Игорь Бондаренко - Такая долгая жизнь

Последняя фраза добила фельдмаршала. С мелово-бледным лицом он вышел из кабинета. Гальдер понял, что все пропало. Но когда он услышал о «духе Цоссена», который собираются искоренить, то решил, что Гитлеру стало что-то известно о заговоре.

Почти всю дорогу до Цоссена главнокомандующий и его начальник штаба промолчали, каждый занятый своими мыслями. В состоянии, близком к обмороку, Гальдер вошел в приемную своего кабинета и увидел майора Гроскурта — доверенное лицо Ганса Остера, связного между абвером и ОКВ [36] Верховное командование. .

— Это вы, Гроскурт? — с явным облегчением произнес генерал. — А я думал, что здесь уже люди Гейдриха.

Гальдер все рассказал Гроскурту, и тот помчался на Тирпицуфер к Остеру и Канарису, чтобы предупредить их.

— Надо Гитлера застрелить, немедленно. Я бы это сделал сам, — заявил тогда Остер, — но Гитлер вряд ли меня примет. Может быть, вы, адмирал?..

Канарис не дал закончить Остеру. Вскочил с кресла:

— Вы с ума сошли, Ганс. Вы хорошо знаете, что я решительным образом против убийства. — Низенький адмирал, обычно сдержанный, жестикулируя, в гневе как бы стал на голову выше.

— Тогда что же делать, адмирал?

— Ждать…

Это были мучительно-тягостные дни бездействия и ожидания ареста. Остер с оружием не расставался и ночью — заряженный «вальтер» лежал под подушкой.

Казалось, уже гроза миновала. Но 8 ноября в Мюнхене на ежегодном собрании «старых камерадов» в честь путча 1923 года, после которого Гитлер угодил в ландсбергскую тюрьму, взорвалась бомба. Гитлер несколько раньше покинул зал заседаний. Семь «старых камерадов» было убито, тридцать три ранено. На другой день в «Фелькишер беобахтер» и в газете Гиммлера «Шварце кор» была помещена заметка об аресте в Венло двух английских агентов: Беста и Стивенса. Газеты явно давали понять, что оба эти события связаны, что покушение — дело рук англичан. Остер не знал тогда, что это был лишь пропагандистский трюк, придуманный Геббельсом. Надо было настроить общественное мнение против англичан, вызвать к ним ненависть. Связывать покушение с оппозицией политически было невыгодно Гитлеру. Это значило признать сам факт наличия оппозиции, что противоречило геббельсовским лозунгам: «Один рейх! Один народ! Один фюрер!..»

Остера беспокоило другое: не знают ли что-нибудь Бест и Стивенс о связях их группы с англичанами. Остер пытался разузнать о ходе следствия, но все материалы по этому делу Гейдрих приказал засекретить и не сообщать даже абверу.

Прошло еще две недели тягостного ожидания, пока группенфюрер Небе, начальник уголовной полиции, единомышленник Остера, не пришел с успокоительной вестью: Стивенс и Бест ничего не знают об их связях с Англией.

Это был уже второй случай, когда угроза разоблачения, ареста и конечно же казни была так близка.

В первый раз заговорщиков спас хитроумный Канарис. Человек Остера, обер-лейтенант Мюллер, регулярно наезжал в Рим. Там он встречался с пастором Лямбером, доверенным лицом папы Пия XII. В семнадцатом году архиепископ Пачелли был папским нунцием в Мюнхене, а с 1920 по 1929-й — папским нунцием в Берлине. С тридцатого года, став статс-секретарем Ватикана, Пачелли много внимания уделял Германии, а став папой, лично взял на себя ведение дел с Германией. Мюллер был подходящей кандидатурой для связи с папой, с Пачелли он был знаком еще в Мюнхене. Когда стало об этом известно Остеру, он вызвал его на Тирпицуфер и предложил сотрудничество. Мюллер согласился. Он был зачислен в штат абвера в чине обер-лейтенанта и приписан к мюнхенскому отделению контрразведки, но задания давал ему лично Остер.

Таким образом, Остер получил надежный канал связи с англичанами: Мюллер — пастор Лямбер — папа Пий XII — британский посол при Ватикане Осборн — Лондон.

В конце тридцать девятого года человек начальника службы безопасности Гейдриха, агент-двойник, работавший на СД и абвер, Герман Келлер встретился в Швейцарии с берлинским адвокатом Эйчатом. Тот тоже работал на абвер. Изрядно выпив с коллегой Келлером, Эйчат проболтался о том, что в Германии генералы во главе с генерал-полковником в отставке Беком и Гальдером готовят заговор против Гитлера. Будто бы Гальдер лично послал его, Эйчата, чтобы оглядеться, и что некий Иозеф Мюллер из абвера постоянно бывает в Риме с целью договориться с англичанами о мире.

Келлер обо всем этом доложил лично Гейдриху. И на этот раз новость Остеру и Канарису сообщил начальник имперской уголовной полиции, крупный чин в штабе Гиммлера Артур Небе. Надо было срочно что-то предпринять и опередить Гейдриха. Выяснить, откуда Эйчат получил эти сведения, не удалось: его нашли в своей берлинской квартире с пулей в груди. Можно было только догадываться, что Эйчат, как и Келлер, работал также на СД. Гейдрих что-то пронюхал о связях абвера с англичанами и использовал Эйчата как подсадную утку.

Канарис немедленно вызвал Мюллера на Тирпицуфер и, к изумлению обер-лейтенанта, который ничего не знал о случившемся, продиктовал ему докладную записку, в которой сообщалось, что он, Мюллер, в Ватикане узнал о заговоре генералов против Гитлера. В числе заговорщиков он назвал генерала Фриче, погибшего в Польше, и Рейхенау. С этим документом Канарис немедленно отправился к Гитлеру. Тот, увидев фамилию Рейхенау, который пользовался как генерал-нацист особым доверием фюрера, даже не стал читать до конца.

— Зачем, адмирал, вы пришли ко мне с этой чепухой? — Он так и сказал: «Квач!» — Займитесь настоящим делом.

В тот же вечер Канарис отправился к своему соседу по дому Гейдриху и за чашкой кофе, как коллега коллеге, признался, что был сегодня у фюрера и представил ему доклад своего «надежного агента Мюллера» о заговоре генералов против Гитлера, а фюрер так непочтительно отозвался об этом докладе…

— Может, еще чашечку кофе? — предложил Гейдрих, как бы пропустив мимо ушей то, что услышал.

— Спасибо, Рейнгард. А то я снова не буду спать всю ночь…

Да, все это было. Были заговоры, была возможность, были надежды.

А что же осталось теперь? Генералы не хотят и слышать о заговоре. Отошел от дел заговорщиков и Канарис. По молчаливому уговору Остер больше не посвящал в свои планы Канариса. Тот мог только догадываться о них. Когда Остеру понадобилась командировка в Будапешт и Рим, Канарис беспрекословно подписал ее. Надвигалась новая большая война на востоке. И хотя Остер был противником большевизма, он решил сообщить некоторые сведения англичанам. А там уж их воля, как ими распорядиться. Во всяком случае, англичане должны оценить важность этих сведений. Ниточка, теперь уже тонкая ниточка, связывающая оппозицию в Германии с Англией, не должна была порваться. Может быть, в будущем победители учтут это?