Дмитрий Ли - Журавли покидают гнезда

На третий день раненый почувствовал себя сносно. Он перебрался в свою комнату, куда и Юсэк теперь мог входить свободно, не опасаясь Христины. Да и Хагу уже не мог обойтись без Юсэка. Этот юноша с наивными, чистыми глазами и смешными, но честными рассуждениями отвлекал его от мыслей. Хагу по натуре был грубым человеком, но к Юсэку относился мягко, даже ласково. Однажды, пользуясь хорошим расположением, Юсэк решил спросить о человеке, запечатленном на фотокарточке. Лицо Хагу мгновенно преобразилось, в глазах мелькнул гнев:

— Я не знаю, о ком ты говоришь.

Юсэк быстро подошел к столу, достал из него сложенный вдвое лист бумаги и протянул Хагу. Вырвав бумагу, тот не стал ее разворачивать, а сразу же, разорвав на мелкие кусочки, швырнул в угол.

— Ведь это какой-то документ, а вы его порвали! — вскрикнул Юсэк.

— Его хозяин мертв. А мертвому документ не нужен, — сказал Хагу, неожиданно рассвирепев. — Кто тебе позволил рыться в этих ящиках?

— Я сам… случайно, — с испугом пролепетал Юсэк.

— В Корее за такое самовольство дали бы по рукам.

— Но почему вы испугались, увидев эту бумагу? — спросил Юсэк, осмелев.

— Да нет, просто противно, — ответил Хагу, сплевывая.

— Вы ненавидите русских?

— У меня жена русская, — сказал Хагу. — Я ненавижу всех, кто с Синдо в одной упряжке. А этот тоже участвовал в грабеже моего хутора. Вот и получил сполна. Пусть его брат, командир отряда, подумает: стоит ли со мной связываться? — И он еще долго рассказывал во всех подробностях об убийстве Егора Мартынова.

Юсэка потрясло, что он с наслаждением рассказывал, как истязали пленного.

— Уверяю тебя, что такая же участь ожидает и Синдо, — закончил Хагу.

— Я не думал, что вы такой… — произнес Юсэк твердо.

— Я был другим, понял? Жизнь заставила. Иначе нельзя. Иначе съедят, — сказал Хагу спокойно и поднялся.

— Но и вы чудом уцелели. Могли и с вами так же поступить.

— Конечно, — согласился Хагу. — Я не дракон с семью головами. Одна она, и сердце одно, и жить мне отпущено столько же, сколько любому смертному. Потому и брыкаюсь, чтоб до времени не вознестись на небо.

— Но вас так мало, да и те, что есть, кажется, не совсем вами довольны, — заметил Юсэк. — Во время болезни вас никто не навестил.

— Знаю и об этом.

— Как же вы тогда хотите своего добиться?

— Помогут.

— Кто? На кого вы надеетесь?

— На японцев.

— Вы на них надеетесь? — ужаснулся Юсэк. — Да разве хищник отдаст добычу? Попадись им — они и вас-то приберут. Кого они щадили в Корее? Вспомните!

— Не тронут они тех, кто станет им сочувствовать, — сказал Хагу неуверенно.

— Сочувствовать японцам — значит изменить земле, где вы нашли приют, сбежав от тех же японцев? И все это из-за ссоры с сестрой? Какая нелепость!

Хагу не ответил. Он прошелся, болезненно сморщив лицо и покусывая губы. Вдруг остановился, вздохнув тяжко, безысходно:

— А что мне делать? Что?!

— Помириться.

— С Синдо?!.. Нет уж! Этого не будет! Я пойду на что угодно, но только не на это. Терять мне нечего — все отнято: или — она, или — я. Осрамила меня перед моими людьми! Теперь из-за этой пули я их вряд ли удержу! Разуверятся во мне окончательно. В кого она стреляла? В того, кто ради нее же копался в земле, как сурок, не ведая иной жизни! А ты мирить нас взялся. В своем ли ты уме?..

