Вальтер Горриш - Звучащий след

Положение было очень неясное. Даже Ахим, казалось, растерялся. А друзья его все чаще поглядывали на горы. «Только бы выиграть время», — сказал как-то Мюллер.

Позже многим из них удалось бежать. Кому — из лагеря, кому уже в пути. Часто им помогали французские конвойные, не желавшие участвовать в выдаче интернированных.

В одно прекрасное утро к нам явился немецкий офицер. Его сопровождали адъютант, комендант лагеря и «профессор». Офицер был среднего роста, с обычной для немецких военных выправкой. Что же касается его мундира, то это была просто «поэма», как выразился после проверки Том.

— Нет, ты видел его сапоги? Видал, какие каблуки! А уж блестят-то! Как зад у павиана! Смотреть больно!

Прибытие комиссии по репатриации произвело и на меня очень сильное впечатление. Мне казалось, что она олицетворяет силу, которая собирается вскоре завоевать весь мир. Дышать в ее присутствии и то казалось необычайной дерзостью. И если бы Мюллер сказал мне в ту минуту, что придет время, когда я отважусь потягаться с этой силой, я бы счел его сумасшедшим.

Члены комиссии обходили ряды интернированных. Я стоял за Мюллером, не шевелясь, словно вдруг сподобился увидеть чудо, и замирал от гордости и удовлетворения. Ведь и я был пусть крошечным, по необходимым колесиком в машине нового порядка. Да, пора было наконец опомниться, и мне казалось, что я слышу голос собственной крови. Я незаметно отодвинулся подальше от Джеки, с которым стоял бок о бок, и придвинулся поближе к Ахиму. Нет, он, Мюллер и все их приятели — это все-таки совсем не то, что Джеки. Пусть даже они враги государства, они все же принадлежат к той же расе, что и я, и офицер. В один прекрасный день вся эта горсточка растает, словно снег на солнце. И солнцем в моем представлении была, разумеется, Германия, щедро изливающая свет и тепло на весь освобожденный ею мир. Рано или поздно, но Ахиму тоже придется согласиться с этим.

Евреи, как и все прочие интернированные, выстроились перед своим бараком. Но комиссия прошла мимо, даже не взглянув в их сторону. Наконец высокие гости подошли к нам. Я сделал шаг вперед и, захлебываясь от усердия, выпалил заранее приготовленную фразу:

— Рапортует интернированный Эрвин Экнер! Прошу разрешения вернуться на родину!

«Профессор» записал мое имя. Я стоял по стойке «смирно», и на лице офицера появилась одобрительная улыбка.

— Станьте в строй, — по-военному четко бросил он.

Я попытался повернуться кругом через левое плечо, но увяз в проклятом песке и, споткнувшись, растянулся во весь рост, носом вниз. Я не знал, куда деваться от стыда. Мюллер стоял, подняв глаза к ясному небу, и скалил зубы самым откровенным образом. Все ухмылялись, даже француз-комендант, который до этого пристально и неотрывно разглядывал горизонт. Я стал в строй, дрожа всем телом. Все еще улыбаясь, офицер для разминки слегка приподнялся на носках, потом пружинисто выпрямился, подтянул ремень и сказал:

— Ну что же, ребята, кто еще хочет вернуться на родину?

Никто не пошевельнулся. Улыбка сбежала со всех лиц.

Сквозь стиснутые зубы Мюллер пробормотал:

— Пора бы этому типу убраться.

Офицер поглядел на Джеки, самого высокого в строю.

— Неужели у вас столько грехов на совести, что вы боитесь вернуться на родину?

Полное отсутствие чутья у представителя власти чрезвычайно удивило меня. Джеки от удивления широко раскрыл рот, словно собираясь проглотить солнечные лучи, а «профессор» отвел офицера в сторону и начал что-то возбужденно ему говорить. Не успел он сказать и нескольких слов, как офицер судорожно провел пальцами по горлу под воротником, и вся компания торопливо направилась к соседнему бараку. Настроение мое было испорчено окончательно. Я злобно смотрел вслед «профессору», юлившему перед офицером. На «профессоре» был элегантный костюм. Ему так и не удалось продать его из-за слишком большого размера. Но теперь пиджак и брюки висели на нем складками. Специалисты по борьбе с тучностью наверняка махнули рукой на «профессора», провозившись с ним несколько месяцев. А вот комендант лагеря применил свое «сильно действующее средство» и, играючи, достиг самых блестящих результатов.

Однако не успела комиссия покинуть лагерь, как «профессор» стал спешно нагуливать прежний жир. В качестве уполномоченного, отвечавшего за здоровье возвращенцев, он инспектировал кухню по нескольку раз на день, и каждая проба пищи продолжалась у него почти час.

Однажды под вечер мы сидели, как обычно, у потухшей печки — Мюллер, матрос и старый еврей, который загнал меня когда-то под крышу барака. Ахима с нами не было, он задержался в лазарете.

Вдруг перед нами, словно из-под земли, появился «профессор». Мы и не услышали, как он подошел. «Профессор» стоял, повернувшись к солнцу, вытянув губы и склонив свою массивную голову на плечо. Казалось, он просто случайно проходил мимо и остановился лишь на секунду послушать наш разговор. Но вдруг он сделал еще шаг в нашу сторону, и его огромная тень почти закрыла нас.

— Все в сборе, вот и прекрасно, — сказал он, покровительственно улыбаясь. — Тесный круг друзей — это прообраз единства нации, подобно тому как семья является ячейкой государства.

Мюллер провел рукой по песку и сказал холодно и деловито:

— Вы собираетесь походя положить нас в карман, как германская армия — англичан?

Джеки, который в эту минуту появился из-за угла барака, остановился как вкопанный.

«Профессор», вероятно, заметил неприязнь в наших взглядах. Он раскатисто захохотал.

— Милейший Мюллер, — пролаял он. — Надеюсь, вы не чувствуете себя англичанином?

Потом он нахмурился, и лоб его прорезали жирные складки; он добавил:

— Я борюсь за каждого немца, в том числе и за вас.

— Тяжелая у вас работа, — усмехнулся Мюллер. — Вы имеете право на дополнительный паек.

— Нет, кроме шуток, — сказал «профессор» неуверенным тоном. — Скоро здесь все окончательно ликвидируют. Не могу ли я быть вам полезен? Может быть, вы все-таки решитесь уехать?

— В Англию?

— Домой. В Германию.

Мюллер расправил свои худые плечи, сплюнул и, растягивая слова, сказал:

— Ну что ж, скатертью дорога. Я — пасс.

Мы с трудом удерживались, чтобы не расхохотаться. Вдруг старик еврей взял свой костыль, оперся на него и встал. Не знаю сам, почему я так внимательно следил за каждым его движением. Но я увидел, что и Джеки, стоявший позади старика, тоже не спускал с него глаз. Обтянутый кожей скелет, с черепа которого свисали седые космы, ковыляя, подошел к «профессору» и посмотрел на него с выражением страха и надежды.

— Скажите, пожалуйста, — спросил старик, — а что будет с нами?

Тройной подбородок «профессора» заколыхался. Не отвечая ни слова, он вышиб костыль из рук калеки. Я услышал, как что-то хрустнуло в спине старика, и вскочил на ноги, как и все остальные.