Владимир Дягилев - Солдаты без оружия

— Да вы не скромничайте, говорите толком.

— Справимся, товарищ гвардии генерал. Помощь не нужна.

— Одним словом, — заключил генерал, — сегодня не обещаю, а завтра пришлю и врачей и медикаменты.

— Спасибо…

— Будь здоров, голубчик, надеюсь на тебя.

Филиппов выскочил из машины прямо на Цырубина.

— Снарядом не убьет, так любезный доктор доконает, — сказал Цырубин, потирая ушибленное плечо.

— Извини, пожалуйста.

— Ничего. Тренируйся. Может, пригодится.

У Филиппова было отличное настроение. Он вспомнил о случае с рукавицами и решил объясниться:

— Послушай, гвардий майор, я в отношении Нины… Ты, кажется…

— Все прояснилось, — перебил Цырубин. — Ты лучше, любезный доктор, бинтов ей пришли. У нее поизрасходовались, а попросить не решается, говорит, недавно просила.

— Чего же она?..

— Да знаешь женский характер? Как ты только с ними работаешь?

— Приходится.

— Ну, будь жив, терпи… Зато Восьмого марта на праздник пригласят.

В штабе Филиппова ждал комбриг.

— Ну как? О чем говорил?

— Спрашивал о раненых. Завтра пообещал прислать врачей и медикаменты. Я не просил, товарищ гвардии полковник, генерал сам решил.

Звонок заставил прервать разговор.

— Да? Я. Что? Какая полька? Говори яснее! — кричал Бударин в трубку. — Так. Понятно. Правильно сделал, по-человечески. Пошлю, обязательно пошлю.

Он отложил трубку, обратился к Филиппову:

— Там полька одна рожает. Надо будет ей помочь. Ты по этому делу как, можешь?

— Гм… могу.

— Фельдшер управления здесь?

— Да.

— Тогда — пока тихо — иди. Это по дороге во второй батальон. Там, где первый флаг вывешивали, помнишь?

— Помню.

— Там обстреливают. Осторожно… и возьми с собой кого-нибудь.

Филиппов разбудил Годованца и отправился принимать роды.

В сыром низком подвале, заставленном бочками, ларями, сломанной ветхой мебелью, потрескивая, горела свеча. Пламя прыгало по заплесневелому, промерзшему в углах потолку, порхало желтым мотыльком по стенам, слабело и вновь разгоралось. Пахло гнилым картофелем, мышами.

На грязной перине металась молодая женщина. Около нее суетились две нестарые, некрасивые, похожие друг на друга женщины, по-видимому сестры, и щупленький, бедно одетый старик — их отец. Длинные тени скакали по слабо освещенной стене, наползая одна на другую.

Филиппов и Годованец, спустившись в подвал, остановились на полутемной лестнице.

— Здравствуйте, — сказал Филиппов.

Вместо ответа женщины и старик бросились к роженице, прикрыли ее собой, в страхе оглядывая пришельцев.

— Да вы не бойтесь. Мы русские. Я — врач.

Филиппов кое-как разъяснил им, зачем он пришел. Поляки оживились, заговорили все сразу, кинулись к доктору целовать руки. Это было так непривычно, что Филиппов отпрянул, прижал руки к груди, точно их обожгли.

— Не смейте! Что вы делаете?

— Пшепрошем пана, пшепрошем, — бормотал старик, низко кланяясь.

Дочери тоже изогнулись в поклоне.

Филиппов совсем растерялся. Никогда еще в жизни он не видел столь забитых и столь униженных людей.

— Вот Европа! — вмешался Годованец. — Закабалили вас капиталисты-гады. А ну встаньте! Хватит гнуться, Советская власть пришла!

Поляки смотрели на него вопросительно, растерянно переглядываясь.

— Чего смотрите? Еще флаг вывесили. Обрадовались вроде, а такое делаете. Што ли, привыкли? Э-эх!

Стон роженицы заставил всех встрепенуться.

— Годованец, теплой воды! Да побольше, — распорядился Филиппов.

— Есть. Ну-ка, товарищи женщины, идем за водой.

Где-то рядом раздался пушечный выстрел. Подвал вздрогнул, полячки тихо взвизгнули.

— Не бойтесь. Это наши бьют, — успокоил их Годованец. — Идите за мной, та бойтесь.

Сестры несмело двинулись за Годованцем.

Принесли воду. Филиппов разделся, старательно вымыл руки и, достав из санитарной сумки все, что требовалось, приступил к делу.

Старик деликатно отошел к лестнице. Полячки, горестно охая, толкались за спиной Филиппова, мешали работать.

— Годованец, займись-ка ими, — попросил Филиппов.

— Слушаюсь. Ну-ка, товарищи женщины, давайте побеседуем.

Он оттянул сестер в сторону и завел с ними длинный разговор.

— Вот, скажем, товарищи женщины, насчет данного вопроса. У нас этот вопрос мирово поставлен. Я, как папаша, могу подтвердить и поделиться опытом. Папаша, говорю. Отец. Во-во, правильно поняли. Сын у меня. Серега. Перед самой войной родился. У нас так. Если, допустим, предвидится ребенок, это дело государственное. Тут о вас большую заботу проявляют. Разные консультации — и женские, и детские. Врачи на дом ходят. Иной раз и ни к чему, а он идет. Дескать, какое самочувствие? Да не надо ли чего? Да помогает ли муж? Да, муж. Это точно. Для мужа это ответственный момент. Он у всего общества на прицеле.

Женщины слушали и из-за плеча Годованца следили за действиями доктора.

— Подошло вам, скажем, время… Пожалуйста. За вами присылают машину. Как там, по-вашему? Самокат. Не разумеете? Ничего. Придет время — поймете. Еще так понравится, что каждый год, извините за выражение, рожать будете.

— Добже, добже, — из вежливости подтверждали полячки.

— Да уж что и говорить. Не худо. Лежите вы там — вам подарки приносят. Товарищи несут. Профсоюз несет. Муж несет. Во сколько подарков — гора! И цветы, и яблоки, и сладости всякие… Не разумеете? Что ты будешь делать! — Он оглянулся на Филиппова, нетерпеливо кашлянул. — Товарищ капитан, скоро вы там? А то публика попалась тяжелая — я, сами знаете, рассказчик какой.

— Продолжай. У тебя неплохо получается.

— Да я что. Я стараюсь. — Годованец глубоко вздохнул и продолжал: — Следующий вопрос — о приданом… А у вас, например, есть во что дитё завернуть? Не разумеете. Пеленочки, распашоночки? — Он принялся энергично жестикулировать, всеми силами стараясь втолковать свои мысли. Полячки наконец поняли, закивали. — Ну вот, то-то. Идемте-ка за хозяйством.

Он подхватил сестер под руки, и они втроем отправились за приданым.

Роженица последний раз вскрикнула, и через минуту в руках у доктора забился ребенок.

— Парень, — произнес Филиппов, с гордостью оглядывая младенца.

— О, матка боска ченстоховска! — всхлипнул старик, увидев ребенка, и выбежал из подвала.

Филиппов неловко топтался на месте, держа ребенка на вытянутых руках. Младенец выгибал спинку, сучил ножками и заливался тонким голоском.

Женщина повернула к нему лицо и тихо, счастливо улыбнулась. Она поняла, что доктору необходим помощник, в протянула свои слабые, дрожащие руки. Филиппов осторожно положил ребенка рядом с нею. Поцеловав сына, она прижала его к груди и зашептала какие-то свои особенные, материнские слова…