Только теперь, глядя на него, Юсэк понял всю нелепость своего совета. Только сейчас он понял — кому-то из них, Синдо или Хагу, не жить. И смертником ему представлялся Хагу. Значит, нужно переговорить с Синдо. Но согласится ли Хагу отпустить его? Сказать, что он хочет повидаться с друзьями? Но они для Хагу такие же враги, как и Синдо…

— Ну, а если люди все-таки покинут вас? — спросил Юсэк. — Что вы намерены делать?

Хагу не ответил.

— Что же вы молчите? — переспросил Юсэк. — Может, я вам чем-то смогу помочь?

— Ты? — Хагу только усмехнулся.

— Я пойду к ней, я все объясню…

— Что, например? — перебил его Хагу. — Про то, как от меня бегут люди? Или как я жалок в своем одиночестве?

— Нет, я уверю ее, что вы сильны, — сказал Юсэк. — Я напугаю их всех. Со слабым легко расправиться. А вот когда узнают, что орешек не по зубам, они уймутся, побоятся.

Осененный какой-то мыслью, Хагу быстро подошел к нему и прошептал с радостью:

— А ведь здорово ты придумал, а! Скажешь им, что я соединился с атаманом! Синдо хорошо знает этого человека, потому и побоится двинуться сюда. А я тем временем придумаю что-нибудь. Может, и в самом деле свяжусь с ним. И поедешь ты сегодня же. Мой человек подвезет тебя к дороге, а там сам доберешься.

— А Эсуги?

— Зачем девушке вмешиваться в мужские дела? Ее никто не обидит. Я приставлю к ней Христину. Кажется, они уже сдружились.

— Нет, — возразил Юсэк, — я не пойду без нее. Да и Эсуги ни за что не останется. Вы ее не знаете. А еще у нее такая болезнь… И что я отвечу, когда товарищи спросят о ней?

— И то верно, — согласился Хагу. — Вместе так вместе. Бог с вами.

Как и ожидал Юсэк, Эсуги восприняла весть об отъезде без особой радости. Она уже успела свыкнуться со здешней обстановкой, даже понимала Христину. Научилась готовить русскую пищу, которая нравилась ей, особенно пироги с грибами. Да и мужчины относились к ней почтительно, называя дочкой. Ей тоже хотелось сделать им что-то приятное — она стирала им белье, убирала избы и все делала охотно, с любовью. И вот опять предстояло расставаться и идти невесть куда Юсэк заверил ее, что, повидав друзей, они обязательна сюда вернутся.

Провожать их вышли почти все.

Христина долго не выпускала Эсуги из своих объятий и что-то говорила ей тихо и нежно, на что Эсуги согласно кивала головой. Потом помогла подняться на телегу, поставила рядом с нею корзину с едой. К ним подошел Хагу.

— Удачи тебе, Юсэк, — сказал он, впервые обращаясь к нему по имени. — Будь благоразумен.

— Дядя Хагу, могу я вас о чем-то спросить? — придвинувшись к нему, обратился Юсэк.

— Конечно.

— Скажите: почему вы были так добры к нам? Ведь мы вам никто.

— Наверное, чтобы вы стали моими друзьями, — ответил Хагу. Он достал из кармана пистолет, протер его и отдал Юсэку: — Возьми и запомни — недругу не вкладывают оружие в руки. Я верю тебе, мой братишка. Ну а если и ты окажешься таким же неблагодарным, как Синдо, бог осудит нас: тебя за черствое сердце, меня за мягкость. Прощай!

Повозка тронулась и, подпрыгивая на мелких ухабинах, усыпанных пожелтевшей листвой, покатила со двора. Юсэку было приятно сознавать, что ему доверена серьезная миссия, от успеха которой зависела жизнь или смерть людей. Он твердо верил, что сумеет убедить Синдо, ему поможет мудрый сенсами Ир. А тот конечно же поймет его и не откажет.

Съехав с холма, возчик погнал лошадь через долину по свежаку к видневшемуся вдали ельнику. Однако заезжать в него не стал и придержал коня на развилке двух дорог.