Жан Лаффит - Мы вернёмся за подснежниками

— А долго приходится ждать возвращения чемоданчиков? — спрашивает Марсель у ожидающего, как она, седого человека.

— По-разному. Иногда возвращают сразу же, иногда ждёшь по нескольку часов. Надо набраться терпения.

«Я жду уже пятьдесят два дня», — думает Марсель. Внезапно у неё сжимается сердце. Солдат возвращается и с раздражением протягивает ей чемоданчик.

— Нет!

Марсель хватает чемоданчик за ручку, он невероятно тяжёл. Значит, Рэймона нет и тут.

Какой-то молодой солдат хихикает.

Чтобы не заплакать, она до крови закусывает губу.

Сколько любви было вложено в передачу. Она недоедала, чтобы собрать всё это. С какой горечью, вернувшись домой, придётся распаковывать чемоданчик.

Всё-таки она продолжала ходить в тюрьму Фрэн. В сочельник, потом на Новый год. И ещё раз. Всё безрезультатно. Новые приятельницы, которые ходят сюда уже давно, посоветовали ей заменить провизию бельём.

И вот в одно январское утро ей вернули чемоданчик пустым.

Радостно шла Марсель домой.

Он жив.

Но в начале февраля, когда она попыталась передать несколько слов, написанных на тряпочке, засунутой в подкладку, ей вернули все вещи.

Выйдя из тюрьмы, Марсель бросилась к первому же продавцу газет. Не помня себя, развернула она и пробежала газету. В вечернем выпуске сообщений о новых расстрелах не оказалось.

Надежда ещё не потеряна.

Ромэнвиль. Ещё есть Ромэнвиль. Она узнала, что сюда привозят заложников и заключённых, которых собираются отправить в Германию.

Чтобы прокормить ребёнка и себя, Марсель проводит теперь большую часть ночи за шитьём. Днём она отправилась в Ромэнвиль, чтобы отвезти свою первую передачу.

На вопросы солдата Марсель решительно заявляет: во Фрэн ей сказали, что её брата перевели сюда.

— Хорошо, — отвечает немец и забирает передачу.

— Подождать?

— Приходите завтра.

У выхода из форта Марсель останавливает какая-то женщина.

— Вас впустили внутрь?

— Нет, я только отдала передачу.

— Здесь у вас кто-нибудь из родственников?

Марсель вглядывается в незнакомую женщину. Брюнетка, с большими чёрными глазами. С нею двое детей.

— Муж.

— Мой тоже арестован.

— Давно?

— Четыре месяца назад.

— Где он?

— Не знаю. Мне посоветовали справиться здесь. А сейчас меня отослали отсюда и не дали ответа.

— Мы с вами в одном положении. Попробуйте сделать как я. Принесите передачу. Женщина начинает плакать.

— Уйдём отсюда, — говорит Марсель, Они уходят под руку.

— Вы говорите, что ваш муж арестован четыре месяца назад?

— Да.

— За что?

— Не знаю.

— Так почему же вы думаете, что он арестован?

— Мне написал об этом один его товарищ. Он мне сообщил, что мой муж был в Сопротивлении, но не хотел мне об этом говорить, чтобы не волновать меня. Я всегда ему твердила, чтобы он не занимался политикой.

— У нас двое детей. Теперь я совсем одна. А где он? Боже мой, где он?

— Не плачьте и не жалейте ни о чём. Мы их найдём.

Рэймон в Ромэнвиле. Это уже точно. Марсель вернули чемоданчик пустым. С первыми весенними почками появилась надежда. После Сталинграда немцы отступают.

Один раз в чемоданчике оказалось грязное бельё. Марсель зарылась в него лицом. В воротнике изношенной и покрытой грязью рубашки она нашла записочку в несколько слов: «Бодрись, я тоже бодр, всё в порядке. Целую тебя…»

«Надо держаться», — думает Марсель, отправляясь первого апреля в Ромэнвиль.

— Выбыл. Он выбыл, — повторяет ей немец.

Смертельно бледная, Марсель уходит. Говорят, накануне был расстрел заложников.

