром.

В гарнизоне, как и предполагал Женя, все блестело. Снег на аллеях был убран, в казармах сияли полы, дневальные громко кричали «Смирно!» при появлении командира с высоким гостем, а Женя тем временем, пока шла экскурсия отца, угощал в кочегарке своих ребят съестными припасами, которые вынес с «барского» стола.

…Когда машина остановилась у знакомых ворот, из калитки вышел прапорщик Циба. Был он в парадном кителе, при медалях. Виталий Андреевич удивился, увидев прапорщика, которого днем уже встречал на аэродроме.

- Это вы и есть отец Оксаны?

Циба рассмеялся:

- Та ни, это моя племянница, брата моего Михаила дочь. Пойдемте в хату. Ждут они. Волнуются, будто экая невидаль - посол приехал!

Циба держался уверенно, но было видно, как непросто это ему удавалось. В доме - тепло, стол накрыт, а в прихожей томились родственники Оксаны.

- Здравствуйте,- сказал Виталий Андреевич.

Все дружно, хором поздоровались. Прапорщик Циба представил стоявших. Они кланялись слегка, пожимали мозолистыми руками ручку Изольды Яковлевны осторожно, будто она была из тончайшего фарфора и ее боялись сломать.

- А где же…- оглянулся было Виталий Андреевич, как Циба-старший окликнул:

- Тут, тут она. Оксана!

Дверь из комнаты отворилась, и вышла Оксана, раскрасневшаяся от волнения. На всякий случай она держала за руку брата.

- Ну, здравствуйте, Оксана,- Женя сразу заметил, что она понравилась отцу, а вот на мать боялся взглянуть.

- Здравствуйте, милая,- Изольда Яковлевна протянула Оксане руку.

Некоторое время все топтались на месте, не зная, что делать дальше. Хорошо, что командование взял на себя Циба-старший, а то так бы и стояли в прихожей весь вечер.

- Ну что-же стоять? Прошу всех к столу.

Расселись. Циба разлил «казенки» мужчинам, женщинам вина. Молодых посадили рядом, и они сидели, боясь пошевелиться.

Виталий Андреевич понимал, что нужно что-то сказать, и начал было:

- Что ж… Ваша куница, а наш купец… Или как это?

Циба-прапорщик гоготнул:

- Да чего уж там, проще будем…

Но тут инициатива перешла в руки бабки Христи. Вынула из буфета специально заготовленную круглую буханку хлеба на рушнике, подошла к Изольде Яковлевне.

- По нашему обычаю, якшо согласна молода, то хай хлиб ножем перережет. Це я для вас приготовила, знала, шо вы без хлиба будете.

Изольда Яковлевна послушно взяла хлеб и положила на стол перед Оксаной. Та, потупив взор, чуть подрагивающей рукой разрезала пополам буханку и две части положила посреди стола.

Женя не хотел смотреть в сторону матери, боясь увидеть недовольное, капризное лицо, увидеть то, что ожидал увидеть, как она внимательно рассматривает тарелку или вилку на предмет чистоты, когда услышал ее голос, то вздрогнул.

- Что ж вы грустные все такие? Давайте выпьем, да по полной, чтобы нашим детям жизнь была полной! Правильно, сватья?

Любовь Кирилловна поспешно согласилась и улыбнулась как-то облегченно:

- Давайте, свахо, давайте.

И дед Трофим ожил:

- Оде дило! Оце так-так!

И Виталий Андреевич поддакнул:

- Хорошая дочка у вас, не стоит ее, по правде говоря, наш оболтус.

Тут уж все стали нахваливать Женю, да и Оксану не забывали. У Жени будто камень с души свалился.

- Что ж, горько! - сказала вдруг Изольда Яковлевна, сморщившись артистично (а она умела играть).