Ильяс Богатырев - Цена человека: Заложник чеченской войны

Но вскоре уже случился Буденновск, и после него стороны, уже при посредничестве ОБСЕ, вновь приступили к переговорам. На этот раз, несмотря на отдельные незначительные нарушения нового соглашения о перемирии, на протяжении двух-трех месяцев активные боевые действия на территории Чечни не велись.

Это были очень странные, вялотекущие переговоры, в которых с самого начало не были конкретно определены их цели и потому, естественно, они не могли привести к какому-то решению. К тому же полномочия людей, которые вели их, были расплывчаты и не подтверждены руководством страны. Тогдашний командующий Объединенной группировкой войск в Чечне генерал-полковник Анатолий Романов и начальник Штаба вооруженных сил Ичкерии Аслан Масхадов достаточно быстро нашли общий язык на переговорах в Грозном и договорились прекратить огонь и не предпринимать никаких мер по передислокации своих сил.

На тех летних переговорах были достигнуты значительные успехи по многим вопросам, главным из которых был вопрос о разоружении боевиков. Безусловная заслуга в этом принадлежит Анатолию Романову – генералу-миротворцу, искренне желавшему прекращения войны. Почти все вопросы, входившие в полномочия командующих вооруженными силами противостояния, сторонами были согласованы. Что дальше – никто толком не знал. Достигнутые соглашения требовали логического продолжения, но на их продвижение никаких определенных распоряжений из Кремля так и не поступило. Следующие шаги так или иначе упирались в политические вопросы, к обсуждению которых Москва была не готова или не имела желания приступить. Если верить словам Джохара Дудаева, высказанным им мне в интервью, чеченская сторона предлагала Кремлю вернуться к проекту договора, который обсуждался до начала военных действий и не вызывал принципиальных возражений у высшего руководства России.

Мы с оператором Сергеем Плужниковым были на одной из пресс-конференций Романова. Генерал в своей характерной манере, медленно и четко, будто отчеканивая и шлифуя слова, перечислял случаи обстрела боевиками блокпостов федеральных сил. В конце командующий возложил ответственность за возможный срыв переговоров на чеченскую сторону.

Чем дольше длились непонятные переговоры, тем чаще сторонами нарушались условия перемирия. Произошло несколько ожесточенных боестолкновений в предгорьях республики. Попытки разобраться, кто виноват, как водится, ни к чему не привели. Участились авианалеты по предполагаемым местам дислокации боевиков. В конце концов делегации чеченских боевиков во главе с Масхадовым было предложено переместиться на окраину Грозного – в гаражи и подсобные помещения бывшей автобазы. Это небезосновательно было расценено как преднамеренное унижение и выдавливание из столицы, а следовательно – как сигнал к возобновлению боев. Через пару недель боевики перестали появляться в Грозном, посчитав, что их водят за нос. Тем не менее командующий федеральной группировкой до последнего старался избежать полномасштабного возобновления боевых действий.

…6 октября 1995 года на командующего группировкой было совершено покушение. Автомобиль генерал-полковника Романова, слывшего активным миротворцем, был взорван в Грозном, в тоннеле под железнодорожным мостом на площади Минутка. Он получил тяжелейшие ранения, но чудом выжил. Лёма привез меня с оператором к месту покушения минут через сорок после взрыва. Раскуроченный уазик командующего еще дымился. Чеченец – растерянный полковник милиции завгаевского марионеточного правительства – не мог ничего объяснить, он еще не знал, кто находился во взорванной машине. Когда узнали, все поняли: хана переговорам, даешь войну!

Спустя месяц в подвале бывшего сельсовета Ведено я встретился с Масхадовым. Отличный артиллерист, настоящий полковник советской армии, защищавший свою великую страну и во времена сепаратистских волнений в Прибалтике, теребил в руках обрубок карандаша и рассказывал о своих встречах с Романовым:

– Он искренне хотел остановить эту войну. И я ему верил. Во время нашей последней встречи он говорил, что происходит что-то непонятное вокруг него и что у него плохие предчувствия…

Анатолий Романов до сих пор жив, но остается инвалидом и находится под наблюдением в одном из московских госпиталей. Генерал-полковник понимает речь, но, к большому сожалению, говорить не может…

Когда перехватившие нас бандиты развязали нам глаза в новом месте, мы оказались в вытянутой комнате с высоким потолком, со шкафом в ближнем углу и двуспальной кроватью в дальнем, ближе к большому окну. Прямо перед коричневым шифоньером лежали два матраса с одеялами и подушками. На стене висел большой пестрый ковер.

– Это ваше новое место, – коротко сказал один из охранников и вышел за дверь. Я обернулся и увидел еще одну большую комнату с диваном, креслами, шкафом и большим телевизором на тумбочке. На диване уже сидели двое других охранников с автоматами на коленях и смотрели «видик». Наш провожатый тут же присоединился к ним и оставил нас с Владом обустраиваться в своем углу.

Все вокруг говорило о том, что дом вполне себе жилой, какая-то семья оставила его если не перед самым нашим приходом, то не более чем за пару дней до этого. Дверь между нами и развлекавшейся охраной оставалась открытой. Когда мы попросились в туалет, нас неожиданно по одному вывели из дома во двор и проводили до будки, стоявшей прямо у кирпичного забора высотой не более двух метров неподалеку от железной калитки, выкрашенной в зеленый цвет. Я подумал, что это очень даже замечательно, если у нас появится возможность выходить на свежий воздух несколько раз в день. К тому же можно оглядеться и снова подумать о заветном. В темноте я успел только заметить, что двор был маленьким, сплошь усаженным деревьями, а от калитки до порога вела тропинка длиною не более семи-восьми метров.

Но я рано радовался: это был наш единственный выход за все время нашего заточения в этом доме. На следующий день нам показали ванную с туалетом внутри дома, где в кранах не было воды и мы, как и в предыдущем доме, пользовались водой из одной большой кастрюли: умываться, сливать, пить и чай кипятить. Входная дверь закрывалась на ключ, который, как я заметил позже, был один на всех охранников. Но самое главное – одно окно в застекленной прихожей открывалась без проблем, просто ручкой. Кроме того, все двойные окна в доме не были зарешечены и имели хотя и высоко расположенные, но достаточно большие форточки, чтобы в них можно было пролезть. Таким образом, открывались неплохие перспективы для побега. Более того, у нас была относительная свобода передвижения по нашей спальне, большой комнате и кухне, выходившей в прихожую с ванной и туалетом, то есть нам позволяли ходить практически по всему дому. Раз в несколько дней, ночами, привозили продукты, и охранники сказали нам, что мы можем готовить сами на газовой плите. Готовить, конечно, было особо не из чего, рацион состоял в основном из яиц, и мы готовили – яйца вкрутую, яйца всмятку, яичницу-глазунью и, может быть, еще омлет. Или все наоборот. Через сутки-двое яйца и консервы кончались, и мы все вместе с охраной сидели на яблоках и чае.