Эдуард Хруцкий - Граница. Библиотека избранных произведений о советских пограничниках. Том 2

Услышав, что его зовут, старик медленно разогнулся, закрываясь рукой от солнца, некоторое время определял, что за люди у поселкового Совета, затем бросил мотыгу и с радостным восклицанием воздел руки к небу:

— Ай, Ёшка! Ай, джан Ёшка! Эссалам алейкум, джан Ёшка!

Семенящей походкой он бросился навстречу Кайманову, и они обнялись — небольшой сухонький старичок туркмен Али-ага и могучий Кайманов.

— Салям тебе, дорогой Али-ага, — бережно поддерживая старика, сказал Яков. — Рад тебя видеть живым. Хорошо ли себя чувствуешь? Как поживаешь, дорогой?

— А я и не видел, не слышал, как ты пришёл. Совсем старый стал, — не отвечая прямо на вопрос, сказал Али-ага. — Хотел немного на огороде порядок сделать. Больше некому. В посёлке совсем не осталось мужчин. Женщины тоже в трудбатальонах…

Глаза старого Али покраснели, он часто заморгал и отвернулся, вытирая их тыльной стороной руки.

— Что такое? Что с тобой, яш-улы? — с беспокойством спросил Яков.

— Ай, смотри сам, Ёшка-джан! — Старик махнул ссохшейся коричневой рукой в сторону дороги.

Вдоль обочины ходко шёл караван верблюдов, тот самый, который они обогнали на «эмке» в начале Дауганской долины. На вислых горбах худых, облезлых верблюдов сидели три женщины и подросток. По обе стороны горбов увязаны тощие тюки.

— Теперь вот так возим продукты из Хивы и Ташауза, — сказал Али-ага. — Ай, Гюльджан, Гюльджан! — завздыхал он. — Зачем я отпустил тебя? Ай, моя внучка Гюльджан! — Старик неожиданно заплакал.

Кайманов обнял за плечи старого Али.

— Расскажи, дорогой, почему плачешь? Что случилось с твоей внучкой Гюльджан?

— Ай, Ёшка! Я старый глупый ишак, три дня назад отпустил Гюльджан с Фатиме, женой Барата, на верблюдах в Ташауз. Все наши ездят туда через пески менять вещи на рис и джегуру. Три дня назад в городе видели наши одного человека. Давно он не был в этих краях. Шёл через Каракумы, говорит: в песках есть банда, нападает на чопанов, отнимает хлеб, отнимает овечек. А неделю назад у старой Дождь-ямы эти бандиты захватили четырёх женщин с верблюдами. Рис отобрали, джегуру отобрали, женщин пять дней держали у себя, потом завязали глаза, вывели на тропу, сказали: «Идите домой». Ай, бедная Гюльджан, бедная внучка, бедная Фатиме! Они ведь тоже могут к ним попасть! Зачем не послушались старого Али? Ай, глупый ишак Али-ага, зачем отпустил их в Ташауз?..

— Собери людей, Балакеши, — попросил Кайманов, обернувшись к председателю поссовета. — Сам знаешь, кого позвать. А мы с тобой, яш-улы, пойдем к тебе на сеновал. Как давно я не был на твоём сеновале!

Кайманов и старый Али-ага направились к обширному квадратному строению караван-сарая, сбоку от которого была сколочена пристройка — жилище Али-аги. Низенькая скрипучая дверь пропустила их в пристройку, из которой они прошли в довольно просторное помещение, заваленное сеном.

Яков постоял немного, вдыхая полной грудью такой знакомый с детства, щекочущий ноздри медовый аромат духовитого разнотравья, смешанный с запахом сбруи, пропитанной дегтем.

В маленькое окошко, кое-как защищенное от непогоды осколками стекла, видны гряды огорода Али-аги. Кайманов растроганно сказал: «Ну вот и дома…»

— Ай, Ёшка, — согласился старик. — Ты ещё таким вот огланом был, — показал он рукой, — когда ко мне сюда бегал…

Али-ага принялся раскладывать сено и взбивать его постелью. Яков остановил его.

