Эдуард Хруцкий - Граница. Библиотека избранных произведений о советских пограничниках. Том 2

— Проводник, а революции испугался? Что ж он, баем был?

— Какой бай? Самый бедный дехканин. Ему другие сказали: «Уходи» — он и ушёл. Сам не понимал… Не знаю, пойдёт ли?

Али-ага с сожалением почмокал губами.

— Немножко обидели вы его, — продолжал старик. — На восемь Лет в Воркуту загнали.

— Зря не загонят, — сказал Яков. — Значит, заслужил. Может быть, ещё кого-нибудь вспомнишь?

— Не знаю, Ёшка, не знаю, — возразил Али-ага. — Если другой кто с коровой через гулили пойдёт, его два дня подержат и обратно отправят, а Хейдару восемь лет дали…

— А зачем он с Аббасом-Кули пошёл? Аббас-Кули коров не пасёт!

Али-ага скупо рассмеялся, покачал головой.

— Ай, глупый, глупый Али-ага, как раньше не догадался. Выходит, ты Хейдара лучше меня знаешь. Так бы и спросил: зачем Хейдар в пески ходил, зачем Аббас-Кули видел, зачем бродит по горам, о чём с людьми говорит?

— Ну вот я тебя и спрашиваю. — Кайманов тоже рассмеялся. — Скажи мне, какой человек Хейдар, зачем через пески в Дауган пришёл, зачем, с Аббасом-Кули говорил?

— Откуда я знаю, Ёшка? Могу только сказать то, что люди говорят. Хейдар Махмуд-ага почти такой яш-улы, как я: сухой, крепкий, как саксаул, не смотри, что терьяк курит. В песках может сутки идти — не остановишь. Пустыню и горы знает, как свой дом. Только не пойдёт он с вами в Каракумы, ему Аббас-Кули приказал не в песках, а здесь, на гулили, быть.

Яков едва сдержался, чтобы не показать старику своё раздражение.

— Что-то у тебя, яш-улы, — сказал он, — Аббас-Кули сильнее и погранвойск, и Советской власти. Почему его Хейдар боится? Почему он в пески не пойдёт?

— Ай, Ёшка, — со вздохом ответил Али-ага. — Ты спросил, когда увидел меня: «Почему такой печальный яш-улы Али-ага?» Я тебе ответил: бандиты Аббаса-Кули схватили в песках на Ташаузской дороге четырёх женщин… Ай, Гюльджан, Гюльджан, внучка моя, — снова запричитал старый Али. — Зачем отпустил тебя с Фатиме в Ташауз? Что, если эти проклятые выродки схватят мою девочку, как схватили дочку Хейдара Дурсун?..

Горестно причитая, старик закрыл глаза, раскачиваясь из стороны в сторону. В сумраке сеновала лицо его казалось темнее обычного. Пряно пахло свежим сеном. Тонкие, как спицы, лучи солнца пробивались сквозь щели в дощатых стенах. Уже чувствовалась подступавшая и сюда дневная жара.

Кайманов не мешал старому Али горевать вслух, чувствуя некоторое смущение. Нетрудно было додумать то, что не сказал ему старик. Угрозы Аббаса-Кули Хейдару — не шутка. Бандит взял заложников. Для острастки, вздумай Хейдар что-нибудь предпринять, Аббас-Кули тут же зарежет Дурсун — мать двоих детей, ещё и позаботится, чтобы об этом узнало как можно больше народу. Наконец Яков прервал причитания старика.

— Не надо так горевать, яш-улы, — мягко сказал он. — Для того и пришёл к тебе, чтобы посоветоваться, как лучше поймать этих бандитов, чтоб спокойно люди ходили по нашей земле и в горах, и через пески в Хиву и Ташауз. Скажи лучше, где этого Хейдара найти? Думаю, что сумею его уговорить.

— Откуда я знаю, Ёшка? Говорят, Хейдар на текинском базаре табаком торгует.

— Скажи лучше — терьяком, — поправил его Кайманов. — Терьяк раз в двадцать дороже будет.

— За руку его не держал, сказать не могу, — возразил Али-ага.

— Болды, яш-улы, — сказал Яков, — если чувствуешь себя хорошо, прошу тебя, пойдём со мной в город, поможешь найти Хейдара Махмуд-ага.

— Конечно, поедём, Ёшка. Как скажешь, так и поедём. Надо ехать!

— Я его только издали видел, когда он свататься к нашей Сюргуль приходил.

Али-ага с сомнением покачал головой.

