Иван Стаднюк - Следопыты. Повесть

Юным Карлу Герлицу и Гансу Финке очень хотелось посмотреть, как будет вставать со смертного одра старая Гертруда. Когда стемнело, они забрались в ее двор и сквозь окно начали наблюдать, что делается в доме.

Карл помнит все до мельчайших подробностей. Гертруда лежала на столе. По комнате ходили старухи, наводя порядок. Потом две из них улеглись спать, а третья села у стола и начала читать молитвенник. Наконец, и она задремала.

Долго сидели Карл и Ганс под окном. Надоело. Уже решили было уходить. И вдруг Карл хихикнул.

- Чего ты? - спросил Ганс.

- Давай сами поднимем ведьму,- предложил Герлиц.

Тихо, как воры, пробрались они в комнату, без труда поставили на ноги закостеневшее тело старушки и пристроили под руки ей две палки. Убедившись, что покойница прочно стоит на столе, выскользнули во двор.

А на второй день… Обер-лейтенант Герлиц сотрясается от смеха. Он вспоминает, что было на второй день.

Утром к дому Гертруды подъехал бургомистр Мейер, а через минуту белый как Утенка выскочил оттуда и что было духу побежал прочь.

Потом, когда похоронили Гертруду и трех старух, которые умерли в ее доме от страха, увидев вставшую ведьму, началось расследование. Городское начальство догадалось, что кто-то из молодежи подстроил эту штуку, и решило строго наказать виновных, тем более,- умерла от разрыва сердца теща бургомистра.

Но сколько ни доискивались, ничего не узнали. Карл и Ганс искусно замели следы.

Только всевидящее око, тайно наблюдавшее за тем, как воспитанники школы Адольфа Гитлера проходят курс «практического обучения жизни», узнало, чьих рук эта проделка. Узнало и… одобрило. Вскоре Карл Герлиц и Ганс Финке были направлены в город Фалькенбург, что на берегу озера Крессинзее.

Надрывно гудят моторы «юнкерса». Обер-лейтенант Герлиц ежится от прохлады, подносит к глазам руку, смотрит на светящийся циферблат часов, а потом снова погружается в воспоминания…

Школа «восточного направления» в Фалькенбурге. Она отличается от школ в Фогельзанге, Зонтхофене и Химзе только тем, что готовит шпионов, которым предстоит работать в СССР и в некоторых других странах на востоке от Германии.

Карл вспоминает, как шли они по железнодорожной ветке от станции Фалькенбург, шли вслед за человеком в темном плаще и темных очках, пока не уткнулись в глухую высокую стену. Карл и Ганс с трепетом прочитали на стене крупную надпись: «Проникновение за ограду без пропуска карается смертью». И вот они за оградой, где на огромной площади раскинулись одноэтажные серые здания. В тот же день они предстали перед начальником школы старым нацистом Годесом. Потом в подвальном этаже одного из корпусов принимали специальную присягу. У Карла Герлица дрожал тогда голос и по спине бегали мурашки. Ему было очень страшно. Он понимал, что переступает такой порог, из-за которого нет возврата. И будущее уже не казалось Карлу таким заманчивым…

Началась учеба. Это, пожалуй, были самые трудные годы в его жизни. Наверное, так чувствуют себя животные, которых непрерывно дрессируют для выступления в цирке. К концу дня усталость валила с ног и всегда чертовски хотелось есть, хотя кормили в школе неплохо. С рассвета дотемна проводились занятия. Вся их рота обучалась русскому языку. И уже под конец первого года пребывания «аспирантов» в школе занятия по изучению экономики, армии, законодательства, внутренней и внешней политики СССР проводились на русском языке. В учебных классах слышалась немецкая речь только тогда, когда осваивались формы, виды и методы ведения агентурной разведки, методы диверсий, дезинформации и другие специальные предметы.

Карл Герлиц проявил большие способности в умении держать себя, в искусстве грима и быстрого переодевания. Однажды на спортивных занятиях брошенная кем-то из «аспирантов» ручная граната, скользнув по земле, задела ступню ноги Герлица. Карл, до этого с тоской думавший о завтрашнем дальнем марше на выносливость, вмиг оценил выгодность своего положения. Он упал. Подбежавшим товарищам не дал и притронуться к ноге. А когда подоспевший врач снимал с него ботинок, на лице Карла было написано такое неподдельное мучение, что тот с уверенностью решил: треснула кость. Однако осмотр не подтверждал такого диагноза. Был заметен только легкий ушиб ступни, а пострадавший тем не менее испытывал адскую боль. И лишь на второй день рентген установил, что ступня цела. Но рота уже находилась на марше…

Открылась дверка кабины пилотов. Обер-лейтенант Герлиц отмахнулся от воспоминаний.

- Пора? - спросил он летчика, высунувшего в дверку голову.

- Через две минуты,- ответил тот.

Карл Герлиц поднялся со своего места и сделал шаг к склонившему голову над парашютом капитану Маргеру. Маргер тотчас же поднял бледное лицо с впалыми щеками, и по его глазам - серым и острым - Герлиц догадался, что капитан не спал. Зашевелились и остальные разведчики. Они зевали и потягивались как ни в чем не бывало. Но Герлиц уловил их притворство, хитрость, за которыми скрывался страх - живой, неодолимый. Этот страх все они, даже капитан Маргер, испытывали с той минуты, когда сели в самолет, и, чтобы не выдать его ни взглядом своим, ни бледностью лица, ни нервным движением руки, притворились спящими. Герлиц знал, что их пугал не прыжок с парашютом,- это дело привычное. У каждого из них за спиной десятки тренировочных прыжков. Боялись разведчики другого - неизвестности, которая ждет их впереди, боялись опасностей, которые таит в себе встреча с русскими солдатами.

А он, Карл Герлиц, как раз боялся больше первого - самого прыжка: «А вдруг не раскроется парашют? - холодила душу мысль.- Вдруг русские заметят его в момент приземления?..»

Герлиц горько усмехнулся своим мыслям и упрекнул себя: «Тебя, старина, страшит та опасность, которая ближе. Потом новой будешь бояться…»

Обер-лейтенант пожал протянутую капитаном Маргером руку и сказал:

- Значит, условие прежнее: действуем порознь, но поддерживаем радиосвязь. Если же с Финке мне встретиться не удастся, тогда базируемся вместе…

Через минуту четыре полусогнувшиеся человеческие фигуры одна за другой нырнули в открытую дверь кабины - вниз головой.

На борту самолета, кроме экипажа, остался обер-лейтенант Карл Герлиц. Он должен выброситься у большой излучины реки через четыре минуты.

Нервный озноб охватывает тело Карла. Никак нельзя отделаться от этой противной дрожи, от тревоги, которая давит на сердце каждый раз, как только вырисовывается впереди опасность.

Герлиц уселся на свое место, закинул ногу на ногу и внимательно, уже который раз, осмотрел свои ботинки, специально подготовленные для такого случая. Герлица обеспокоила радиограмма Финке о русских следопытах. О них Герлиц никогда раньше не слышал. И эти ботинки, если его - Герлица - заметят во время приземления, нужных следопытам следов не оставят. Точно такие же ботинки на ногах Маргера и его разведчиков. Ботинки, конечно, придется выбросить сразу же после того, как будут спрятаны парашюты и останется далеко позади место приземления.