Мэтью Риджуэй - Солдат

В этом замечании есть доля правды: мы сознательно выбрали участок, который не был пригоден для полей и пастбищ. Совершенно верным является и замечание относительно ветра и песка. Мы тренировались, словно в адской печи: горячий ветер нес тонкую пыль, которая забивала нос, жгла глаза и резала горло. Сначала солдаты прыгали с парашютами днем, пока не исхудали от изнурительной работы на солнце. Поэтому обучение пришлось перенести на ночь, когда было прохладнее» но зато днем парашютисты не могли спать из-за страшной жары. Дизентерией переболели буквально все солдаты, но самыми опасными врагами для нас были сильный ветер и очень твердая поверхность земли. Даже в редкие безветренные дни прыгать с парашютом было небезопасно, так как землю покрывали камни величиной с кулак и даже с человеческую голову. Смертельные, случаи были редки, но серьезные растяжения жил, переломы и сотрясения считались у лас обычным явлением. Во время одного занятия, когда с самолетов прыгал целый батальон, 54 солдата получили сильные повреждения. В конце концов потери в людях стали такими большими, что пришлось сократить количество прыжков. Мы учили пилотов находить районы выброски, а прыгали с парашютами только инструкторы и по одному парашютисту с самолета.

Проведя шесть недель в этой пыльной, исхлестанной ветрами адской дыре, мы двинулись к Кайруану в центральной части Туниса. Это место должно было послужить трамплином для выброски на Сицилии. Мы прибыли туда с целой коллекцией животных — собак, коз и одного осла, которого солдаты 505-го парашютного полка пытались сделать первым ослом-парашютистом, чтобы он стал помощником при переброске грузов. Его карьера оказалась недолгой: при первом же прыжке он сломал ногу, и его пришлось пристрелить. С нами прибыли также два английских парашютиста, которые сели на поезд где-то в пути, привязались к нам и, вероятно, пошли бы с нами в бой, если бы английские военные полицейские не увидели их к не вернули в свою часть.

В Тунисе люди познакомились с войной. Здесь пустыня была усеяна изуродованными грузовиками и танками когда-то гордого африканского корпуса Роммеля, разбитого армиями Александера, Паттона и Монтгомери. В Тунисе солнце жгло еще сильнее, чем в Марокко и Алжире. В тени грушевых-и миндальных деревьев мы пытались найти хоть какое-то укрытие ст палящего зноя, но для тех, кому приходилось работать в бараках из гофрированного железа, спасения не было. Жить и работать приходилось, как в печи. Со стороны пустыни все время дуло горячее сирокко [18] Сухой, знойный ветер в северной Африке и южной Европе. (Прим. ред.) , похожее на дыхание ада. В полдень термометр иногда показывал 60 градусов. Впервые нарушилась наша система снабжения, и довольно долго мы питались почти исключительно мармеладом и консервами. К моменту вылета на Сицилию людям настолько осточертела такая жизнь, что они готовы были прыгнуть хоть в огонь, лишь бы выбраться из Африки.

В то время я и сам был взвинчен, но тут было виновато не одно только палящее солнце. Дело касалось некоторых мелочей, которые, однако, нередко оказывают серьезное влияние на отношения между союзными войсками. Во главе английских воздушно-десантных войск в то время стоял генерал-лейтенант Браунинг, находившийся в штабе генерала Эйзенхауэра в качестве советника по вопросам использования воздушно-десантных войск; Он был пионером воздушно-десантного дела и благодаря своей инициативности, смелому и творческому мышлению считался в Англии признанным авторитетом во всех вопросах, касавшихся воздушно-десантных войск.

Вполне естественно, что некоторым из нас казалось немного пренебрежительным его отношение к тем, кто обладал меньшим опытом использования воздушно-десантных войск. Для меня это не было неожиданностью. Я внимательно изучал историю первой мировой войны, слушал рассказы многих наших опытных офицеров и поэтому хорошо знал, что кадровые офицеры французской и английской армий сначала относилась свысока к своим американским коллегам. Они не слишком высоко ценили их боевые качества и еще меньше — их знания в области ведения современной большой войны.

Частично эти настроения, к сожалению, сохранились и к началу второй мировой войны. Когда мы впервые начали работать совместно, некоторые английские офицеры не скрывали, что они невысокого мнения о боевой готовности и опыте американских войск. Конечно, это раздражало американских командиров, которые были вполне уверены в своих силах, в своей военной выучке и гордились своими частями.

Мелкие разногласия, возникавшие в период планирования, раздражали, словно соринка в гл «азу. Все транспортные самолеты для переброски войск были американские, но нам не хватало самолетов для минимального удовлетворения боевых потребностей американских и английских воздушно-десантных войск, которым предстояло высаживаться на Сицилии. Отдавая самолеты англичанам, я понимал, что моим солдатам придется вступать в бой, располагая меньшими силами. Мы непрерывно спорили с генералом Браунингом о том, как распределять самолеты между моей и английской 1-й воздушно-десантной дивизиями. Я чувствовал, что от Браунинга, находившегося при верховном главнокомандующем, в значительной степени зависело как выделение самолетов для американских воздушно-десантных войск, так и их тактическое использование.

Однажды, например, одному из моих батальонных командиров сообщили, что на следующий день для инспектирования его подразделения приедет генерал Браунинг. Естественно, мне это не понравилось, так как я не был поставлен в известность о поездке английского генерала. Уведомление не следовало посылать подчиненному офицеру непосредственно — его нужно было в форме просьбы направить сначала мне. Надо было спросить меня, удобно ли в этот момент инспектирование генералом данного подразделения. В другой раз я получил от генерала Браунинга телеграмму о том, что он собирается приехать ко мне для рассмотрения моих планов использования воздушно-десантных войск на Сицилии. Я довольно резко ответил , что никаких планов показывать ему не буду, пока их не одобрит мой непосредственный начальник генерал Паттон. До той поры никто не имеет права рассматривать их без разрешения генерала Паттона.

Паттону понравился этот ответ, и он одобрил мое намерение послать его. Однако в более высоких командных звеньях ответ был воспринят совершенно иначе. Когда несколько дней спустя я был в штабе генерала Эйзенхауэра в Алжире, начальник штаба Бсделл Смит сделал мне строгое внушение, несомненно, по указанию самого генерала Эйзенхауэра. Дело в том, что верховный главнокомандующий приказал обеспечить всемерное сотрудничество между английскими и американскими войсками. Всякий старший американский офицер, хотя бы слегка нарушивший это правило, мог сразу укладывать свои вещи и отправляться домой. Все это встревожило меня, ибо речь шла, как мне тогда представлялось, о том, отстаивать ли мне интересы своего командования или допустить, чтобы мною пожертвовали во имя согласия между союзниками. Вероятно, меня бы отправили домой или по крайней мере вынесли бы мне строгий выговор, если бы генерал Паттон не поддержал меня совершенно искренне и безоговорочно.