Страшная мука продолжается. Как узнать, расстрелян ли Рэймон? Есть один способ: искать по кладбищам. Она обошла всё: Монруж, Тиэ, Банье, Коломб. Говорят, что чаще всего их зарывают на кладбище в Иври. Она едет туда. Перед нею ещё совсем свежий холм, нечто вроде братской могилы. Страшно подумать, что любимый человек может быть здесь.

Марсель мужественно расспрашивает сторожа:

— Скажите мне правду, я выдержу. Мой муж, Рэймон Фуко, погребён здесь?

— Мы вам не можем этого сказать.

— Он был патриотом. Он сражался за всех нас. Немцы, наверное, его расстреляли.

— Мы этого не знаем.

— Я буду молчать, я вас не подведу. Но вы же француз. Вы должны сказать правду.

— У нас в списке ваш муж не числится.

— Значит, его здесь нет? Скажите мне откровенно.

— Этого мы не можем утверждать. Мы можем только сказать, что за последние две недели сюда никто не поступал.

Две недели тому назад Рэймон ещё был в Ромэнвиле.

Марсель отправляется по другим кладбищам.

— Наконец-то ты пришла! — воскликнула тётка, целуя Марсель. — Я не знала, как тебя известить. У меня уже неделю лежит для тебя письмо.

— От Рэймона?

— Да, от Рэймона. Прости меня, я не могла дождаться и вскрыла его.

На вырванном из записной книжечки листке наспех нацарапано: «Дорогая моя, нас увозят в Германию. Все товарищи, которых ты знаешь, едут вместе со мной и все хорошо себя чувствуют. Не беспокойся, будущей весной мы поедем за подснежниками. Заботься о нашем сыне. Целую и люблю вас обоих. Мы победим. Мужайся».

— Кто принёс письмо? — спрашивает Марсель, не зная ещё, плакать ей или смеяться.

— Какая-то женщина. Она оставила свой адрес.

— Рэймон! Мой Рэймон! — кричит Марсель. — Он жив. Я его нашла.

— Но почему он тебе пишет о подснежниках?

— Чтобы доставить мне удовольствие. Вот уже три года, как он мне обещает поехать за город, но всё время нам что-то мешало.

Взгляд Марсель сияет сквозь слёзы.

— Так это вы! — говорит Марсель, узнав в молодой женщине, которая открыла ей дверь, знакомую по Ромэнвилю. — Я пришла вас поблагодарить.

— Какая приятная неожиданность! Мне так хотелось с вами повидаться. Я знаю, где мой муж.

— Я тоже, благодаря вам.

— Как это?

— Вы отвозили на этих днях письмо в Кламар?

— Да.

— Оно было адресовано мне.

— Да? Вот хорошо!

— Как вы его получили?

— Оба письма принёс какой-то неизвестный, он подобрал их на улице, по которой только что проехал тюремный автомобиль. Они были в одном конверте и на нём стоял мой адрес.

— Значит, наши мужья вместе, — говорит Марсель. — Они отправлены в Германию.

— Да, они пока уцелели.

— Он умер! Выносите!

Рэймон Фуко и его друг Робер за руки и за ноги поднимают тело товарища.

— Быстрее! Быстрее! — повторяет Blockfriseur. [11] Парикмахер; он же ведал санитарным состоянием барака. Это была привилегированная должность, следующая за начальником барака и писарем. Часто парикмахерами бывали убийцы. (Пpимеч. авт.)

Сто пятьдесят человек топчутся на месте. Так начинается утро шестнадцатого барака [12] В бараке размером 16 на 8 метров помещалось от ста до трёхсот человек, а иногда и больше. (Примеч. авт.) в Маутхаузене. Раздаются пощёчины, в груду сваливаются тюфяки, столбом стоит пыль, люди мечутся, падают, и среди этого стада гигант с волосатой грудью беспрерывно размахивает дубинкой. Вой, хохот начальника барака, хохот, который леденит душу двум или трём страдальцам, умирающим в это прекрасное майское утро.