Мэтью Риджуэй - Солдат

Здесь кстати было бы добавить, что я никогда не разделял мнения моряков и летчиков, что они должны получать сливки молодежи страны ввиду большей сложности их боевой техники. Нс может быть никакого сравнения между людьми, связанными с управлением машиной, как бы ни было сложно ее устройство, и руководителями солдат в наземном бою, где человек находится во власти непосредственных реакций, свойственных живой человеческой плоти, и где сама жизнь всех солдат зависит от характера и мастерства их руководителей, Поворот штурвала, указание командира — и машина, будь то корабль или самолет, вступает в бой или немедленно выходит из него. У армейского командира нет такого механического приспособления независимо от того, командует ли он армией или отделением. Он может отдать приказ, но будут ли его подчиненные повиноваться ему, зависит от того влияния, которое он благодаря своему характеру, интеллекту и мастерству в состоянии оказывать на каждого подчиненного ему военнослужащего. Поэтому сержант, который возглавляет пехотное отделение, должен, на мой взгляд, обладать нс менее твердым характером и не меньшим интеллектом и мастерством, чем командир на само лете или на корабельной артиллерийской батарее. Сейчас люди высшего типа нужны всем отраслям военного дела армии в неменьшей степени, чем другим видам вооруженных сил. Наконец, — и это основное — я заявил, что гражданские власти самым щепетильным образом должны уважать неприкосновенность взглядов, интеллектуальную свободу своего офицерского корпуса. Любая попытка, говорил я, навязать единство взглядов,верность какой-либо политике-военной «партийной линии» вопреки честно выраженным воззрениям ответственных офицеров может оказаться пагубной практикой, которая скорее нанесет вред, чем укрепит моральные качества военнослужащих.

Я заявил своим гражданским начальникам, что от офицерского корпуса они могут ожидать бесстрашного и прямого выражения честного, объективного профессионального мнения вплоть до того момента, пока они сами, гражданские начальники, не объявят своих решений. После этого они могут рассчитывать на совершенно лояльное и усердное исполнение этих решений.

Однако лояльность и полное доверие, сказал я, должны быть присущи обеим сторонам. Гражданским властям следует питать к военным властям столь же безоговорочное доверие, которым они сами пользуются. Чтобы глубокая преданность и высокий моральный дух, являющиеся гордыми традициями армии, были постоянно свойственны ей, она должна знать, что пользуется поддержкой, доверием и пониманием народа, которому она служит.

Я довольно подробно остановился на основных пунктах своего выступления с особой целью. В то время я уже знал о некоторых тенденциях в министерстве обороны, которые в случае своего развития могли причинить армии и нации такой ущерб, что его последствия уже поздно было бы исправлять. Я предчувствовал, что моя работа, окажется необычайно трудной: мне придется тратить время па неблагодарную задачу защиты американской, армии от действий ее же начальников, действий, которые, по моему мнению, ослабили бы ее физически и духовно.

У меня имелось также особое мнение относительно взаимоотношений между государственным деятелем и солдатом. К этому вопросу я с пристальным вниманием относился в течение многих лет своей службы. Именно на эту тему я написал несколько меморандумов, сначала в оперативном отделе, когда был еще майором, а затем на посту заместителя начальника штаба.

Отношения между государственным деятелем и солдатом должны быть весьма близкими и основанными на базе взаимного доверия. Почти повседневное сотрудничество, непрерывный обмен мнениями, сочувствие к профессиональным взглядам и к открытому выражению честных мнений — вот основа этих отношений.

Схематично они должны выглядеть примерно так.

Государственный деятель, старший гражданский начальник, говорит солдату (а под «солдатом» я подразумеваю профессиональных военных — представителей армии, военно-морского флота и военно-воздушных сил в лице начальников соответствующих штабов): «Вот наша национальная политика. Вот чего мы хотим или хотели бы добиться. Какие военные средства необходимы для осуществления этой политики?»

Солдат подробно изучает эту политическую проблему.

— Очень хорошо, — наконец, говорит он государственному деятелю. — Вот сколько людей и пушек, кораблей и самолетов потребуется для осуществления нашей политики.

Таков в его простейшем выражении честный и прямой путь, по которому в своей совместной работе должны идти государственный деятель и солдат. Если это честные отношения, основанные на взаимном доверии, то они дают самые высокие результаты в интересах нации. Поэтому профессиональному солдату никогда не следует горячиться. Он не имеет права позволить себе хоть на один момент уклониться от честного высказывания своих взглядов, которые, как подсказывает ему его военный опыт, будут необходимы для выполнения порученной ему работы. Никакие политические побуждения не могли бы извинить, никакая «партийная» или политическая целесообразность не могла бы объяснить такого поступка.

Если цель, которой хочет достичь государственный деятель, обойдется дорого, это солдата не касается. Если цель превышает политические или экономические возможности страны, это не его дело. Решение подобных вопросов — конституционная обязанность гражданских властей. Если, разумеется, расходы являются явно фантастическими, солдат должен открыто сказать об этом. Но в сфере разумных ассигнований — в пределах того, что, по мнению рассудительного человека, может позволить себе страна — солдат должен тщательно избегать высказываний о том, по карману ли государству эти расходы или нет. В этой области он не компетентен.

Если гражданские власти считают, что расходы превышают возможности страны, то нужно или изменить сами цели, или откровенно принять на себя ответственность за возникающий при этом риск. Профессиональный военный ни при каких условиях не должен отказываться от своих взглядов или идти на компромисс, не должен поддаваться никакому давлению, на каких бы мотивах оно ни основывалось, за исключением убедительных чисто военных причин. Поступать иначе — значит стать бесполезным.

Хотя замечания, сделанные мною при церемонии вступления в должность, заслужили явное одобрение моего непосредственного начальника министра армии Стивенса, впоследствии я не заметил почти никаких признаков, показывающих, что к ним прислушался министр обороны Вильсон. Когда я представил Вильсону смету расходов на армию и высказал при этом мнение, что любой меньший бюджет опасно ослабил бы способность армии выполнить обязательства правительства Соединенных Штатов, он не согласился с моим толкованием вопроса о сущности этих обязательств. Позднее мне сообщили, что ассигнования будут урезаны примерно на два миллиарда долларов и соответственно будет сокращен личный состав армии.