— Времени у нас мало, яш-улы, — сказал Кайманов, — отдыхать не придётся, а поговорить надо.

Он сбросил сапоги, прилёг на сено. Али-ага, беловолосый и темнолицый, с высушенной временем кожей, обтянувшей скулы, невозмутимый, как Будда, сел рядом.

— Яш-улы, — сказал Кайманов, — для меня ты с детства — второй отец. Сколько раз выручал, надо ещё выручить. Готов ли ты нам помочь?

Али-ага молча прикрыл глаза, с достоинством кивнул.

— То, что я тебе скажу, знают только начальник войск, начальник отряда, комендант и я. Теперь будешь знать ты да ещё Балакеши. В горах и в песках появились мелкие банды, но хозяин у них один — германская разведка. Кто-то ходит к этим бандам, снабжает их, инструктирует. Банды грабят аулы, убивают людей: там председателя колхоза убили, там — предаулсовета. Стали антисоветские листовки разбрасывать. Откуда у бандитов в горах или в песках типография? Ясно, листовки им носят. Пишут: «Гитлер в Москве. Советской власти капут». Али-ага не выдержал, перебил Кайманова:

— Ай, Ёшка, я у тебя спрошу, дорогой. Скажи мне, только точно, почему эти проклятые шакалы так далеко в Россию зашли? Не возьмут они Москву? Люди у меня каждый день спрашивают: «Ты самый старый, Али-ага, должен всё знать». А что я им скажу, когда сам не знаю.

— Ни хрена не возьмут! — с сердцем сказал Яков по-русски.

Али-ага понял, с удовлетворением закивал головой:

— Болды, Ёшка, болды! Правильно! Раз ты так говоришь, значит, правильно. Кто спросит, отвечу: «Ни хрена не возьмут!» Так Ёшка сказал! Тебе люди верят…

Яков не стал его разубеждать, что в прогнозах такого масштаба авторитета Ёшки может оказаться недостаточно. Но в душе он был убеждён: гитлеровцы Москву не возьмут. Наши должны выдержать, обязательно выдержат. Нельзя не выдержать. Надо всеми силами отвести от Москвы угрозу. То, что назревает здесь, на южной границе, должно во многом нарушить планы Гитлера, оттянуть силы врага.

— Слушай, яш-улы, — сказал Яков, — и запоминай. Сам видишь, сколько по дорогам идёт важных грузов. Бандиты тоже не дураки, глаза и уши у них есть. Обязательно будут стараться помешать нам выполнить военную задачу, будут беспокоить народ. Надо подумать, яш-улы, какие остались в поселке и в соседних аулах очень надежные люди. У каждого и на затылке должны быть глаза, чтоб ни одного чужого не пропустить. Пусть к тебе приходят, если что узнают. Ты будешь через начальника заставы мне или коменданту передавать.

Али-ага приосанился и, немного помолчав, ответил:

— Сагбол тебе, Ёшка, что пришёл к старому Али. Очень правильно говоришь. Хорошее дело надумал. Люди всё видят, всё знают. Многие уже говорят: «Надо тех проклятых бандитов стрелять, как бешеных собак». Я позову Анна-Мурада, Савалана, в городе хороший парень Аймамед Новрузов есть, тоже пойдёт…

Али-ага перечислил ещё с десяток имен, на кого могли бы положиться пограничники.

— Всё объясни, — сказал Яков. — Мы должны очень быстро узнать, где прячутся эти бандиты. Нужны проводники в горы, а перво-наперво потребуется проводник в Каракумы Абасса-Кули ловить. Такой, чтобы знал пески не хуже, чем ты — родной Дауган.

— Знаю такого человека, — отозвался старик. — Он-то и видел Аббаса-Кули. Только пойдёт ли? Трус не пойдёт, смелый для себя смелый. Каждый хочет знать, ради чего идёт. Но пески он знает, как свой мелек, — продолжал Али-ага. — Молодой был, в Каракумы караваны водил. Революция пришла — испугался, за кордон убежал…