Олег Меркулов - Ради тебя

Но немцы не ложились, эсэс не очень-то ложится, и остатки они перестреляли перед заводом. Назад в лощину убежали, может быть, пять, десять немцев.

— Фу ты! — сказал Никольский. — Тут, брат…

— Дозарядись! — крикнул от своего окна Сазонов.

Высыпав из вещмешков патроны прямо на пол, они набивали диски, зажав их между коленями. Руки у них у всех дрожали, но им надо было как следует дозарядиться.

— Бадяга! — крикнул Песковой. — Бежит!

Конечно, у Бадяги кончились патроны, иначе бы он не побежал. На его пулемете не было диска. Наверное, пустой он снял, а заряженного не осталось. Держа пулемет у земли, согнувшись, он бежал к ним. Бадягу прикрывала вся их рота — из домов, с других огородов, даже пулеметы прикрывали его. Бадяге осталось немного, но он уронил пулемет, схватился за поясницу, как будто у него там укололо, заспотыкался и упал за углом почти целого дома, ближе к своим, чем к немцам.

— Ну-ка!

Песковой выпрыгнул в окно и помчался без автомата, теперь все прикрывали Пескового, а он мчался, растопырив руки, словно ловил кого-то. Песковой вскинул Бадягу на плечо и, держа одной рукой, как держат куль, другую вытянул для равновесия и, надувая щеки, помчался назад. У двери в цех он опустил Бадягу и втащил его, подхватив под мышки.

Ноги Бадяги волоклись по полу. От каблуков на цементе оставались серые полосы, там, где Песковой поворачивал, полосы изгибались как две змеи.

Женька выпрыгнул во двор и побежал, крича:

— Санинструктора! Где санинструктор?!

Они сгрудились над Бадягой, но Бадяга не слышал, что они говорили, Бадяга смотрел на руки и бормотал:

— Вот она, кровушка моя… Вот она…

Через час Никольский сказал Игорю:

— Тебя зовет. Сходи. — Никольский отошел к своему окну.

Бадяга, мигая, говорил Женьке:

— Не реви. Иди-ко, иди-ко, пацан. — Кряхтя, Бадяга достал из часового кармана брюк пластмассовый цилиндрик с навинтованной пробкой. Такой цилиндрик был у каждого. В цилиндриках лежали свернутые в трубку бумажки. На бумажках были написаны адрес, фамилия, имя и отчество.

— Отпиши все, — сказал Игорю Бадяга. — Тебе что- поцарапаешь пером, а Насте твоя писанина до гроба. Понял, Егорий?

— Понял, — Игорь спрятал цилиндрик в свой часовой карман. Там лежал его цилиндрик со старым адресом матери. С калязинским еще адресом. Он подумал, что адрес надо бы переписать на Наташу, но тут же прогнал эту мысль. Цилиндрик Бадяги лег радом с его цилиндриком. Карман был хотя и узкий, но глубокий. В него могло поместиться еще штук шесть. — Отпишу. Обещаю, — сказал он.

— Эх, Настя, Настя, — говорил сам с собой Бадяга. — Кому ты нужна теперь? Дети что — разлетятся по своим углам, свои гнезда совьют. Будешь ты вдовая да старая, и никто тебя не приголубит. Разве внуки пожалеют? Так до внуков надо дожить…

Никольский, держа руки за спиной, ходил вокруг котлов, как в павильоне ВСХВ, а Женька включал рубильники, крутил колеса и передвигал рычаги. Батраков, положив голову на раскупоренный ящик с гранатами, курил козью ножку. Песковой из-за косяка окна следил за какой-то птицей. Птица, прыгая с ветки на ветку, свистела. — Фьють- фьють, фьють-фьють.

— Ишь, отделывает, — сказал Песковой. — Каждому свое. — Он попробовал свистнуть: — Фьють-фьють! Фьють-фьють! Хорошо ей с крылышками.

Игорь тоже посвистел:

— Фьють! Фьють! Фьють!

В цех вошел командир взвода.

— Сазонов! Коммунистов на капэ роты!

— Иду, — ответил Сазонов.

— Кукурузник! — крикнул Песковой. — Садится!

С тыла, держась у земли, насколько это было возможно, к заводу летел У-2. На его плоскостях были гондолы для раненых, похожие на здоровенные коконы. Немцы начали бить по кукурузнику из пулеметов, но летчик швырял его вправо-влево, вправо-влево, не давая пристреляться.

— За генералом, — сказал командир взвода.

Они все высунулись из окон и следили за самолетом. Кукурузник, заложив вираж, снизился на дорогу, пролетел по улице, коснулся колесами земли, попрыгал на ней и покатился, чуть не задевая концами крыльев за телеграфные столбы. Немцы, как сумасшедшие, ударили по улице из минометов. Когда самолет стал, верзила-летчик и медичка, это сразу всем стало ясно по юбке и по никелированному бочоночку, который она держала, вылезли из кабин и откинули крышки гондол. Из гондол выскочили еще двое, и все четверо пробежали расстояние от самолета к заводу. Кукурузник пожил еще минуту. Немцы накрыли его, и он сгорел, бухнув сначала бензиновым баком. От него загорелись дома по обе стороны дороги.

— За каким генералом? — спросил Игорь.

Командир взвода отошел от окна.

— За нашим. Видел, побежали к подвалу? Там он. Ранен.

Игорь взял шмайсер, выпрыгнул через окно во двор и пошел к подвалу.

Возле подвала было несколько солдат и офицеров. Все они держались у входа, чтобы в случае артналета сразу же можно было нырнуть за железную дверь.

Генерал Пономарев был ранен, когда менял КП. Его танк немцы сожгли, генералу пришлось перебегать в другой, и в это время осколки попали ему в спину. Вывезти генерала было уже нельзя — немцы, сбив соседа, вышли в тылы и отрезали дороги. Генерала на руках приволокли на завод, положили в погребе и раздобыли рацию. Но так как санитарный самолет тоже сгорел, генерал теперь оставался вместе со всеми.

Через полчаса из подвала вышла сестра, с которой он в ППГ перевязывал танкиста. Он обрадовался.

— Привет. С приездом. Катаешься на самолетах?

— Привет, — сказала сестра. — Ты здесь, рыцарь?

— Почему рыцарь? — спросил он. — Как там генерал?

— Потому. Тебе только рыцарем быть. Генерал ничего, — ответила сестра. — Он что, твой родственник, что ты так интересуешься? Или просто, как образцовый солдат?

Он подумал, как бы это объяснить ей покороче и получше.

— Нет. Не родственник. Но знакомый. Как думаешь, можно к нему зайти или неудобно?

— Зайди, — сказала сестра. — Почему неудобно, раз знакомый. — Она смотрела на него насмешливо. Ты и отпуск получил по знакомству? Что ж ты стоишь?

— Нет, я с тобой, — решил он. — Ты туда скоро?

— Скоро. Подышу немного. Там ужасно воняет бензином. Не могли найти места получше.

Сестра ходила по двору завода, мурлыкая, трогая сапожками осколки, срывая возле заборов одуванчики. Так она, наверное, ходила, когда ее техникум устраивал культпоход за город.

Игорь спустился в подвал. Там горели немецкие плошки. Закопченные офицеры-танкисты и верзила-летчик прикидывали что-то по карте. Летчик держал планшет на весу, и танкисты водили по карте замасленными пальцами Летчик был огненно-рыжий и весь в веснушках. Даже уши, даже веки у него были веснушчатые, как будто то-то взял и обрызгал его из пульверизатора желтой краской. Рот у летчика был как у Буратино: узкий, длинный и загнутый к ушам.