Матэ Залка - Добердо

— Ого-го! — закричал Арнольд и сделал шаг назад, но, не рассчитав, наткнулся на койку и сел. Только сейчас я заметил, что около подушки лежит его зеленый бювар.

— Твой трактат? — спросил я, улыбаясь. Арнольд повернул ко мне голову.

— Предложи мне, пожалуйста, сигарету. Хотя, стой, у меня есть трубка. Дай спички. Спасибо.

Когда я протянул к нему огонь, он схватил мою руку и, притянув к себе, заставил опуститься на койку.

— Ты сам пришел к этим выводам?

— Каким?

— Ну, что ты пойдешь в штаб бригады, что сто раз Чутора и что вообще ты будешь бороться?

— Сам.

Несколько секунд стояла тишина. Трубка Арнольда погасла. Вдруг он встал, взял под мышку бювар и протянул мне руку.

— Ну, не задерживайся там долго. — И направился к двери.

— Я прикажу Гаалу сообщать тебе в мое отсутствие результаты наблюдений.

— Буду очень благодарен, мой друг.

Шаги Арнольда затихли. И я только сейчас понял, как много во мне определилось.

Взглянул на часы. Надо спешить — приближается рассвет.

Торма и Гаал были пунктуальны. Я передал Торме свой приказ. Он прочел и покраснел.

— Когда это? — спросил парень смущенно.

— Сейчас же. Только предупредить всех, чтобы не было шума.

Объяснил Гаалу, что приказываю отвести отряд в штаб батальона, так как здесь ему все равно нечего делать.

— Господин лейтенант…

— Никаких возражений. Я так приказываю. Наблюдения могут продолжать отдельные лица, а всему отряду здесь нечего делать. Хомок тоже пойдет с вами. Надо будет пробраться незаметно для ротных стрелков. Поняли?

— Будьте спокойны, господин лейтенант. Вошли Хомок и Хусар.

— Разрешите доложить, господин лейтенант: фельдфебеля нашли, — заявил Хомок.

Хусар отвернулся, его плечи вздрагивали.

— Что случилось? — спросил я.

— Господина фельдфебеля кто-то искупал в латрине, — давясь от смеха, доложил Хусар.

— В латрине? — удивленно спросил Торма.

— Пусть и покоится там в мире, — пробурчал Гаал и прикрыл нос ладонью.

Я представил себе тяжелую квадратную фигуру Новака в тот момент, когда он выкарабкивался из латрины.

— Ну, и как же, его уже извлекли?

— Понесли на перевязочный пункт обмывать, — ответил Хусар.

— Ну, этот добился своего, — сказал я невольно.

И у всех сразу прорвался долго сдерживаемый смех. Гаал смеялся, громко покашливая. Хусар, трясясь от хохота, прислонился к стене. Торма несколько секунд смотрел удивленными глазами, потом тоже залился серебряным колокольчиком.

— Хусар, дружище, можете двигаться вперед, только смотрите, чтобы нам не разминуться у Нови-Ваша. Ждите меня у конца хода сообщения. А вы тут будьте наготове. Понятно?

Люди, сияя от смеха, смотрели на меня, только дядя Андраш возился за моей спиной, и я чувствовал, что многого из происходящего он не понимает.

Торма хотел проводить меня до Нови-Ваша. У парня вдруг нашлась тысяча вещей, которые он должен был мне сказать, и только моё категорическое приказание заставило его отказаться от этого намерения. Он спрятал мой приказ в верхний карман френча и крепко пожал мне руку.

— То, что ты идешь, это самый правильный поступок. Только боюсь, чтобы не было поздно.

— Будем надеяться на лучшее. Знаешь, как приветствуют друг друга шахтеры, встречаясь под землею: «Glück auf!» [27] Счастливо подняться! (нем.)

— Glück auf, господин лейтенант!

В устье хода сообщения я остановился и прислушался. Тихо.

— Куда это ты собрался? — вдруг спросил кто-то рядом со мной.

— Бачо!

— Да. Был здесь у старины Сексарди. Играли в карты. Ну и общипали же мы егерского обер-лейтенанта. Помнишь, блондин, был вчера у нас? Мне теперь везет. Наверное, невеста с кем-нибудь флиртует.

— Возможно, — сказал я, порываясь продолжать свой путь, но Бачо удержал меня.

— Я спрашиваю, куда ты собрался? Ведь не на прогулку же с этой сумкой и палкой.

Я объяснил ему, что иду в штаб бригады.

— Жаль, жаль, — откровенно сказал Бачо. — Мы сегодня затеваем маленький кутеж. Эрцгерцог все равно не приедет, и мы с обер-лейтенантом Шиком решили устроить отвальную. А третья рота готовит мне встречу. Будет несколько офицеров из четвертого батальона и от егерей. Я очень на тебя рассчитывал. А потом Шик сказал, что на свою ответственность хочет спустить седьмую латрину в итальянские окопы. Значит, будет весело.

— Смотрите, чтобы не влетело вам за это от штаба батальона, — сказал я, подзадоривая.

— Да ну его к черту, этот штаб! Пусть приходит сюда, если хочет командовать! Ты думаешь, я бы им не задал на твоем месте? Ого!

— Это правда, ты задал бы, — согласился я. — Но моему терпению тоже конец. Видишь, иду.

Бачо еще пытался удержать меня, упрашивая, чтобы я отложил все на завтра, но я решительно двинулся вперед. Когда отошел шагов на двадцать, он вдруг крикнул мне вслед:

— Гей, Матраи, слыхал, что фельдфебеля Новака ребята искупали в латрине?

Сделал вид, что не слышу, и ускорил шаг. Когда я миновал штаб батальона, мрак уже начинал редеть. Взлетающие на небо ракеты бледнели, предвещая близкий рассвет. Но в ходах сообщения еще царило оживление. Ночью они полны людьми: сменяемые, сменяющие, дежурные, навьюченные термосами, консервами, мешками с галетами, патронами, усталые обозники с ящиками амуниции движутся без остановки туда, на передовую линию. А в тылу передовой стоят резервы, перевязочный пункт, бомбометчики. Все это находится на метр-два под землей, хорошо замаскировано и спрятано от глаз противника. У второго резерва начинается линия тяжелой артиллерии, а дальше уже все находится на поверхности земли. Это та часть войны, которая вне линии огня.

Иду, иногда останавливаюсь, пропуская двигающихся навстречу солдат. Они идут попарно и несут все необходимое для многих сотен и тысяч людей. Из одного разветвления в главный ход вливается молчаливая группа. Ее обходят все спешащие на передовую линию, обходят, не проронив ни слова. На носилках закостеневшие ноги, окровавленные желтые лица, неподвижные глаза. Санитары идут сгорбившись, с напряженными лицами. Дальше — носилки с больными и ранеными.

Перед Нови-Вашем, где зигзаги ходов сообщения расширяются, кто-то окликнул меня:

— Доброе утро, господин лейтенант.

Смотрю на солдата, с ног до головы нагруженного ранцем, пледом и всякими пакетами.

— Кто вы такой?

— Денщик господина фенриха Шпрингера.

— Куда направляетесь?

— Нас послали обратно, господин лейтенант.

— А где фенрих?

— Там идет, сзади.

Денщик понижает голос:

— Господин лейтенант идет в полк? Не говорите там, что наверху у нас бурят.

— Почему?

— Господин фенрих вчера только одним словом обмолвился в офицерском собрании, и сегодня, господин лейтенант, как видите, мы уже идем назад. А у нас уже были все бумаги на курсы в Лайбах.