Сергей Дышев - До встречи в раю

— Ага… Надейся, сынок, может, гильотина заржавеет.

Джеги потрепал Сирегу по плечу и ушел. Его ждал плов, который организовал один из боевиков. Сирегу уже не приглашали…

А он ждал темноты. И как только стемнело, беглец сел в свой «жигуленок», подаренный за высокие результаты в «ратных делах», оглянулся украдкой на здание штаба. Оно показалось ему отвратительным. Бензина было под завязку. Он вырулил на дорогу, которая вела в столицу, и прибавил скорости. Где-то справа остались сгоревший дом Кара-Огая, хозмаг на углу, а слева, через три квартала, — квартира Зойки… Возле тюрьмы он притормозил, сплюнул ритуально, злорадно подумав, что так и не досидел свой срок… «Пусть Угурузов за меня посидит», — подумал он равнодушно.

Распроститься-расплеваться бы навсегда с этим удушливым непонятным краем. И было еще одно острое желание: иметь на соседнем сиденье автомат. Без железного друга, как без штанов. Он вспомнил сумасшедшую дурочку Ингу, заблудшую душу, и вдруг с пронзительностью почувствовал, как не хватает ее рядом. Он забрал бы ее с собой, вывез из черного мира на свет, и они, нахлебавшиеся чужой крови, никогда бы не возвратились к нелепому и греховному ремеслу. Но Инга уже умерла, и ему тоже готовят смертный карачун.

Впереди был пост. На выезде из города обычно дежурила смена из пяти-шести человек. Приезжали постовые на двух машинах. Сирега помигал фарами, показав, что едет свой. Он сбавил скорость, объехал уложенную на дороге бетонную плиту, потом другую, высунулся в окошко, чтобы поприветствовать боевиков. В лицо ему уперся луч фонаря.

— А ну стой! — раздался резкий голос.

И тут же путь преградила машина, трое ринулись к нему, резко открыли дверцы, наставили автоматы.

— Ребята, вы что? — решил возмутиться Сирега. — Своих не узнаете?

Он уже все понял.

— Вылазь, Сирега, — приказал старший.

Он узнал его, это был брат Джеги, нахальный долговязый юнец. Сирега неторопливо вылез из машины, на него тут же нацепили наручники, заставили сесть обратно в машину, правда, теперь на заднее сиденье. Двое примостились по бокам, а долговязый Джегин брат — за руль. Он повернулся и сказал:

— Извиняй, Сирега, но Агиров приказал задержать тебя, если ты сунешься из города…

— Ничего, ребята, все в норме, везите куда надо, — с наигранной бодростью отозвался Сирега.

И словно в прокрученной в обратную сторону киноленте, Сирега мысленно вновь поприветствовал незабвенную тюрьму, квартиру Зойки за три квартала от дороги, но уже по правую руку, пепелище Кара-Огая, соответственно слева, и хозмаг с выбитыми стеклами… Хотелось плакать. Но он так устал, что даже на это у него не хватило сил. Более всего он хотел покоя. Но и его еще надо было отработать. Просто так в мир иной смертников не отпускают. У сопровождающих на этот счет своя правда.

Его сразу повели к Агирову. Несмотря на глухую ночь, в кабинете горел свет. Сирегу подтолкнули, а долговязый брат радостно объявил:

— Вот, отловили, товарищ полковник, хотел смыться!

— Выслуживаешься, грязь, — не повернувшись, обронил Сирега и шагнул в кабинет.

Агиров, набычившись, сидел за столом. Восторга Джегиного родственника он не разделил.

— Подождите за дверью, — хмуро приказал он боевикам.

Они молча вышли. Сирега представил их лица: недоуменные и одновременно глупо-восторженные.

— Удрать хотел, подлец! — Агиров выскочил из-за стола, наотмашь ударил Сирегу по лицу. — Я так и предполагал!.. Приказ Лидера не выполнил, автомат утерял, дружка своего на тот свет отправил…

— Что вы мелете?! — От такой чудовищной лжи у Сиреги все поплыло перед глазами.

— Не ты отправил? Ладно. Все равно — туда ему и дорога!

— Раз в тюрьме сидел, — задохнулся Сирега, — значит, сразу на распыл можно? Я из тюрьмы не убегал и сам себя не освобождал! Я бы честно отпахал свой срок. И не просил меня освобождать… Вообще, мне до фени ваша революция! Вы за свою власть деретесь между собой, а меня воевать заставляли… Пусть меня обратно посадят! Я в России хочу сидеть. — Сирегу прорвало, с болью, ненавистью он выплескивал все, что накопилось за последнее время.

Агиров схватил пиалу, выплеснул остатки чая в лицо Сиреге, несколько чаинок осталось на щеке.

— Ах ты зэчара паршивый! — заорал он, свекольно побагровев.

Но Сирегу уже было не остановить.

— Отстаньте все от меня! Я русский. Мне не нужна ваша земля, посадите меня обратно. От звонка до звонка, отпахать — и покедова… По фиг мне ваш Нацфронт. Все ваши гешефты!..

— А, уже в тюрьму захотел, когда жизнь ломаного гроша не стоит? Хорошо было в крытой? А на свободе стрелять всех кого попало и грабить — плохо? Сколько женщин, стариков, детей положил зазря?

— Это ваши положили, — задохнулся Сирега. — Я только в бою… Это вы все тут озверели, а мне до задницы и фундики и фантики…

— А награбил сколько? — не унимался Агиров. — Ты, грязный ишак, свинья русская, ты уничтожал и грабил народ! Мой народ!.. Весело было тебе, шакал? Машину получил за подвиги? А чья она, знаешь? Не твоя. Ворованная!

— Так мне ее…

— Знаю! За твои гребаные заслуги.

— Кара-Огай подарил! — выкрикнул Сирега и тут же получил крепкий и точный удар в солнечное сплетение. Он согнулся в три погибели, не в силах вздохнуть.

— Ты Кара-Огаем не прикрывайся! Он тебя завтра пристрелит! Хотя я сам бы это сделал с удовольствием… Потому что ты, зэк поганый, не отсидел срок. Ты — беглый, и в тебя надо стрелять, как в бешеного шакала. Чтобы никого больше не смог убить!

Сирега сник. Из него будто вышли все душевные соки, а воля рассыпалась на осколки. Действительно, беглый зэк — и не более. Освободил его другой бывший зэк, а мент страдает: беззаконие! Но все равно служит ему как пес… Всё, круг замкнулся, и из него не выйти. Всему миру очень нужно отправить некоего арестанта Сирегу на тот свет. Без приговора. Без обжалования. Без сантиментов… И Сирегу закопают. Без имени, без бирки. Отняв даже память о нем. И мать-старушка не узнает… А будущие исследователи исторических коллизий, всякие там археологи, откопают улыбающийся Сирегин череп с отверстием, сильно обрадуются, будут крутить в дырочке пальчиком и рассуждать о величии или о безнравственности былой эпохи…

А может, Сирегины кости понадобятся потомкам для Могилы Неизвестного Боевика. И на приемной комиссии его останки победят: всех покорит открытая улыбка пустой Сирегиной головы. «Классный парень!» — скажут они. И ему крупно повезет. Правда, если какой-нибудь грамотей в очках не заявит, что череп европейского, а не азиатского типа. И его кандидатуру зарубят, а кости выкинут на свалку…

Вот такие мысли среди прочих посещали пока еще целую голову нашего непутевого героя, когда он сидел в камере, дожидаясь рассвета.