— Что же он на старости лет хочет вторую жену взять? — спросил он. — Зачем ему? Надо свою Патьму искать…

— Яш-улы, хочу у тебя ещё спросить, — сказал Яков. — Вспомни, дорогой, слышал ты за кордоном имя купца Клычхана? Сижу и думаю: «Почему сразу три человека с той стороны сошлись возле нашей комендатуры? Сюргуль рядом живёт. Хейдар пришёл. А тут и Клычхан появился. А? В тот день ещё как раз Сюргуль загнала на крышу кибитки своего козла. Вот он там и орал, „дождь звал“». Очень много совпадений получается, яш-улы…

— Это правильно, — закивал головой Али-ага, — гейч кричит, дождь обязательно будет. Так Аббас-Кули Хейдару приказал. А тот пришёл от него Сюргуль привет передать. Боится она, кровников. Аббас-Кули и Сюргуль к рукам прибрал… А Клыч-хана я не знаю, Ёшка, не помню, ни от кого не слыхал… Моя голова устала, Ёшка, джан, пускай твоя думает. Она у тебя молодая, а я уже не могу.

— Прости, яш-улы, утомил я тебя, — согласился Кайманов. — Но позволь мне тебя ещё спросить.

Кайманова немало занимал вопрос, откуда все так хорошо знает старый Али?

— Вот я слушаю тебя и думаю, — продолжал Яков. — Живёт себе Али-ага на Даугане, никуда не ходит, нигде не бывает, копает свой огород, поливает мелек, сидит у кибитки, на солнышке греется. Откуда так всё хорошо знаешь? Или у тебя такое радио есть?

— Радио, Ёшка, радио, — усмехнувшись, подтвердил старик. — Ладно, Ёшка, скажу, — согласился он. — Про Хейдара мне Ичан Гюньдогды рассказал, наш огонь-чопан. Приходил к нему Хейдар. Советовался. Вместе они в шахтах в Воркуте были. Ичан и к тебе хотел прийти. Не мог: с отарой один оставался: Рамазан Барат-оглы — его чолок — где-то больше суток пропадал.

— А что ж Ичан сейчас ни ко мне, ни к начальнику отряда не пришёл?

— Пришёл, Ёшка, пришёл. Здесь он. Балакеши за ним сына с заводным конем посылал. Ичан скакал на Дауган, чуть коня не запалил. Сидит в моей хонье, ждёт, когда позовёшь…

— Так зови его скорей! Он-то мне и нужен! — воскликнул Кайманов.

Шаркая чарыками, старик открыл дверь, ведущую с сеновала в пристройку, пропустил вперёд Якова, проводил в свою комнату.

Навстречу им с кошмы, на которой лежал всего один небольшой коврик и несколько подушек, вскочил сухощавый, очень подвижный человек с быстрыми пытливыми глазами, порывистыми движениями. «И правда, Ичан — огонь-чопан», — подумал Яков.

— Салям алейкум, — сдержанно поздоровался Кайманов, изучающе рассматривая Ичана. Где-то он его видел, от кого-то о нём слышал.

— Здравия желаю, товарищ старший лейтенант! — неожиданно, вытянув руки по швам, на чистом русском языке приветствовал его Ичан.

— Вот как ты умеешь, прямо по-военному, — не без удивления заметил Яков. — Ну, здравствуй, Ичан, не знаю, какое у тебя воинское звание?

— Техник-интендант второго ранга! — отрапортовал Ичан. — Был переводчиком комендатуры, пока Шапошников в Воркуту не загнал.

Кайманов согнал с лица улыбку.

— Слушаю тебя…

— Недолго я техником-интендантом был, всего два года, — с горечью сказал Ичан. — Всю жизнь с самого детства чопан!.. Товарищ старший лейтенант, я с двенадцати лет овец пасу, — горячо продолжал Ичан. — У бая Хан-Мамеда пас, у молокан пас, у бая Довлет Мурад Саппара землю пахал. С Иран-территории шли два контрабандиста. Пришли, спросили у меня: «Солдаты есть?» «Нет», — говорю. Они с оружием были, забрали мои чарыки, чтоб никуда не ушёл — зима. Двенадцать километров босиком по снегу бежал на заставу. Замкоменданта латыш Ретцер сказал: «Ты наш пограничник, Ичан, давай смотри в окно, этих кочахчи видел?» Я опознал. Ретцер потом говорит: «Ай, Ичан, иди к нам служить. Звание дадим, форму дадим, наган дадим». Доктор Тумасов здоровье проверял. Два года работал, всё делал. На участке Тутлы-Тепе с тремя солдатами банду Кул-Кара Байдал-бая разбил. В тридцать первом году в Каракумах Джунаид-Хана ловил. Сеид Мурад-бая ликвидировал, Мамед Нияза поймал…