Овидий Горчаков - От Арденн до Берлина

Из Москвы вернулись заместитель Эйзенхауэра главный маршал авиации Артур Тэддер и члены его делегации. Они не могли нахвалиться русскими. Сталин показал себя лояльнейшим союзником. Он заявил, что теперь, когда с помощью советских войск арденнское наступление Гитлера ликвидировано, Германия окажется между молотом и наковальней и вынуждена будет разделить свои резервы. Оказывая нажим на гитлеровцев с двух сторон, союзники встретятся где-то в Германии. Нынешнее наступление советских войск, по всей вероятности, будет осуществляться до Одера, чтобы потом снабдить армию всем необходимым для решающего штурма. Сталин обещал регулярно информировать Эйзенхауэра о своих планах. Наконец обеспечен непосредственный контакт двух великих сил, которые сокрушат Гитлера.

За ужином кто-то предложил тост за русских, за Красную Армию, за вечное чувство благодарности. Генерал Айк, будущий президент Соединенных Штатов Америки, медленно произнес:

— Я слышал тут, во Франции, такую историю. Была у одного отца на выданье дочь. За ней ухаживали два молодых человека. И так случилось, что один из них спас жизнь отцу своей возлюбленной. Отец, естественно, поклялся ему в вечной благодарности. Но через несколько дней другой ухажер, который был умнее, сделал так, чтобы отец девушки смог спасти ему жизнь. И вот этот господин отдает руку своей дочери… кому же? Конечно, тому ухажеру, которому он спас жизнь. Ибо не мог он возлюбить зятя, которому был обязан своей жизнью…

В день, когда исполнилось ровно двенадцать лет с того рокового дня, когда Адольф Гитлер стал, на беду Германии и всего мира, рейхсканцлером, он последний раз выступил по радио, в последний раз призвал к победе измученный народ и клятвенно обещал ему эту победу. В тот день его министр вооружений Альберт Шпеер, с которым он, бывало, фантазировал над грандиозными архитектурными планами будущего Берлина (он хотел дать этому городу новое имя — «Германия»), вручил фюреру меморандум, доказывавший, что третий рейх проиграл войну.

Гитлер приказал Йодлю не показывать пораженцу рейхсминистру Шпееру красную папку с разработкой операции «Затмение». Эту папку читали Гудериан, Гелен, Хейнрици. Всех их охватывал леденящий душу ужас.

И были, конечно, среди них генералы, постаравшиеся запомнить пограничную линию между английской и американской зонами, с одной стороны, и советской — с другой. Она шла по реке Эльбе от Любека до Ниттенберга и от Эйзенаха до границы Чехословакии. Чтобы знать, куда держать путь, когда придет время сдаваться.

Генерал-полковник Йодль застонал от боли и гнева, читая преамбулу к операции «Затмение». Ему хотелось схватить эту папку и разорвать ее на клочки вместе с содержимым. Это был приговор третьему рейху. Он подтверждал требования союзников о полной и безоговорочной капитуляции и устанавливал будущий раздел на четыре оккупационные зоны. Эта папка была недавно захвачена у союзников в Арденнах. Кажется, у англичан. Надо бы представить минимум к Железному кресту 1й степени офицера, добывшего этот потрясающий документ, но кто награждает гонца с плохими вестями! Им отрубают голову. А за такие вести и четвертовать мало. В папке было семьдесят убийственных страниц и две карты. Штамп: «Секретно. Только для командования!» Гриф верховного штаба экспедиционных сил. Подпись генерал-майора сэра Фрэнсиса Гинганда, начальника штаба Монтгомери.

Предвосхищая нелепую женитьбу фюрера на Еве Браун, генерал Йодль принял решение жениться на своей невесте — секретарше штаба вольнонаемной фрейлейн Луизе, хотя понимал, что и его положение и положение рейха безнадежно.

12 февраля он вместе с другими высшими руководителями вермахта и рейха прочитает коммюнике Ялтинской конференции «Большой тройки» и поймет, что план этот не фальшивка и что сулит он гибель рейху.

Это понял и Гитлер, но тут же переборол себя, страстно желая верить, наперекор всему, что у него еще есть надежда, теперь уже — надежда на чудо.

Американский дипломат Джордж Кеннан, советник посольства США в Москве, идеолог «холодной войны» и «жесткой позиции» в отношении Советского Союза, направил письмо американским участникам Ялтинской конференции, в котором писал:

«Я вполне осознаю реальности этой войны, а также тот факт, что мы слишком слабы, чтобы выиграть ее без сотрудничества с Россией. Я признаю, что военные усилия России блестящи и эффективны и должны в определенной степени быть вознаграждены… Но наряду с этим я не вижу необходимости связывать нас с политической программой, столь враждебной Атлантическому сообществу в целом, столь опасной для всего, что мы хотим сохранить в Европе…»

Но президент Рузвельт оставил этот антисоветский выпад без внимания. Черчилль и тот выразил «глубокое восхищение той мощью, которая была продемонстрирована Красной Армией в ее наступлении…» Сталин же заметил, что это зимнее наступление было выполнением товарищеского, союзного долга.

«Советское командование, — сказал Сталин, — начало наступление, и даже раньше намеченного срока. Советское правительство считало это своим долгом, долгом союзника, хотя у него не было формальных обязательств на этот счет». Он добавил, что «советские деятели не только выполняют свои обязательства, но и готовы выполнить свой моральный долг по мере возможности».

В этот день в 15.0 °Cталин посетил Черчилля, которому был отведен бывший дворец князя Воронцова, построенный английским зодчим (жена Воронцова была англичанкой из рода уилтоновских Гербертов, хорошо знакомых Черчиллю, потомку первого герцога Марльборо Джона Черчилля, известного полководца и государственного деятеля на рубеже XVI и XVII столетий). Портреты Гербертов Черчилль несколько неожиданно для себя обнаружил по обе стороны камина. Сам Сталин остановился в Юсуповском дворце. Рузвельту отвели роскошную Ливадию, жемчужину Ялты. Немцы убрались из Ялты лишь за десять месяцев до приезда «Большой тройки», и иностранцев предупредили, что кругом осталось еще немало мин и неразорвавшихся снарядов. Черчилля удивляло, что немцы не успели взорвать царские и княжеские дворцы на крымской Ривьере.

Сталин разговорился с Черчиллем о войне. Зашла речь и об Арденнском сражении. «Когда я спросил Сталина, что он думал о наступлении Рундштедта против американцев, — писал Черчилль в 12-й книге своего труда «Вторая мировая война», — он назвал его глупым маневром, нанесшим вред Германии и предпринятым лишь для престижа… Сталин сказал, что русское наступление в январе было обусловлено моральным долгом вне всякой связи с решениями, принятыми в Тегеране, и спросил, какую еще помощь он может оказать. Я ответил, что настал момент, когда все три штаба собрались вместе и должны рассмотреть вопрос о военной координации между союзниками во всей его полноте…»