Бодо Узе - Лейтенант Бертрам

Хайн Зоммерванд уже неделю таскал в кармане письмо к Норе. Он быстро сунул его Хильде.

Потом Георг произнес небольшую речь, которую Альберт Рубенс перевел на испанский. Одна из женщин сказала что-то в ответ, потом все они подняли вверх сжатые в кулак руки и закричали: «Салют!» и на прощание еще раз обменялись взглядами.

Добровольцы вспомнили о пакетах с едой. Они уселись и наконец взялись за еду.

Только Круль не прикасался к пакетам на своей скамейке. Он встал и спустился по темной лестнице. Стоя у ворот, он смотрел, как женщины идут по лесу. Лес простреливался. Чуть помедлив, он двинулся следом за ними, полузакрыв глаза. Он шел, точно лунатик. Деревья потрескивали от холода. Со стороны Мансанареса доносились выстрелы. Было уже так темно, что он едва видел женщин. Но зато слышал их голоса. Часовой окликнул его, но он не обратил внимания на оклик, только прибавил шагу. В конце концов он побежал бегом. Вдруг перед ним оказалась одна из женщин, та самая, что разговаривала с Хайном и Георгом. Голоса остальных были совсем близко, она хотела бежать за ними вдогонку. Но тут Круль с мольбой положил руку ей на плечо.

— Послушай, парень, что ты тут делаешь? — с нежным укором спросила она.

— Я сейчас вернусь, — извиняющимся тоном проговорил он.

Крулю казалось, что он узнает ее крупные крестьянские губы, сверкание белых зубов и прозрачный свет глаз. И теперь он обрадовался и поцеловал ее. Дрожащими пальцами расстегнул пуговицы на ее пальто, но она воспротивилась, только дала себя поцеловать и прижалась к нему. Она не говорила ни слова, лишь иногда смеялась тревожным горьким смехом. Со стороны Мансанареса все еще слышались выстрелы. Одна шальная пуля угодила в дерево рядом с ними. Рука Круля гладила мягкую кожу на лице Хильды, влажном от слез. Она обвила руками его шею и крепко поцеловала в губы.

— Да кто ты такой? — спросила она.

— Я — Круль.

— Вот, — сказала она. — Возьми мой адрес и, если будет время, приходи в гости. Впрочем, я сама тебя разыщу.

Не успел он и рта раскрыть, как она убежала вслед за остальными.

Круль отыскал в темном лесу обратную дорогу; подойдя к высокому зданию клиники, он столкнулся со своей ротой. Со всех ног бросился за ружьем и быстро встал в строй. Он чувствовал себя свежим и легким, верил, что в нем дремлют еще неведомые ему силы, и был твердо в себе уверен. Художник Эрнст Лилиенкрон рядом с ним дрожал от холода.

— Рота, шагом марш! — раздался из темноты голос Георга.

Они двинулись в глубь парка.

— Началось? — тихонько спросил Эрнст Лилиенкрон, словно надеясь, что кто-то скажет ему: это всего лишь учения. Но Круль молчал, вопрос художника рассердил его, и, чтобы задеть Лилиенкрона, он начал рассказывать еврейский анекдот:

— Встречаются два еврея перед синагогой…

Продолжить ему не удалось, так как Стефан потребовал тишины. Затем дорога стала такой узкой, что идти пришлось только по двое, и Эрнст Лилиенкрон был рад избавиться от соседства Круля. Теперь он шагал рядом с Паулем — иностранным легионером. В парке было неспокойно, и, когда раздался выстрел, художник весь съежился от страха, и даже Паулю стало жутковато при виде того, как между деревьями возникли спешащие назад фигуры. Когда в лесу чуть развиднелось, отдельные пули стали проноситься прямо над головой.

— Не понимаю, почему мы не имеем права написать домой? — пожаловался Эрнст Лилиенкрон Паулю Крюгеру, который меньше чем кто бы то ни было мог сочувствовать подобной жалобе.

А потому он ответил очень деловито:

— И что это тебе именно сейчас вздумалось? У тебя девица во Франции?

Кто-то позади них сказал:

— Когда уж мы до места дойдем…

— Не девица, а жена, — поправил Пауля Лилиенкрон. — Она беременна, на шестом месяце уже.

— Бог ты мой! — тихо воскликнул Пауль. — И все-таки ты не должен за нее волноваться. — Пауль Крюгер рассмеялся тихо, добродушно.

Через три месяца она родит, размышлял Эрнст Лилиенкрон, интересно, а мы управимся здесь до тех пор?

— Дело только в том, — сказал он вслух, — сумеют ли товарищи позаботиться о ней.

— А тебе обязательно было в эмиграции сделать ей ребенка? — спросил Пауль, задумчиво озираясь. Ему не нравилось происходящее, выстрелы стали чаще, и почему-то теперь стреляли сбоку.

— Понимаешь, мы все откладывали и откладывали. И наконец мы просто не могли больше ждать, — как бы извиняясь, сказал Лилиенкрон.

Паулю Крюгеру показалось, что впереди он увидел свет. Художник меж тем продолжал:

— Она так хотела ребеночка. И я тоже. Вечно ждать не имеет смысла. В общем, так уж получилось. Но я и подозревать не мог, что фашисты втравят нас в эту историю. Другого времени не нашли…

Но Пауль ему уже не ответил. Они теперь быстро шли на свет, это был санитарный пост, расположившийся на проселочной дороге. Свет карбидной лампы падал на желтую землю, на которой лежали несколько одеял. Рядом стояли носилки и ящик с медикаментами. На складном стуле сидел старик. Все время мигая, он смотрел на них. Казалось, что-то зловещее нависло над ними всеми. Слышно было только шипение карбидной лампы.

Внезапно из темноты леса, шатаясь и ломая ветки, появилось какое-то существо. Лилиенкрон увидел сперва только темное пятно на земле и лишь потом услышал крик, поглотивший все остальное.

Пауль хотел оттащить его за рукав, но художник не мог стронуться с места. Крик парализовал его, и теперь полными ужаса глазами он смотрел на человека, лежавшего перед ним. Руки он прижимал к животу, из которого текла какая-то слизь. Раненый сучил ногами и откидывал назад голову, так что свет падал на его лицо, мокрое от пота. Спутанные волосы прилипли ко лбу. Кричащий рот был открыт, а вытаращенные глаза побелели от смертельного страха.

Наконец Паулю Крюгеру удалось прикладом сдвинуть художника с места. За санитарным постом их в нетерпении дожидался Стефан и повел дальше вперед. Громкие вопли раненого преследовали их.

Земля под ногами стала мягче. Наконец взошла луна и белесый свет разлился над землей. Стефан остановился и сказал:

— Вот отсюда до того тополя — наше место.

Эрнст Лилиенкрон улегся под кривой сосной. Пауль прикорнул за небольшой кочкой, в десяти шагах от Эрнста. Вскоре зимние тучи опять уже скрыли луну. Добровольцы недвижно лежали на своих местах и смотрели в темноту. Они не знали этой земли, что простиралась перед ними, никогда прежде не видели ее. Знали только, что там скрывается враг. Земля была сырой и холодной. Эрнсту Лилиенкрону казалось, что эта земля непрерывно и властно стучится в его грудь. Он прислонил ружье к выступающему корню дерева и штыком выкопал себе ямку, чтобы поместить локти. От тополя доносилось тихое покашливание. Перед тополем стоял куст. Стефан посоветовал Эрнсту не спускать глаз с этого куста, поэтому он время от времени переставал копать и смотрел на куст. И всякий раз ему казалось, что теперь куст стоит как-то иначе. Лилиенкрон стыдился своего страха. Там внизу, у санитарного поста, он взглянул в лицо Паулю, а Пауль расхохотался. Круль позади них крикнул: «А если б это были мы?»